С-нежный

За окном метель и вьюга, так что Якова даже совесть ни капли не мучает за его домоседство, в такой буран по приемам, пусть и рождественским таскаться - себя не любить. А уж что Яков Петрович Гуро себя больно любит, весь высший свет Петербурга подтвердить может, Яша сам это мнение тщательно поддерживал, чтоб не приведи господь у кого мысль не закралась, что он кого-то еще может полюбить. Так что решение провести сочельник дома, в компании коньяка да преинтересной книги, было взвешенным и вполне обдуманным. Домоседом Гуро не был, роскошь приемов и перспективность новых знакомств любил, да и нарядами блеснуть - отдельное удовольствие, но сегодня, слушая завывания ветра за окнами, и с каждым часом все ближе придвигая кресло к разожженному камину, Яша ни капли не жалеет, что лишен сегодня возможности мерзнуть в чьем-нибудь доме, попивая холодное шампанское. Сам гостей не ждал и не звал, праздники Яша любил, но к себе домой старался не пускать, незачем. Кресло тем временем за вечер передвинулось уж с середины комнаты к самому огню, а ветер всё не унимался, ночью, наверное, настоящая снежная буря разразится. Гуро как раз заново устраивается в кресле, сходив за меховым пледом в спальню, когда слуга в дверь стучится и заспано немного и неуверенно сообщает: - Приехали к вам, барин. Брат ваш, говорят. Пускать? Прислугу Яша только-только новую нанял, и пока весь штат ходил по струнке и справедливо опасался “господина из Третьего отделения”. Яков чуть бокал от неожиданности не роняет, прикидывая, что вероятнее - что у кого-то достанет наглости Эрастом представиться, или что у Эраста хватит глупости в такую метель, а не первый день снега-то, сорваться в столицу. Репутацию редкостной бездушной скотины Гуро поддерживал тщательно, так что вероятность первого стремилась к нулю. Вероятность второго была настолько безумной, что походила на правду, Яша даже вскочил порывисто с кресла, уронив плед и расплескав коньяк, а Федор, глаза округлив, чуть не шарахается назад, в темень коридора. - Пускать, конечно, - рявкает Яков, наспех застегивая камзол, а когда из комнаты, слуги уже и след простыл - понесся выполнять указание. - Эраст, ты с ума сошел? - Яков сбегает по ступенькам в холл, порывисто обнимая закутанного в пальто с жиденьким меховым воротом брата. - Господи, да ты верно совсем разум потерял… - Потерял, Яш, от тоски совсем свихнулся, - смеется Эраст, обнимая в ответ, утыкаясь холодным носом в шею. - Ох, ну и холодина. Я так рад, что тебя застал. - Дурень желторотый, - возмущается Гуро, стаскивая с мальчишки пальто, отогревая его холодные, чуть ли не ледяные руки в своих ладонях. - Ну о чем ты думал, дурак, холод такой, дорога дальняя, один опять поехал… - А с кем мне ехать, у меня только ты, - Эраст, еще не отогреваясь, но почувствовав тепло, зубами начинает стучать, и вздрагивать крупно, смеясь и даря Яше счастливые улыбки. - Водки принеси, - распоряжается Яков, глянув на Федора, пристраивающего эрастово пальто на вешалку. А после - коньяку подогретого и сахару. И… - Да не надо ничего, не голоден, - обрывает Эраст, прильнув измерзшимся телом, запустив бесстыдно руки под камзол, спину тут же холодом продирает. - Ох , дурной, - повторяет Яша, увлекая нежданный свой рождественский подарок на второй этаж к разожженному камину. - Любимый, но дурной. - Главное - любимый, - заявляет несносный мальчишка, взлохмачивая черные вихры пятерней и послушно плюхаясь в широкое кресло перед камином. - Яш, в Москве такая скука… Да везде скука, если ты не рядом… Слова получаются невнятные, его все еще дрожью колотит, и Эраст замолкает, позволяя Яше раздеть его до рубашки и укрыть меховым пледом. Тут и Фёдор с подносом приходит - Эраст плед до носа натягивает, глянув стеснительно на слугу. На подносе водки графинчик, графин коньяку, лимон тонко напластаный, сахарница, ваза с конфетами шоколадными, да блюдце с бутербродами с красной икоркой. Фёдор явно подавал надежды. - Давай-ка, выпей, малохольный, - Яков водку по стопкам разливает, протягивая Эрасту. -Не ругайся, Яш, - просит тот, погладив по пальцам. - Я один не хотел в рождество быть. И не хотел, чтобы ты один был… Гуро кивает требовательно, чтоб пил, и сам рюмку опрокидывает, поморщившись привычно, когда горло и внутренности огнем обдает. - Ну-ка съешь, - протягивает Эрасту бутерброд, настойчиво дожидаясь, пока тот сначала нос поворотит, а потом-таки откусит добрую половину, всё ещё морщась от водки. - Что ж вы, господин коллежский регистратор, водки чтоль не пили? - Ну тебя, - отмахивается Эраст, сдвинувшись в кресле, давая Якову место сесть. Тот и садится рядышком, обнимает, прихватив губами кромку холодного покрасневшего уха. - О чем думал, когда в путь отправился даже не упредив? - Яков, погладив дрожащие плечи, подтягивает плед, чтобы до подбородка Эраста укрыть, а сам коньяк в бокал наливает и Эрасту под нос сует, дождавшись, пока глотнет, а следом - лимон в сахаре. - Уши все отморозил. Руки ледяные. А коли не было б меня дома, куда бы ты в такую метель отправился? - Ну ты же дома, - возражает Эраст и тянется к вазочке с конфетами. - Рождество надо с любимыми встречать. Вот я и решил поехать. Алкоголь заметно замедляет его речь, но в сон мальчишку ещё не клонит - Эраст льнет к рукам, трется согревшимся носом о щеку, срывает с губ поцелуи, ласковые и теплые. - Любовь ты моя дурная, - вздыхает Яков, целуя мягкие губы, раскрасневшиеся щеки и высокий, не тронутый морщинами лоб. - Подарок ты мой рождественский. Эраст смеется, за шею обнимает, ластится, удивленно моргнув, когда Яков, вспомнив кое о чем, отстраняется. - Посиди-ка здесь, - Гуро вскакивает с кресла, кивнув на початый бокал. - Допей и лимоном заешь, вот еще не хватало, чтоб ты всё Рождество в постели больной провел. Эраст хоть и изображает неудовольствие - Яша согласен, теплый коньяк - гадость, - но руку к бокалу протягивает, а когда Гуро возвращается в комнату с тяжелым свертком в руке, бокал уже дисциплинированно пуст, ряды лимонных пластинок поредели, а вазочка с конфетами и вовсе почти разорена. - Я тебя хоть и не ждал, а подарок приготовил, - Яша садится в кресло, брата обнимая, и сверток ставит ему на колени, прижавшись губами к виску, наблюдая за тем, как ловкие пальцы расправляются с упаковкой. - Яш, красота какая… - Эраст даже рот от восхищения приоткрывает, держа обеими руками хрустальный шар с взметнувшимся внутри бело-серебристым снежным облаком. - Как увидел - сразу о тебе подумал, - признается Гуро. - Ты любишь такие затейливые вещицы. - Очень люблю! - мальчишески восхищается Эраст, аккуратно тряхнув тяжелый шар и с детским восторгом наблюдая, как снег оседает на крыше изящного домика. - Яшенька, да это просто волшебный подарок! Спасибо! Яков смеется и немного смущается, принимая благодарность и поцелуи. Эраст прижимает игрушку к груди, иногда встряхивая и любуясь. Так и засыпает с ней в обнимку, прижавшись к Яше, засопев тихонько. Да ещё и отдавать не хочет, даже во сне, когда Яков пытается выпутать безделицу из цепких рук, чтобы поставить на стол. Но Гуро это все-таки удается, и тогда, подняв крепко спящего, закутанного в меховой плед брата на руки, он отправляется в спальню, опуская Эраста на постель с первым из двенадцати ударом часов. - С Рождеством, любовь моя, - шепчет тихонько, коснувшись губами лба. - Будь счастлив.