***
Записка лежала на письменном столе в рабочем кабинете повелителя Нарготронда, придавленная тяжелым ободком королевской короны. «Не ищите меня, я ушел помогать Берену во исполнение клятвы, данной некогда его отцу. Взамен себя оставляю Ородрета (временно, до возвращения). Не скучайте, вернусь при первой же возможности. Ваш Финрод Фелагунд». …Дело происходило за закрытыми дверями. Берен уже успел предъявить кольцо, рассказать историю своей нездешне идеальной любви, к которой Финрод отнесся, как полагается, со всем сочувствием. Теперь Берен требовал помощи. — Но чего именно ты хочешь? — конкретно вопрошал Финрод. — Не могу же я взять Ангбанд приступом. На это у Нарготронда не хватит сил. И если собрать все королевства эльфов, — добавил он, — тоже, наверное, не хватит. Да и времени на эти сборы ушло бы столько, что смертный успел бы помереть или, во всяком случае, брачная жизнь утратила бы для него всякий интерес. Но этого говорить вслух Финрод не стал. — Да о том и речи нет! — воскликнул Берен. — План у меня уже есть, такой, что пальчики оближешь. Есть против Моргота средство! Мне моя Лютиэн сказала, а ей мамка сказала — на женский пол он, злодей, падок. Нет, не на всякую, конечно, кто в юбке ходит, ему самых красивых подавай, но слабость такую имеет. И вот как ему от девицы страсть в голову стукнет, так он соображение-то и теряет. И если на него в это время поколдовать хорошенько, он и уснуть может. А с ним и все его подначальные. Вообще все спать будут. Тут-то сильмарилл скрасть и деру. Смекаешь? Конечно, Финрод смекал. Хотя совсем не был уверен, что его колдовских умений хватит даже против какого-нибудь средней руки майа. Но, наверное, Мелиан знала, о чем говорила. В конце концов, с Морготом она была знакома еще до начала времен. — А кто будет самой красивой девицей? — спросил он. — Так Лютиэн же! — уверенно отвечал Берен. — Красивей ее во всем свете нет никого и не было. Финрод посмотрел на него с недоумением: — Но ведь она в Дориате. — Само собой! Кто ж свою дочку единственную к Морготу-то отпустит?! Ну и ее мамка не пустила. И правильно сделала. Еще Лютиэн моя этому вражине глазки не строила. — Тогда я не понимаю… — Вместо Лютиэн будешь ты, — объяснил Берен. Финрод опешил. — Я приду в Ангбанд и скажу, что я Лютиэн?! Ты думаешь, мне поверят?! — А что? Моргот ее никогда не видел. — Но я мужчина. — Да вас, эльфов, не разберешь, кто у вас кто. Наденешь платье покрасивше… — Я не ношу платьев! — перебил его Финрод. — Но ты ж король. Что ж тебе, платья никто не одолжит? В Нарготронде красивейшие платья носила Финдуилас. Так вышло, что сейчас она была здесь самой родовитой дамой, да и вообще любила наряжаться. Финрод представил, какое лицо будет у нее, когда он обратится к ней с этой просьбой. И как он объяснит, зачем оно ему нужно?! Возникающие на тернистом пути задачи Берен решал с неимоверной легкостью: — Скажи, что для меня. Какое лицо было бы у Финдуилас при таком повороте дела, Финрод не мог даже представить. — Да ничего, пусть думает что хочет, — великодушно разрешил Берен. — Я потерплю. И вообще неча о планах наших распространяться. — Но кому-то сказать неизбежно придется. Я же не могу исчезнуть просто так, без объяснений. — Да ты что! Ничего никому не говори, записку оставь. Напиши, мол, ушел мне помогать, а куда и зачем, не пиши. А то эти злыдни как пронюхают, так следом за нами побегут. Один на другом поскачут! — И ведь догонят, — вздохнул Финрод. — И главное, — сообразил наконец он, — Моргот меня узнает. Он меня еще в Валиноре видел. — Так колдовство же! — и Берен сделал несколько пассов вокруг своей физиономии. — Напустишь на себя вид. А я тебе помогу. Подсказывать буду, чтобы на Лютиэн вышло похоже. Если бы это было так просто! Финрод вздохнул снова. — У меня вот еще плащик есть, — сказал Берен и вытащил из своего мешка какой-то черно-синий поблескивающий сверток. — Его Лютиэн сделала, говорит, что чародейский. Финрод повертел плащ в руках так и эдак и посмотрел на Берена вопросительно: — Как его использовать? — Не знаю я! — отмахнулся тот. — Вам, эльфам, виднее, я в этом не разбираюсь. Теперь король Нарготронда редко появлялся на публике и вообще на виду. Почти все время он проводил в комнате смертного гостя, и что они там делали, никто не знал и даже не догадывался. Как-то вечером, когда все, кроме Финрода и смертного, были заняты ужином, заеденный любопытством Ородрет тихонько прокрался к двери и прижался ухом к щели между ней и косяком. Дверь была закрыта плотно, но чуткий эльфийский слух все же улавливал разговоры. Это были странные фразы: — Не, давай пониже? — Ниже уж некуда, — говорил Финрод, — и так все наружу. — А ты как хотел? Ну-ка, рукой придержи тут. — Осторожнее! — Да не видно, куда тыкать! — оправдывался Берен. — Растянуть как-нибудь надо, что ли. А то не извернуться. — Погоди, я лучше это сниму. — Не-не, не надо! Мне так удобнее, не снимай. В коридоре послышались чьи-то шаги, и Ородрет поспешно отошел. Вид у него был озадаченный. Чем там занимался любимый дядя?! Берен требовал платья темно-синего — такие носила Лютиэн и, по мнению Берена, в них была самой красивой. Такой, что просто ух! Поиски Финрод начал с вещей младшей сестры. Артанис живала в Нарготронде редко, но ее комнаты всегда пребывали готовыми к очередному ее внезапному набегу. Где-то там до сих пор стояли несколько дорожных баулов, которые Артанис так и не удосужилась разобрать. Шарить в пожитках ближних своих было совсем не в правилах Финрода, и он утешал себя тем, что раз сестра не сунулась в баулы столько времени, это еще валинорских времен барахло не так уж ей и нужно. Какие-то предметы одежды повергли Финрода в растерянность. Так, например, среди нижних юбок и корсетов он внезапно обнаружил штаны. Обычные мужские штаны из некрашеного и неотбеленного льна. Взглянув чуть внимательнее, он узнал в них свои собственные, в которых ходил на рыбалку или просто гулял летом по лесу. Помнится, он усиленно искал их, да так и не нашел. А они оказались вот где. Странно… Совершенно не идущее Артанис белое платье — конечно, подарок Индис. Самой золотоволосой Индис белое тоже было не к лицу, и, не будь Финрод столь благонравен, заподозрил бы, что платье было просто передарено из соображений «на́ тебе, боже». Черноволосой Лютиэн этот наряд был бы очень кстати, но Берен решительно его забраковал: ровно невеста на похоронах, сказал он. Финрод подивился про себя странным обычаям смертных. Темно-синего платья в баулах не оказалось. Зато нашлось пунцовое — да что там нашлось, оно едва ли не само лезло в руки. Его невозможно было не заметить. Яркость оттенка посрамила бы любого балрога. Финрод даже зажмурился. — Во! — восхищенно сказал сзади Берен. — То, что надо. Самое оно. Открыв глаза, Финрод резонно возразил: — Но ведь оно не темно-синее. — Ну и что? Как раз годится греховодничать, это я тебе говорю. Финрод не стал спорить. По причине искаженности всего их рода смертные разбирались в этих материях гораздо лучше. Покрой платья был вызывающим ничуть не меньше, чем цвет. На плечах оно могло держаться только каким-то чудом, и вряд ли шнуровка на переде лифа много этому способствовала. Длина пышной юбки приличий на первый взгляд не оскорбляла, но сбоку обнаруживался разрез, казалось, чуть не до пояса. По какому случаю Артанис могла бы надевать такое, Финрод не мог себе даже вообразить. Он определенно чего-то не знал о сестре. Теперь за закрытыми дверями кипела напряженная работа. Рост и телосложение Артанис в кои-то веки пришлись кстати. Но сколь ни малы были различия между эльдар и эльдиэр, они все же были. Даже если эльдиэ звали Нэрвен, в талии она была заметно тоньше. Кое-как примерить платье все же удалось, но на животе оно натянулось, как на барабане. Нитки швов угрожающе потрескивали. Финрод боялся даже дышать. Берен заикнулся было снова о колдовстве, но Финрод только помотал головой. Замахиваться на весь телесный облик он не дерзал. Дал бы ему Эру справиться с одной только переделкой лица. Срочно худеть Финрод тоже отказался. Да это и вряд ли бы что дало, ибо телесным избытком он не страдал. И в один из корсетов Артанис его впихнуть не получилось — воздуха в животе не оставалось даже на то, чтобы ходить, не то что петь, танцевать и строить глазки. Корсет Финрод отнес обратно в комнаты сестры, а когда вернулся, то увидел, что Берен успел подпороть на платье боковые швы и теперь уверенной рукой размечал шилом дырки в материи. — А мы тут тоже шнуровки пустим, — как ни в чем не бывало отвечал он, мельком глянув на всполошенный королевский лик. — Как сразу не догадались! Так даже еще и лучше будет. — Артанис меня убьет. — Ничего не убьет. Еще спасибо скажет. И платье все-таки утвердилось на Финроде, хоть и таким способом. Но тут же вылезла другая закавыка — чего-то явно недоставало ниже плеч, но выше талии. Попробовали стянуть шнуровку — платье только издевательски перекосилось. — Не хватает, — сделал верный вывод Берен. Жантильным языком он не владел, а по-простому выражаться стеснялся, поэтому руками изобразил, чего именно не хватает. — Набить чем-нибудь надо. Но все, чем они пытались восполнить объем, неумолимо торчало из шнуровки. Закрывать же ее Берен не позволил: в ней самый смак, сказал он. И теперь они пытались накормить волков и сохранить овец. — Ты же женщина! — доносился теперь из-за двери голос смертного. — Я мужчина, — вежливо, но твердо отвечал Финрод, репетируя покачивание бедрами.***
— Называет себя Лютиэн, дочерью Тингола из Дориата, — закончил докладывать Готмог. — Врет, наверное. — Почему ты так решил? Страшная, что ли? — Никак нет, с этим все в порядке. Но настоящей Лютиэн что здесь делать? — Давай ее сюда, — распорядился Моргот. — Сам посмотрю. Нет, не сюда. В тронный зал ее веди. Я-то король уж точно настоящий, приму по-королевски. Глава балрогов отправился выполнять, а Моргот завернул еще к себе, чтобы нахлобучить корону. Сидеть на троне с непокрытой головой было как-то несолидно. Половинка высокой резной двери темного дерева легко отошла и впустила статную эллет, закутанную в плащ. Позади нее маячил какой-то адан, но на него Моргот не обратил никакого внимания. Его изучающий взгляд впился в необыкновенную гостью. Самозванка она или нет, Морготу было совершенно безразлично. По сравнению с ним, вторым после Эру, подлинность титулов Воплощенных не значила абсолютно ничего. Моргота интересовала пригожесть. Прославленная красавица оказалась очень высокого роста и при общем изяществе весьма плечистой. Моргота это устраивало. Он и сам был немаленьким, а что до телосложения дамы, то, как говорится, гораздо приятнее скакать на боевом коне, нежели на мелкой кляче. Прочие подробности надежно скрывал плащ. — Здравствуй, гостья незваная, но прекрасная, — произнес Моргот тоном радушного хозяина. — Проходи, рассказывай, с чем пожаловала. — Здравствуй и ты, Владыка Тьмы, — приветствовала она его звучным голосом. — Меня зовут Лютиэн, я дочь короля Тингола. Больше всего на свете я люблю петь и танцевать, но среди подданных моего отца в Дориате я не нашла достойных ценителей моего искусства. — И ты хочешь найти такого ценителя в моем лице? — прищурился Моргот, встал с трона и направился ей навстречу. Что-то было в ней такое, отчего хотелось залихватски подкрутить ус, отпустить не совсем приличный комплимент и с удовольствием получить в ответ одобрительную ритуальную пощечину. Усов Моргот не носил, а вот от остального едва удержался. — В Арде нет никого могущественнее тебя, — снова поклонилась гостья. — Тебе доступно великое знание, а значит, ты и прекрасное должен понимать как никто. Лучше любого из Воплощенных уж точно. — Твои слова красивы, — кивнул Моргот. — Как и ты сама. Я уже готов ценить все прелести… искусства. Он обошел вокруг нее, как кот вокруг миски сметаны, и, словно невзначай, слегка потрогал пряжку на плаще. — Но я хотела петь, — растерянно сказала прелестница. — Зачем? Что у меня, петь некому? — да Моргот и сам был мастер по этой части, о том свидетельствовала вся Первая Музыка. — Я уже всякое пение слышал, а вот красоты такой еще не встречал. Прелестница увернулась. — Но я хотела при этом танцевать. — А, это другое дело, — Моргот отодвинулся на пару шагов и сделал приглашающий жест. — Ты что же, в плаще танцевать будешь? — Не только, — сказала она так, что Моргот чуть не облизнулся. — С трона тебе будет лучше видно. Моргот — сама покладистость! — сел куда сказано. — Более внимательного зрителя у тебя еще никогда не было. Начинай же! Но его все-таки беспокоило, как бы столь многообещающая красотка не затянула что-нибудь благостное про звезды, цветы или еще каких-нибудь барашков. Хотя, с другой стороны, и про цветочки можно спеть так, что… Голос у красавицы сверх всякого чаяния оказался довольно низким. Но и это пришлось Морготу по душе. Он вообще не любил сопрано — пищат что-то там, как комар над ухом. Поначалу песня была именно такой, как опасался Моргот — про девицу, грустящую оттого, что в жизни нет любви, которой просит сердце. Красавица пела, опустив глаза, негромко и очень печально. У Моргота даже в горле заскребло и подозрительно зачесалось в уголках глаз — это пение растрогало бы и Намо. На самой унылой ноте она заломила руки, приложила их к сердцу — и вдруг рванула фибулу у горла. Черно-синий плащ слетел на руки подскочившего сзади адана. Платье полыхнуло как пламя из-под пепла. От роскошного декольте на не менее роскошных плечах у Моргота перехватило дух. А потом перехватило еще больше: картинно изгибая стан, затянутый в пунцовый шелк, поглядывая из-под длинных опущенных ресниц, затейница шла перед ним в танце, выделывая такие коленца, каких от эльфийской девы и ждать было невозможно. Тяжелой волной колыхались темные волосы, взметывалась огненная юбка, развевались в воздухе какие-то пояски и ленты. Понятно, почему она не нашла ценителей в своем сонном Дориате. Да при папе с мамой такого и не станцуешь. В разрезе юбки мелькали длинные стройные ноги. Ступни, пожалуй, были великоваты для девичьих, но Моргот отнесся к этому снисходительно. Никто не идеален. Зато сколько темперамента! Такого пламени даже Ариен не излучала. Моргота аж в жар бросило. Соблазнительница явно знала, что делала. Где только научилась? Врожденное, наверное. Моргот так и подался вперед, едва не вываливаясь с трона. Сейчас, с горящими глазами, он напоминал кота, караулящего в засаде. И едва только чаровница оказалась совсем близко, рука его стремительно рванулась вперед и обвила гибкую талию. — Радость моя, — промурлыкал Моргот, привлекая искусительницу к себе, — ты изумительно танцуешь. Но гораздо больше удовольствия мне доставит видеть тебя на коленях… — Ни за что! — вспыхнула красотка, сверкнув глазами. Моргот захохотал, подтянул ее еще ближе и, подхватывая второй рукой, уточнил: — На моих коленях. Сбоку как будто послышалась какая-то возня, и Моргот недовольно повернул голову. Оказалось, что за это время адан, о котором Моргот уже успел забыть, потихоньку вдоль стеночки пробрался почти к самому трону. — А ты здесь лишний. Пшел вон! — Да я как раз чтоб не мешать, — попробовал отвертеться Берен, прячась подальше за спинку трона, но палец Моргота совершенно недвусмысленно указывал на выход. После такого оставаться в зале было никак невозможно, даже у стеночки, даже в уголке, и Берен волей-неволей попятился к дверям, провожаемый горестным взглядом. План явно шел как-то не так. — Давай-давай, пошевеливайся! — поторопил Моргот. — Да, заодно на-ка поставь ее вон туда, чтоб не мешала. С этими словами он снял с головы корону. Берен чуть не выронил ее из рук — корона оказалась тяжеленной. Он тихонько поволок регалию к выходу. Там, в дверях, Берен осторожно оглянулся — Моргот увлеченно шептал что-то на ушко своей новой страсти, придерживая ее чуть пониже талии. Самое время. И Берен, вынув ножик, принялся расторопно выколупывать камень. Крепления были прочными, но и предусмотрительно стибренный Ангрист был клинок что надо. Дело помаленьку продвигалось. «Все три доставать надо, раз уж пришли, — думал Берен за своим занятием. — Поделим. Один еще себе возьму на обзаведение, один Финроду отдам. Ему тоже доля полагается». Вспомнив о Финроде, Берен еще раз оглянулся — как оно там? Да ничего, сидят вон. Ишь, жеманится! Не знал бы — сам бы поверил. А Моргот, зараза, спать и не думает. А кто б на его месте уснул бы? Ну, до срама время еще есть. Не будут же прямо здесь-то. На троне-то, поди, и неудобно. — Только после свадьбы, — еле слышно лепетала между тем чаровница. — Существенное само собой, — отвечал Моргот, отнюдь не собираясь разжимать объятий. Он был злодеем порядочным и ничего не имел против пути к утехам через законный брак. — Но поцелуй-то в честь обручения можно. Чаровница окончательно залилась краской и потупилась. Берен разогнул последнее крепление, подцепил кончиком ножа сильмарилл, ковырнул — и камень, чуть скрежеща о края короны, понемногу начал вылезать. Моргот, воздав должное девичьей стыдливости, потянулся к губам прелестницы. Берен подхватил сильмарилл… — А-а-а! — раздался громкий вопль. Тряся будто обожженной ладонью, Берен выронил камень. Ангрист, застрявший в хитросплетениях короны, сломался. Лезвие его, разогнувшись на свободе, описало в воздухе дугу и прочертило царапину на Морготовой щеке. Тот дернулся. Чары рассеялись. — Да это мужик! — заорал Моргот еще громче, вскакивая. Девица слетела с его коленей. То есть уже не девица. На месте обворожительной брюнетки возник растрепанный, красный до ушей Финрод в неприлично декольтированном платье и с еще более неприлично подведенными глазами. На секунду остолбенел даже Моргот. — Финрод? — ошарашено выдавил он, словно не веря тому, что видит. На шум в зал ввалились орки охраны. Это вернуло Моргота в себя. — Ступайте, — махнул он рукой. — Без вас разберусь. Орки удалились. Только мельком посмотрев на стоящего столбом Берена, Моргот обошел Финрода со всех сторон. Молча, подняв брови и покачивая головой. Потом оглядел себя так, словно с Финрода на него могли переползти некие таинственные переносчики этого порока; с невыносимо брезгливым выражением двумя пальцами снял с рукава длинный золотой волос. — Искаженец! — произнес Моргот с величайшим отвращением. — Совсем всякий стыд потерял. Даже в Ангбанде никакого спасу нет. — Я не искаженец, — возразил Финрод со всей суровостью, на какую был способен. — Зеркало принести? — ехидно полюбопытствовал Моргот. — Думаешь, раз во Внешних Землях и валар не видят, то все можно? Ты еще в Валиноре был какой-то подозрительный. А теперь распоясался окончательно. — Ты лжешь, Моргот. И всегда лгал. — Только моя ложь всегда оказывается правдой, — изрек Моргот, и Финроду стало страшно. Моргот меж тем уселся обратно на трон, взглянул оттуда на пару визитеров еще раз и процедил: — Нет, не могу я на это смотреть! Воды! — гаркнул он так, что орудия пыток и мучений на стенах зала зазвенели. И добавил в открывающиеся двери: — Да побольше. Наступила зловещая тишина. План провалился. Впереди не ждало ничего хорошего. Финроду оставалось лишь сколько возможно не посрамлять чести Третьего Дома и встретить свою участь с достоинством. Легко сказать! Маэдросу во времена оны было легче — на нем хотя бы не было платья. Два орка втащили большой ушат, по знаку Темного водрузили его на одну из скамей у стены и тут же убрались вон. Едва дверь за ними закрылась, Моргот в шею дотолкал Финрода до воды и, все так же держа за загривок, макнул головой в ушат. Со стороны выглядело так, будто беднягу сейчас утопят, как котенка. Моргот чуть ослабил хватку, Финрод, отфыркиваясь, приподнял голову, и тут же — Финрод едва успел зажмуриться — по его лицу проехался кусок мыла, а потом еще раз и еще. Мыла Моргот не заказывал, но орки охраны понимали волю повелителя не хуже своей собственной. А потом Финрод снова оказался головой в воде. Глаза щипало, он упирался и отплевывался, но ручища Моргота продолжала безжалостно возить по его лицу. Наконец экзекуция завершилась. Финрод отдышался, кое-как вытерся рукавом. Моргот стоял напротив, скрестив руки на груди. — Внук Финвэ, — с выражением теперь уже величайшего презрения сказал он. Если бы мог, Финрод провалился бы сквозь каменный пол. Моргот запустил руку ему за пазуху и вытащил все, что Финрод так тщательно туда запихивал. Пустое декольте повисло чуть не до живота. Финрод подтянул платье повыше. С волос на лоб скатилась очередная капля воды, сбежала по носу, свесилась… Финрод смахнул ее, и платье тут же кокетливо сползло с плеча. Он поддернул платье обратно, и оно сползло с другого. — И все это для того, — добавил Моргот, — чтобы я мог сказать твоим подданным: «Да имел я вашего короля»? Мандос все более казался местом спокойным и гостеприимным. Финрод готов был отправиться туда прямо сейчас. Только одно удерживало его — заявиться к Намо в таком виде он не мог. Не исключено, что и тот не пустил бы его даже на порог своего порядочного заведения. Лучше вовсе без ничего, но сбросить это проклятое платье обстоятельства тоже не позволяли. — Много твоих родичей ко мне ломилось, чтобы меня убить. Но чтобы… — тут Моргот сделал паузу, — такого еще не было. Хотя, конечно, каждый воюет чем умеет. — Да не искаженцы мы! — решительно вступился за их добрые имена Берен. Его злило, что Моргот постоянно разговаривает с одним только Финродом. Ну внук, ну Финвэ, но Берен тоже не пустое место. Он тоже чего-то стоил. В конце концов, Моргот назначил за него награду не меньше, чем за другого внука того же Финвэ. — Мы сильмарилл красть пришли! В доказательство он громыхнул окривевшей теперь железной короной и указал на сияющий на полу камень — трогать его руками Берен уже опасался. Моргот достал из кармана носовой платок и подобрал сильмарилл, другой рукой прихватил корону и вернулся на трон. — Чего только не придумают, лишь бы не сознаваться, — заметил он между делом, починяя свою регалию. Просто так, одними руками. «Неужели получится?» — думал Берен. — Это правда, — сказал Финрод. — Мы действительно пришли за сильмариллом. Он нам нужен… — Чтобы Феаноринги вам за него головы оторвали? — Чтобы жениться. — На ком из них? — с интересом осведомился Моргот. Берен аж вознегодовал на такую несообразительность: — Да не ему жениться! Мне! Наконец Морготу удалось вставить сильмарилл обратно в гнездо. Потом он с усилием куда-то нажал, еще куда-то надавил, и вот корона была уже как новенькая. Моргот надел ее снова и осмотрел Берена с головы до ног: — На это они не согласятся даже за все три. — Я на Лютиэн женюсь, тупой ты болван! — вскипел Берен. — Если принесу сильмарилл… — А если принесешь все три, — лениво перебил его Моргот, — то женишься на Варде Элберет. Вы оба совсем изоврались. Если уж вздумал мне арапа заправлять, — повернулся он к Финроду, кого явно считал за главного в этой шайке, — надо было делать это тоньше. Сказал бы, что еще с валинорских времен по мне сохнешь, жить без меня не можешь — я бы, конечно, все равно не поверил, но мне бы это хоть польстило. — Такого я даже под пытками не скажу, — твердо ответил Финрод. — И я! — добавил Берен. Моргот отмахнулся: — Какие еще пытки? Вас таких любой орк пытать побрезгует. Да и не нужна мне ваша откровенность, я от нее со стыда помру. — Помрешь ты, как же! Держи карман шире! — если уж суждено было пропадать, Берен решил делать это с музыкой. — Дозволяю последнее желание, — объявил Моргот. — Одно на двоих. — Почему?! — возмутился Берен. — Одно ты уже только что истратил. Финрод собрался с духом: — Дай мне какие-нибудь штаны. Хоть старые и орочьи. — Нет уж! — злорадно сказал Моргот. — Я разрешил назвать последнее желание, но не обязывался его выполнять. В каком виде грешил, в таком и кару принимать будешь. И Финрод понял, что Моргот действительно Зло.***
На отвесной стене Тангородрима теперь было весьма оживленно. — Колдони чего-нибудь, — кряхтел Берен. — Сдохнем же. — Я уже колдую, — отвечал Финрод как можно более незлобиво. Вдобавок ко всему ему было холодно — ветер постоянно задувал под платье. — Иначе мы бы уже давно… — Так ты чтоб нам свалиться! До земли было недалеко. Но внизу, на земле, сидел Кархарот — Моргот извлекал уроки из прошлого. Волку было скучно. Порой он вскакивал на задние лапы и щелкал зубами. Поначалу Берен и Финрод инстинктивно поджимали ноги, а потом им надоело. Тем более, что до пяток Кархарот все равно дотянуться не мог. Волк обиженно скулил, но попыток не оставлял. Некоторое время они висели просто так, молча и печально. — А это что там такое? — вдруг снова подал голос Берен. Далеко у самой кромки горизонта в небе мельтешило что-то черное. Свободной рукой Финрод убрал с лица подол платья, опять завернутый ветром, и присмотрелся. Зорким эльфийским глазам предстала летящая к Ангбанду чудовищная летучая мышь. Еще чуть погодя сделалось видно, что, сопутствуя ей, по земле стелился огромный то ли волк, то ли пес.