Алексей Губанов: Привет. Мы знакомы?
Владимир Семенюк: ещё нет, но я тот самый с б класса, который цепляет всех девочек в школе Так и завязалась самая красивая история любви в жизни Вовы. Он был поражён, что его не проигнорили тогда, а Губанов и в самом деле не был таким уж замкнутым, просто пока что находился, как говорится, не в своей тарелке. На деле оказался очень интересной и привлекательной личностью, рядом с которой Семенюк не чувствовал своё превосходство, а скорее ущербность. Однако, от общения с Лёшей Вова становился даже чуточку умнее, хотя и так был не дурак. После каникул они стали активно общаться, хоть и Губанову было пиздец как неловко, по нему заметно. Иногда были однотипные ответы на вопросы, но Лёша Вове понравился, как не нравилась ещё ни одна одноклассница. Прошло почти три месяца, но будто бы всего одно мгновенье. Только выпал снег и стало холоднее, а так всё протекало своим ходом. Завоевание Лёши далось брюнету сложнее, чем далась алгебра напополам с геометрией и, честно признать, он думал, что это — первая его безответная любовь и что они слишком разные. Но, чудеса бывают и это был изи вин. Хотя нет, изи — это уже преувеличение. Владимир шёл по заснеженной улице (мать снова отправила прогуляться), на самом же деле у него была договорённость о встрече. Это должно было быть почти свидание, а на вот такие откровенные, настоящие свидания Вова никогда и не ходил. От этого было только хуже — пульс предательски скакал, ноги чуть ли не отказывали и прочие прелести сильного волнения. Губы парня были обветренными, отчего приходилось их постоянно облизывать, что придавало брюнету нелепый вид. Небо потихоньку начинало темнеть, всего через полчаса уже наступили конкретные сумерки, а народу наоборот прибавилось. Каждый спешил доделать свои дела в уходящем году, докупить подарков, встретиться с кем-либо. Эта суета была такой странной со стороны, но и до невозможности милой и атмосферной. Весь город пылает не обыденными красками, а всевозможными огнями, везде натыканы крохотные ёлочки и огромные ёлки, с одной стороны это небрежно, а с другой очень завораживает. Будто Семенюк снова в детстве. Ха, словно сейчас он вырос. Щёчки начали краснеть от сильного декабрьского мороза, поэтому приходилось прятать их в воротнике чёрной куртки, пусть согревало это и несильно. Каждая минута нахождения на улице — как нож вострый, приходилось переминаться с ноги на ногу и мучительно ждать появления… — Привет, — слышится совсем над ухом застенчиво и Вова оборачивается, видя перед собой любимого Лёшу. Снежинки красиво легли на виднеющиеся из-под шапки волосы, да и сам парень был не менее красный и продрогший, чем Владимир. Его вид невольно заставляет улыбнуться. — Привет, я заждался пиздец. Здесь так холодно, словно мы в Сибири, бля, — жалуется парню Вова, пряча руки без перчаток в карманы куртки ещё глубже. Губанов ничего на это не отвечает, улыбаясь и лишь головой кивая, мол, пошли уже. Только вот куда пошли — не ясно, но Семенюк как никогда энергично идёт чуть позади Губанова, затем догоняя и осторожно перехватывая его руку в перчатке в свою, голую и красную от холода. — Дурачок, замёрзнешь в два раза сильнее, — смеётся Лёша, смотря на Вову как обычно — сверху-вниз. — Вообще-то нет, это согревает. О, сейчас должна быть какая-нибудь нежность. Твоя рука такая тёплая, о, Лёша! Согревает меня так же, как и ты — моё сердечко, — на театральный манер тянет Семенюк, раскачивая их руки. Алексея это совсем чуть-чуть смущает, но он не подаёт виду, лишь умиляясь действиям своего возлюбленного. — Я просто молюсь Богу, что сегодня поем! Мать запретила мне есть всё, что есть дома, перебивался с одним дошираком. Он был с морепродуктами, такие я вообще ну не.. А кстати, какой дошик — говяжий или классический? Говяжий, он такой остренький… Владимир чувствовал себя куда легче, находясь с Лёшей дольше десяти минут, поэтому его язык-как-помело начал молоть всё, что на ум приходило. Как и в школьные будни, в прочем. — Говяжий — прикольный. Но и классика ничего. Однако, я надеюсь, что праздничный ужин у нас дома будет не из лапши быстрой заварки, — смеётся Лёша, прикрывая свободной рукой рот. Был какой-то особый шарм в этом действе, которым Семенюк любовался, как и любым другим. — А куда мы, кстати, идём? — наконец поинтересовался он, уже успев полностью довериться Алексею и не смотреть за дорогой. — Ко мне в гости, если ты не против. Может, даже с ночёвкой, — усмехнулся Губанов, на его слова Вова ещё больше обрадовался. — У меня наконец-то буит секс? Да я же всем буду хвастаться, особенно мамуле. Мам, я пидорас, — смеётся он, активно жестикулируя. — А что, твоя мать ещё об этом не знает? — покраснев ещё сильнее смеётся в ответ Лёша, оглядываясь по сторонам. Всё же, это действительно прекрасное время, когда ты можешь просто так посмеяться, не напрягаясь почти никак. Праздник на то и праздник, даже серьёзного по своей сущности Губанова веселит, словно маленького ребёнка.***
В квартире Лёши очень вкусно пахло рождественскими пряниками, хвоей и готовкой десертов из цитрусов. Этот запах как ничто иное пробуждал новую волну настроения, особенно сразу после улицы, где пахло только морозом и какими-то хот-догами из забегаловок. В голове у Вовы на секунду промелькнула мысль, что голодать он сегодня не будет, это его тоже обрадовало. — И что, твоя мама не будет против, что я тут ошиваюсь прям перед Новым Годом? — Нет. Она очень любит всех моих друзей в новой школе, тебя особенно, хоть ты и конченный ебл.. О, привет, мам, — Губанов помахал рукой женщине и повесил свою и Вовину куртки на крючок, пока последний с любопытством и желанием смотрел в сторону кухни, — Пойдём уже, жадный до еды. У меня в комнате есть печенье. Комната Алексея была чем-то похожа на комнату самого Вовы, только попроще и почище. Почему-то именно так он её и представлял. А на столе действительно стояла тарелка с печеньем. Вова незамедлительно подошёл и взял одно из них, сначала вопросительно покосившись в сторону Лёши, затем получив одобрительный взгляд в ответ. Семенюк сел на кровать, а она даже не скрипела под тяжестью веса, видимо, была совсем уж новой. — Вов, если ты мне не подготовил подарок, то ты реально конченный, потому что я как раз подготовил, — садясь рядом произносит Губанов, держа в руках привлекательную коробочку. — Если там не резиновый член, то я обижусь. — Да ты достал со своими шутками, блин! Открывай сейчас. Вова получает в свои руки подарок и поспешно открывает его. Внутри лежал тёплый вязаный свитер. — О-о-о, спасибо огромное, я на самом деле обожаю свитера. Плюс факт. Брюнет натягивает поверх футболки свою новую вещь, которая ко всему прочему ещё и вкусно пахла, и любуется собой в зеркало. — Теперь ты, — довольный реакцией обращается к парню Лёша, ёрзая на месте. Вова чуть нахмурил свои густые брови, а через секунду аккуратными шагами подошёл к старшему и поднял его с кровати за руки. — Смотри, я же знаю, что ты сам этого никогда не сделаешь, — хитро лыбится Вовий и поправляет свою причёску, после медленно перемещая свои ладони на талию парня, заставляя его слегка вздрогнуть от приятной неожиданности. Он знает, что будет, но ему от этого не менее волнительно. Вова прикрывает свои голубые глаза и приближается своим лицом к лицу парня. Губанов делает то же самое, при этом жутко чего-то боясь. — Стой! Подожди, — прерывает всё Лёша, подходя к двери и закрывая её, — Если мама зайдёт случайно, мне пиздец. — Идио-от, ты такой момент прервал. Ладно, продолжим, — цокает Семенюк и опять подходя к своему любимому, запуская ладонь в его пряди волос и гладя их, ощущая мягкость, затем кладёт руки на прежнее место, в то время как Губанов кладёт свои младшему на плечи. Момент ничто не рушит. Вова с трепетом пробует поцеловать Лёшу сначала недолго, привстав чуть на цыпочки. Он ведь совсем не умеет, со сколькими девушками у него не было. Губы Алексея мягкие, родные. Владимир целует его снова, одной рукой прикасаясь к скуле парня. Вроде ничего необычного, а момент единения, просто необычайно сильного. Прекращать не хочется, а хочется, чтобы всё длилось как минимум всегда. Такое бывает один-единственный раз в жизни и запоминается навечно. Вова с неприсущей ему аккуратностью отдаляется от губ Лёши. Такая тишина, что он слышит стук собственного сердца и сердца другого, только за приоткрытым окном что-то тихо шумит. — Ты — первый человек, с которым мне понравилось целоваться, — полушепотом говорит Семенюк, стоя на минимальном расстоянии от любимого. — А ты — первый, с которым я целовался. Поздравляю! — смеётся Губанов, сгребая в объятья Вову. — И запомни — теперь мы сто процентов встречаемся. Железные мутки. Я тебя люблю сильнее, чем бухать, а это важно, — приглушённо толкует брюнет, пока его теперешний «стопроцентный» парень в который раз умиляется не такому как обычно Вове. А последний наконец полностью убеждается, что чудо праздника утеряно для него не целиком.