лёд обжигает

Жестокость моя – ледяная вода, Из снега теперь моё белое тело. Меня не вини, ничего не поделать, Я – тот, кто я есть, Я такой навсегда. Волшебный осколок храню я в груди, Весь мир заразила моя бессердечность. И вскоре сложу изо льда слово «Вечность», Я больше не твой, я прошу – уходи. Лёд обжигает больнее огня, Лучше тебе бояться меня.

Когда Винда только-только вступила в ряды Геллерта Гриндевальда, она строго для себя уяснила то, что этот молодой волшебник, подающий большие надежды на грядущие изменения в мире, похож на кусок льда. К слову, даже внешность юноши говорила сама за себя: платиновые, словно сотканные из снежинок, жестковатые локоны, которые все время колыхались, когда он уверенной походкой шел мимо своих немногочисленных (на тот момент) сподвижников, после очередной произнесенной речи. А его эмоции... Девушка всегда была уверена, в том, что хорошо научилась читать людей, но Гриндевальд оставался загадкой. От него веяло вековой мудростью, а его самоуверенные действия заставляли искренне восхищаться юношей: его гибким умом, талантом оратора и лидера. Юная Розье даже не успела заметить, как стала ловить каждое слово, каждый жест темного волшебника. Нет, она не раболепствовала перед ним и не преклонялась. Речи Гриндевальда несли веру, в которой так сильно нуждалась Винда. И Винда верила. По-настоящему. Беспрекословно. А ещё аристократка всегда стремилась быть рядом с ним. Отчего? Винда и сама не знала. Гриндевальд стал первым человеком, который предоставил ей выбор, свободу действий так сказать. Он не насильно заставил девушку вступить в свои ряды, как считали её родители, а лишь показал Розье то, что в ней скрыты таланты, которые могут быть растрачены в пустую, если она предпочтет спокойную жизнь в фамильном особняке или с нелюбимым мужем, которого так стремились подыскать ей родители. Конечно же, девушка скучала по своей семье, но сама мысль о том, что ей придется оставить Геллерта, бросить на полпути, приносила жгучую боль в груди. Иногда, глядя в его глаза, в которых пылал дьявольский огонь, аристократка улавливала что-то неведомое. Боль и тоску. Розье никогда не позволяла себе задавать своему господину лишние вопросы, но желание узнать Гриндевальда получше порою овладевало ею и девушка силой воли подавляла все те мысли, что крутились в голове. А со временем подобные эмоции, как печаль и вовсе невозможно было разглядеть сквозь намеренно возведенные неприступные стены, что сковывали Гриндевальда, подобно льду, что покрывал зимой реки. За годы верной службы Винда сумела заслужить признание и доверие, чему была несказанно рада. Для неё сам факт того, что Геллерт Гриндевальд стоит с ней рядом, приносил волны неисчерпаемой радости, которые девушка ещё ни разу не испытывала в жизни. Безусловно, Розье тщательно скрывала свои эмоции и всегда держала чувства под контролем, она не хотела казаться в глазах Гриндевальда жалкой. У Винды было все, что ей нужно: важные задания, которые Геллерт поручал только ей, вера и наконец сам Гриндевальд. За эти долгие годы он стал для Розье роднее своей семьи. Подумать только многие считали Гриндевальда сумасшедшим, убийцей, человеком без сердца, монстром... Но только не Винда. Что же она? Розье видела в нём надежду. Надежду на лучший мир. Она знала о том, что Геллерт построит лучший мир (пусть и на руинах), в котором будут совсем иные порядки. C таким лидером, как он, мир волшебников достигнет небывалого величия. А ещё Винде казалось, что в глубине души, в Геллерте есть нечто теплое, располагающее к себе. Она верила в то, что он не монстр. Глядя на его (порою пропитанный холодной нежностью) взгляд, слыша из его уст «дорогая», её сердце, словно сгорало. Разум твердил, что взаимные чувства невозможны, что колдун ценит её исключительно, как верную сторонницу, но сердце оставалось слепо. Девушка сумела изучить его привычки: она всегда знала, когда тот зол или недоволен чем-то, наперед знала о его предпочтениях касаемо предателей, знала, как поддержать его одним взглядом. Один раз, когда приготовления для их резиденции — Нурменгарда были закончены, они уединились в кабинете Геллерта. Гриндевальд устроился в кресле, что стояло возле камина и держал в руках какую-то старую потрепанную книжку, а Винда ждала указаний: она думала, что господин позвал её для того, чтобы дать новое поручение. Однако, в помещении царило молчание. Мужчина сидел с нечитаемым выражением лица, перелистывая старую книжонку так, будто вспоминал что-то из своего прошлого. Наконец, когда он отложил книгу, Розье чуть встрепенулась и старалась успокоиться: сердце отчего-то колотилось сильно-сильно в предвкушении чего-то особенного. Но Геллерт не спешил говорить, лишь закинул ногу на ногу и пристально смотрел на приоткрытое окно. Казалось, что время остановилось. Глядя на него, такого близкого и далекого одновременно, Винда печально улыбнулась; Гриндевальд неожиданно резко перевел взгляд на соратницу. — Винда, — позвал мужчина, жестом показывая подойти ближе, аристократка тут же повиновалась и спустя пару секунд очутилась возле господина, сосредоточив все свое внимание на нем. — Ты знаешь, что лёд порою обжигает сильнее, чем самый всепоглощающий огонь? Розье задумавшись глядела на мужчину, а потом её голову посетила догадка: неужели, она выдала свои чувства? — Да, знаю, — прошептала девушка, чувствуя как предательски трескается и неуверенно звучит голос. — Поэтому тебе лучше опасаться меня, — Геллерт неожиданно дотронулся до её холодных рук, и слегка сжав их, погладил. — А теперь... Прошу, уходи. Винда кивнула и стремительными шагами покинула комнату. Слова мужчины эхом отдавались в голове. Розье никогда не боялась его... Утверждение, произнесенное им, не было похоже на угрозу, скорее на предупреждение. Неужели, Гриндевальд боится потерять её? Эти мысли не давали покоя. Винда не помнила, как очутилась в своей комнате, а как уснула и подавно. Однако все её волнения разрешились сами собой. Встретившись утром в главном зале, Гриндевальд протянул ей руку и они вместе отправились к остальным. Геллерт всегда знал, что душа у него жестокая и меняться он не хотел. Он жил своими идеями и достижение своих целей было для него дороже всех привязанностей и связей. Именно поэтому он вычеркнул из своей жизни Альбуса, который так хотел стать его другом. Дамблдор, несмотря на присущую его сердцу тьму и таланты, был слаб. Он стремился оставаться верным своим принципам, а потому не был готов пойти на великие жертвы. И Геллерт даже был рад тому, что их пути разошлись, пусть и столь болезненно. Признаться, он не хотел видеть Дамблдора среди своих врагов, но и друзьями они не могли быть, потому что оба из разных миров, да и Альбус тянул бы Геллерта назад, отдалял от своих целей. Такова уж судьба. Без привязанностей было спокойнее. Гриндевальд повторял себе каждый раз, что одному проще хотя бы потому, что у одинокого человека нет слабых мест. И он верил в свою теорию, пока в его ряды не вступила она. Винда Розье. Это имя с первой встречи, с того самого танца, засело в сознании Гриндевальда. Он отказывался признаваться, но юная аристократка стала его навязчивой идеей, сама мысль о том, что такая подающая надежды волшебница вступит в его ряды, заставляла искать с ней встреч. Благо, Розье мало раздумывала и вырвалась таки из золотой клетки и опеки родителей, разбив им сердце. Она потеряла семью, выбрав идеи Гриндевальда. Когда замысел удался, Геллерт был убежден, что и вовсе позабудет о девушке и будет вспоминать о ней, лишь давая определенные поручения. Очередная пешка в большой игре. Как же он ошибался... Винда оправдывала все его ожидания: девушка была умна, быстро схватывала суть дел, а самое главное не раболепствовала, не старалась выслужиться для того, чтобы он вознаградил её чем-то ценным и возвысил, а ещё юная Розье его не боялась. Этот факт поражал мага. Девушка всегда стояла с идеально прямой спиной и поднятой головой, смотрела ему прямо в глаза и никогда не лукавила. А ещё во всех её движениях, взглядах и речах Гриндевальд улавливал не только восхищение и веру, но и какую-то теплоту. За все годы, что они плечом к плечу шли к заветной цели, Геллерт стал ощущать некую потребность в Винде Розье. Неведомая связь, подобно шелковой нити, стала крепко обматываться вокруг них, образуя что-то целое. Видеть её каждый день, давать поручения, слышать мнение о новых соратниках, стало неким ритуалом. Гриндевальд долго убеждал себя в том, что аристократка для него лишь очередной инструмент, который помогает достичь желаемого. Она была цена по двум причинам: Винда никогда не предаст его и ещё она знает, как дополнить все его замыслы. С ней отчего-то было легко. Впервые за долгое время, волшебник стал осознавать, что его наконец-то по-настоящему поняли. Геллерт привык к аромату духов Розье, к её красивым темным локонам, улыбке, которая озаряет лицо девушки, когда та слушает его. Гриндевальд прекрасно знал, что согреть себя ложью никак нельзя, но что ему оставалась? Он не умел любить, потому что любовь — признак слабости. Потому что любить — значит уничтожить. Данное чувство настолько нелогично, как собственно, и все остальные эмоции, потому что сжигает дотла изнутри. Удел Геллерта — лёд, помогающий оставаться выдержанным и спокойным. Лёд — стойкость. Геллерт должен оставаться таким. Неприступным и сильным. Да и губить Винду ему не хотелось. Ему хотелось оставаться равнодушным по отношению к соратнице, но он не мог. После всего того, что она сделала ради его (их общих) целей. После всех жертв. Мужчина должен был принимать это за должное. Розье для того и нужна, чтобы выполнять все указания беспрекословно, жертвуя всем ради высшей цели. Но голос разума стал заглушать совершенно иной зов, исходящий из окаменелого сердца, который твердил о том, что Розье нужно предостеречь. Когда Геллерт смотрел на то, как девушка шла по залам Нурменграда, он невольно любовался её грацией и красотой. Она была подлинной аристократкой: не безвольной куклой, а уверенной в своих силах девушкой, готовой рисковать ради того, во что она верит. Но, когда мужчина замечал с какой теплотой она смотрит на него, ему хотелось сказать: «лёд обжигает больнее огня, дорогая». Что, собственно, Геллерт и сделал. Он и не ожидал, что его слова будут пропитаны такой нежностью и заботой. — А теперь... Прошу, уходи, — сказал маг ей в ту ночь. В голове крутилось лишь одно: уходи из моих мыслей. В ту самую ночь Геллерт долго не мог уснуть и все вспоминал их первую встречу. Молоденькую аристократку, что скучающе сидела у окна, её идеальную прическу и красивое платье. А ведь он тогда сразу же выделил её из всей пустоголовой толпы изнеженной аристократии. Кто знает, а вдруг он все-таки совершил ошибку, позволив себе настолько близко приблизить к себе Розье? Когда мужчина стал представлять какой сложилась бы жизнь Винды, если бы он не пошел на тот судьбоносный прием, маг невольно сжимал руки в кулак каждый раз, когда в голове рисовался образ мужа девушки, которым мог стать любой из тех напыщенных болванов, что находились тогда в зале. Думая об этом, Гриндевальд приходил к мнению, что сделал правильный выбор. Она — принадлежит только ему. Поэтому, встретившись с девушкой утром, мужчина как ни в чем не бывало, протянул ей руку и вместе они отправились завтракать. — Возьмите меня с собой, — сорвалось с уст Винды, когда остальные сторонники стали расходиться. — Я могу быть полезна вам в Америке. У меня есть там родственники, у которых я гостила во время каникул, когда ещё училась в Шармбатоне... В её глазах горел огонь. Розье искренне стремилась помочь ему, однако Гриндевальд лишь отрицательно покачал головой. Им нужно побыть вдали друг от друга и раз представился такой шанс, то не стоит его упускать. К тому же, девушка будет полезна ему здесь. — Дорогая, ты нужна мне здесь, — холодно отозвался Геллерт. — Ты же знаешь, что я никому не могу доверять так, как тебе. Мои люди и резиденция твои, пока я не вернусь. Когда, читая прессу, Винда узнала о том, что Гриндевальда задержали, в её душе разразилась самая настоящая буря: гнев, смещался с беспокойством и отчаянием, благо Розье быстро взяла себя в руки. Этими глупыми чувствами она не поможет ему, нужно действовать и как можно скорее. Собрав всех в большом зале, Винда стала выслушивать различные предложения и предположения, но увы к общему решению прийти не удалось. Многие сторонники Геллерта говорили о том, что он справится cам и даст знать, чем ему помочь. Отчасти Винда не сомневалась в способностях Геллерта: какая-то кучка идиотов не могла долго держать его взаперти. Но сердце было неспокойно, поэтому девушка отправила нескольких доверенных людей следить за министерством Америки и свежие новости, которые пусть и самую малость были связаны с Гриндевальдом, девушка приказала немедленно сообщать ей. Гриндевальд не заставил себя долго ждать, когда он появился в главном зале, Винде стало казаться, что время остановилось. Они молча смотрели друг на друга так, словно их не окружала толпа других волшебников, что сразу же стала собираться. Геллерт выглядел уставшим, да и сам его внешний вид оставлял желать лучшего. Розье совершенно не отдавала отчета своим действиям и, уже спустя несколько мучительно долго длившихся секунд, оказалась возле мужчины, позволив тому опереться на её хрупкие плечи. Взгляд Гриндевальда был, словно окутан туманом, когда они медленно передвигаясь по ступеням, направлялись к кабинету. Мужчина ощущал сердцебиение девушки и старался не сильно давить ей на плечи. Отчего он не обратился за помощью к другим своим приспешникам? Не хотел, чтобы сторонники видели его таким жалким. Признаться, аппарация отняла у Геллерта больше сил, чем он предполагал. А, возможно, он действительно переборщил с использованием заклинаний, все-таки стоило признать, что побег из тюрьмы не дался так легко, как он планировал. Всю дорогу они шли молча, Винда старалась не растрачивать попусту дыхание, а Гриндевальд внимательно наблюдал за ней. Признаться, девушка оставалась невозмутимой: если поначалу, только увидев его, еле зашедшего в зал, в глазах Розье проскользнули страх и беспокойство, то теперь аристократка вновь надела маску, что позволяла ей контролировать свои эмоции и мысли. Гриндевальд не мог отрицать того факта, что данный талант Винды Розье его восхищал. Вот только он ни за что бы не признался и уж тем более не собирался произносить данное утверждение вслух. Добравшись до кабинета, Винда осторожно довела мужчину до кресла. — Позвать Мейса? — девушка все же считала, что будет разумно и правильно, если человек, разбирающийся в медицине, осмотрит Геллерта, однако тот отрицательно покачал головой. — Никого не нужно, — твердо произнес мужчина, убрав со лба назойливые пряди волос. — И ты ступай, Винда. Впервые в жизни Розье не собиралась повиноваться, она отрицательно покачала головой и, опустившись рядом с мужчиной на ковер, строго посмотрела на него: — Я никуда не уйду, Геллерт, — аристократка ловким движением руки расстегнула потрепанную рубашку и принялась осматривать раны, некоторые из них немного кровоточили. Лицо у мужчины было бледное, а веки полузакрыты. Винда моментально наколдовала небольшое блюдце с водой, а затем не задумываясь оторвала край своей белоснежной рубашки, разделив ткань на несколько частей. Гриндевальд еле слышно усмехнулся, как же она невыносима со всей своей заботой... Сам он ни за что на свете не стал бы проявлять такое рвение, чтобы помочь кому-то. Тем более, помогать тому, кто сам отказывается от помощи. Подобные вещи Геллерту были несвойственны. И мужчина по-прежнему отказывался признавать тот факт, что рад видеть её подле себя именно сейчас. Розье, несмотря на своё аристократическое происхождение, довольно ловко промывала раны, и останавливала кровь. Сами её прикосновения были настолько невесомы, что Геллерт невольно одарил соратницу полуулыбкой, а она в свою очередь смотрела на него с такой теплотой, что сердце невольно сжималось, ускоряя ритм. — Не стоило, дорогая, — прошептал он, когда Винда совсем близко склонилась к нему, глядя в её глаза, он задумывался о многих вещах, которые раньше считал пустыми и совершенно никчемными. — Я же говорил: лёд обжигает больнее огня, Винда... — Я знаю, Геллерт, — эмоции Розье невозможно было уловить, но голос её звучал уверенно. — Прошу, опасайся меня, — повторил Геллерт и коснулся её теплых губ, своими холодными, чувствуя при этом некое успокоение, словно он наконец-то смог обрести истинный смысл и выбраться из бесконечных завалов снега и одиночества, что так стремительно возводил вокруг себя на протяжении всех этих лет. Винда отвечала нежно и осторожно, а когда мужчина решил углубить поцелуй, то та окончательно набралась смелости и позволила своим пальцам нежно провести по заросшей щетиной скуле. Казалось, что все вокруг них застыло. Оторвавшись от Геллерта, Винда не думая, обняла мужчину за плечи, укрыв своей мантией, он зарывался в её темные, как ночное небо, локоны, вдыхая аромат яблок. Они просидели так всю ночь, а под утро Гриндевальд невозмутимо появился возле армии своих последователей, говоря о том, что им нужно планировать посещение Парижа, которое, и так, слишком долго откладывалось. Их отношения друг к другу казалось перешли за грань чего-то непостижимого, словно миры, что они так тщательно скрывали друг от друга, наконец-то решили соприкоснуться. После памятной ночи Гриндевальд все больше убеждался в том, что Винда Розье стала для него намного ценнее, чем просто верная соратница. Они стали чаще оставаться наедине в кабинете, Геллерт стал говорить о своих намерениях девушке ещё более открыто, позволял себе целовать её и прижимать к себе. Чувствовать аромат духов, который за эти годы, казалось въелся под кожу, подобно дурману. Странно, но Винда не спрашивала его ни о чем. Розье хватало того, что он рядом с ней. Ощущать его дыхание по ночам и чувствовать крепкие руки, что обвивали талию, касаться грубоватых платиновых волос кончиками пальцев. Все казалось каким-то нереальным сном. Девушка и мечтать не могла о том, что Гриндевальд позволит все это. Да и наивна так не была. Винда знала, что рано или поздно все прекратится так же быстро, как и началось. Возможно, у Геллерта действительно был трудный период и он нуждался в ней сейчас как никогда раньше... В любом случае, Розье не собиралась ничего выведывать у Гриндевальда, если ему будет нужно — сам расскажет. Откровенно говоря, Розье разделяла мнение Геллерта на счет Парижа: ей и самой не понравилось посещение города, во-первых, все там напоминало о прошлой жизни, а во-вторых, она была раздражена вмешательством глупых авроров, которые даже толком не могли ничего предпринять. А ещё девушка стала тщательно присматривать за мисс Голдштейн, что примкнула к их армии. Винда не могла не посочувствовать девушке, встретив её впервые. Тем не менее, будучи натурой холодной, она все-таки считала Куинни редкостной глупышкой: столько стараний и ради кого? Какого-то маггла, который назвал её «сумасшедшей». Но волновала её вовсе не это: Розье не понравилось то, что Гриндевальд стал много времени уделять Голдштейн. Конечно, Куинни была полезна для дела: умелый легилимент всегда пригодиться, да и нужно было направлять её силу в нужное русло, особенно блондинка была полезна, когда дело касалось Криденса или, как нарекал юношу Геллерт «Аурелиуса». Но сердцу не прикажешь, Розье сгорала от ревности, ведь Геллерт, черт его возьми, решил самолично помочь блондинке освоиться в замке. Помнится, раньше он не проявлял такой заботы! В глубинах души аристократки зарывался страх. Она опасалась самого осознания, что попросту надоела Геллерту и он нуждается в новой... игрушке. К тому же, Куинни Голдштейн была довольно красива. Геллерт заметил перемены в поведении Розье почти сразу, по началу его даже забавлял сам факт того, что Винда испытывает ревность и так плохо пытается скрыть столь глупое чувство. Неужели аристократический щит наконец-то дал трещину? Думая об этом, уголки губ невольно дернулись чуть-чуть вверх. Гриндевальд всегда хотел узнать, какой бывает Винда Розье, когда полностью теряет самообладание. Но длилось такое настроение у мужчины не долго, когда девушка стала избегать длительных встреч с ним, обращалась всегда по делу и после обеда сразу же уходила к себе в комнату, Геллерт решил поставить все точки над «i». Он решительными шагами направился к опочивальне аристократки. Оказавшись возле двери, мужчина не стал медлить и постучал. Тут же послышался скрип (по-видимому, стула, что стоял возле небольшого туалетного столика) и еле слышные шаги; двери отворилась и Гриндевальд встретился с её глазами. Он не мог понять: была ли она зла на него или же вовсе не хотела видеть. Смоляные локоны водопадом струились по тоненьким плечам и мужчина сумел ощутить знакомый аромат яблок и шоколада, появилось странное желание: заключить девушку в объятья и не отпускать. Геллерт отогнал мысли в сторону и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату. — Так и будешь молчать, Винда? — заговорил он, усаживаясь на кушетке. Винда стояла молча, скрестив руки на груди. На ней был надет изумрудный халатик, идеально подчеркивающий её красивую фигуру и в тоже время довольно аккуратный и простенький, похоже, Розье готовилась ко сну в тот самый момент, когда Гриневальд, решил заявиться. — Это я у вас должна спросить, — напрямую заговорила девушка, заправляя прядь волос за ухо. — Геллерт, кажется, я наконец-то осознала смысл твоих слов. «Лёд обжигает больнее огня, прошу опасайся меня». Гриндевальд хотел было сказать что-то резкое, указать девушке на её место, но не стал: не хотелось язвить, да и обижать её. В глубине души он понимал, что своим невниманием задел её, особенно после всего того, что им удалось испытать в последнее время. — Дорогая, ты же это не всерьез? — он встал и подошел к ней, притянув за талию к себе так, чтобы снова взглянуть Винде в глаза. — Ты же понимаешь, что никакая Куинни Голдштейн не сможет заменить мне тебя? Да и вообще никто не сможет... Этих слов было достаточно, чтобы обида испарилась. Винда так долго ждала этого момента, как же ей хотелось услышать столь дорогие сердцу слова. Если раньше она пыталась объяснить себе, откуда зародилась в душе столь глубокая преданность к мужчине, вызывающему страх у большинства волшебников, то сейчас все встало на свои места. Именно сейчас, Винда осознала, что все эти годы она безнадежно влюблялась в своего господина. С каждым днём, с каждым часом, проведенным подле него. А затем столь легкое чувство переродилось в более крепкое — в истинную любовь, от которой спасения и лекарств не найти. — Понимаю, Геллерт, — нежно проговорила аристократка. Геллерт недоумевал: он и сам не представлял, что может (да и будет вообще) говорить с кем-то так ласково. Но, услышав ответ девушки, он осознал, что просто-напросто погряз в ней, сблизился по-настоящему и ему придется смириться с этим и перестать противиться тому, что неизбежно. Розье медленно наклонила голову вперед и, видя его теплый взгляд, она почувствовала, как начали таять льды. В сердце наконец-то наступил покой и она, осмелев, коснулась губ Геллерта, тот продолжал бережно обнимать Винду за талию, прижимая вплотную к себе. Наконец он перенял инициативу в свои руки и коснулся языка аристократки, сорвав с её губ удивительный стон. Не прерывая поцелуя, Гриндевальд подхватил Винду на руки и аккуратно опустил на кушетку и закрыв окно, вновь накрыл её рот своим, плавно поглаживая тоненькую шею пальцами. Руки у него были холодные, но именно такие касания согревали Винду сильнее любого огня. Удел Геллерта холод и лёд, её же — вода. Она постепенно будет стачивать, обволакивать холодный и неприступный слой льда, который будет давать трещину и разрушит оковы одиночества, что сковали душу Геллерта Гриндевальда. Запуская пальцы в платиновые волосы мужчины, Винда чувствовала себя самой счастливой. Геллерт внезапно оторвался от её губ и во взгляде во всю заиграли дьявольские искорки. — До конца? — прошептал он, когда Розье стала накручивать его локоны на палец. — До самой могилы, Геллерт, — Винда едва сумела разглядеть улыбку, украсившую лицо мужчины, а затем вновь припала к столь желанным губам. Лёд обжигает больнее огня и только воде под силу совладать с его мощью. Власть слепа и недолговечна, но в этот миг весь мир лежал в их ногах, а большего им и не нужно было.