*****
Бетти стала частью её жизни, её одноклассницей, её бывшей соперницей за сердце рыжеволосого паренька, что живет с той по соседству, её лучшей подругой – её Би. Она была везде: на уроках в школе и после на тренировках речных лисичек, в закусочной «Pop’s», сидя за привычным столиком по левую сторону, в окружении Арчи, и, конечно же, в восхвалённых речах учителей. Пижамные вечеринки, да и просто обычные вечерние посиделки, плавно перетекающие в задушевные разговоры о сердечных переживаниях, позволяли узнать тайны, скрытые под семью замками и с аккуратной гравировкой в стиле Бетти Купер. Возможность увидеть совершенно другую сторону ропотной и кроткой отличницы, которая одета в тугой корсет, обтянутый латексом и с кожаной плеткой наперевес в другой руке. Аккуратно снять бежевую резинку, а после бережно проводить ладонью вдоль белокурых локонов, изредка путаясь в тонких льняных нитях, покорно выслушивая, что натворил в очередной раз голубоглазый друг.*****
Вероника не замечает, как задерживается взглядом подолгу на парне со странноватой шапкой-короной, внимательно изучая того, практически заучив до мельчайших деталей расположение его родинок. Как перенимает себе некоторые черты подруги, представляет себя рядом с Джонсом Третьем, занимая негласный титул Змеиной Королевы. Задаётся бесчисленными вопросами начинающие с «а что если бы…?» Как в один день появляется стойкое желание ощутить на себе всё то, что он щедро дарит своей девушке; прикосновения ласковых рук, что с таким трепетом прижимают к атлетическому телу, поцелуи бледных полных губ, после которых забываешь, как дышать; услышать, как он простонет её имя, когда она мастерски обхватит влажными губами мужскую плоть. Частыми гостями девичьих снов стала именно эта пара, что с виду абсолютно абсурдна, но так идеальна вместе, дополняя друг друга по-своему. Поначалу в ночных грёзах происходит обыденность, сменяясь на жанр комедии или мелодрамы с детским рейтингом, где зачастую звучит закадровый смех. Но не сегодня. То ли из-за излишней возбудимости, до которой девушку довёл Эндрюс, сославшись на вечер видеоигр с вышеупомянутым парнем с бездонными аквамаринами, то ли виной тому внешняя схожесть с героем романтического фильма, просмотренного перед отходом ко сну, а может и вовсе плод разыгравшейся фантазии, долго таившейся на дне. Обнажённые и взмокшие тела двигаются с грацией и плавностью, казалось, весь воздух пропитан приторной нежностью, отчего начинает немного подташнивать. Он ведёт неуверенно, расположившись сверху, опираясь на локти и переплетя свои точёные пальцы с её. Комната пронизана тихими вздохами и томными стонами. Мышцы спины напряжены, придавая юноше мужественную соблазнительность. Длинные ноги обвивают стройный торс, изредка подталкивая. Кровать под ними мучительно поскрипывает. Сторонний наблюдатель, коим сейчас являлась Вероника стоит у самого изголовья. Вид нагих друзей разгорячил её и разрумянил щёки, заставляя испытать нарастающее возбуждение, что словно стаями мурашек пробегает по телу, задерживаясь на особо чувствительных местах. Тотчас мягкий поролон бюстгальтера, что теснит аккуратную грудь, приносит невыносимый дискомфорт, вызывая яростное желание немедленно избавиться от него, закинув в самый дальний угол комнаты. Между ног становится влажно, выдавая Лодж без шанса на капитуляцию. Хлопковая ткань брендового нижнего белья предательски темнеет. И назойливый голос, как трель цикад, нашёптывает на ухо, когда одна рука располагается поверх заострённого соска, призывает к порядочности, в то время как чуткие пальчики скользят вниз, минуя треугольный лоскут; твердит об испорченности, стоит ладони начать теребить, сжимать, потирать и тянуть измученное ласками округлое полушарие, взымает к мукам совести, пока от движений другой руки тягучая истома норовит свести с ума; и стыдит нечестивостью после, когда тягучая, медовая нега разливается по женскому телу.*****
Приятная домашняя обстановка, что располагает к незамысловатой беседе. Красиво нарезанные дольки сочных фруктов в стеклянной этажерке, матовые пиалы с подтаявшими шариками разноцветного мороженого разных вкусов, некоторые посыпаны тёмной стружкой молочного шоколада. Обаятельная хозяйка лофта знает об этой маленькой слабости своей гостьи со сверкающими малахитами. Бокалы на высокой ножке, что мгновенно запотевают, стоит прохладному янтарному напитку коснуться гладкого стекла, восьмигранные стаканы с едва ли покрывающим кубики льда элитным кубинским ромом, взятым из частной коллекции Хирома. Время проходит незаметно, содержимое бутылки с шампанским скоропостижно опустошается, вынуждая девушек перейти к крепкому алкоголю, что неторопливо и расторопно распивают парни. Расследования, странные происшествия, обсуждения школьных мероприятий и внеклассовых занятий – темы разговора плавно сменяются, пока не остаётся ни одной ранее оговорённой, оставляя за собой затянувшуюся паузу. Компания подростков уже давно переместилась с роскошной гостиной в просторную спальню, устроившись уютно на широкой кровати, прихватив с собой остатки веселящего. Ром делал своё дело – туманил здравый разум, придавал телу лёгкость и убирал все барьеры, что были выстроены многими месяцами назад. — А знаете, чего нам прямо сейчас не хватает? — энергично поднявшись со своего места, выскользнув из рук Арчи, озадачивает друзей Вероника. — М-м, ещё рома? — шутливо отзывается лидер Южных Змеев, получив тут же укоризненный взгляд от одной из девушек, чьи глаза до краёв наполнены обжигающим какао. — Музыки, конечно же! — Лодж слегка качает головой, и угольные локоны ложатся на румяные щёки. — Но и рома тоже… — заметив озорной огонёк, что проблёскивает поверх цветных радужек мальчишек, она предлагает взять ещё в кабинете отца и после обращается к подруге, — как насчёт чего-то лёгкого, не раздражающего и не вызывающего головную боль, чего-то, что отправит твою душу в рай на пару минут? Несколько движений тонких пальцев по экрану телефона и спустя секунду приятная мелодия наполнила комнату, побуждая девушек двигаться в такт, блаженно сомкнув веки, полностью отдаваясь во власть композиции. Сдержанные покачивания стройных бёдер, неуверенные движения рук и сосредоточенное лицо Бетти дали повод Веронике действовать. Осторожно подойти со спины, нежно коснуться ладонями предплечий, попутно вдохнуть полной грудью тонкий аромат сладкого персика, исходящего от аккуратно убранных в высокий хвост волос, провести пару манипуляций, а после спуститься ниже, ощущая гладкость мягкой кожи через бархатную ткань золотистой юбки, что едва ли доходит до колен. Она ведёт её искусно, совершая танцевальные па с кошачьей грацией, воодушевляющее нашёптывая ласковые слова, иногда нарочно задевая мочку уха, отчего та покрывается краской, то ли благодаря рому, то ли из-за странных чувств, охватывающих в данный момент редактора школьной газеты. Элизабет обжигают тонкие пальчики, что прикасаются, словно крылья бабочки – неосязаемо, воздушно, невесомо, так призрачно, оставляя тягучее сомнение, обернись она, будет ли позади Ви или это иллюзорный мираж, воздействующий на её мозговую активность кубинским пойлом. И ей становится нечем дышать, будто весь кислород поменял свой химический состав и теперь лишь отравляет лёгкие ядовитыми парами. Срывается с места, стоило ребятам вернуться, торжественно трясся перед лицами стащенную очередную бутылку крепкого алкоголя, объясняя внезапный порыв нехваткой льда для выпивки, оставив свою наставницу с алеющими щеками изумлённо озираться на парней. — Я помогу, — единственное, что проговорила Ронни слабо подчиняющимся языком, прежде чем пойти за той, что покинула комнату. Арчи и Джагхед лишь пожали плечами и принялись откупоривать украденное. Элизабет стояла посреди кухни, задумчиво таращась в пустоту, машинально прикусывая нижнюю губу и заламывала руки, так и не найдя успокоения бешеному пульсу. Уверенные, но виляющие из стороны в сторону шаги она не сразу услышала, погрузившись в себя, и только звонкий голос выводит её из состояния каталепсии. — Может захватить мороженое, а то как-то жарковато или мне кажется? — с долей смущения улыбается девушка с замашками Нэнси Дрю. Переступившая порог кухни, что всего двумя минутами ранее наслаждалась волнующей близостью, осторожным касанием оголённых участков молочной кожи, что наощупь в точь тонкий шёлк, свободно струящийся по кончикам пальцев, лишь слабо кивает. От воспоминания лёгкий почти щекочущий электрический разряд проходит вдоль позвоночника, разливаясь томной, медовой сластью внизу живота. Ладони, что порхали над девичьим, телом пылают огнём, словно неугасающая спичка поднесена в опасной близости, но не настолько, чтобы нанести вред. Достав нужный контейнер со сладким ванильным пломбиром, Бетти оборачивается, взглянув на настенные часы, что висят в гостиной и неожиданно озвучивает свой вопрос вслух: — Как думаешь, я выгляжу сильно пьяной или вполне уместно, учитывая, что домой нужно вернуться к десяти? — закусывает губу белоснежными зубами, не сводя затуманенного взгляда с подруги. Лодж оценивающе оглядывается на стеклянный циферблат, после возвращается к вопрошающей героине её ночных сновидений и молчит с минуту, рассуждая о чём-то, озадаченно проводя ладонью по пушистым антрацитовым локонам. — Да. Определённо. Пьяной. В хламину, — лукаво растягивает рот в насмешливой ухмылке, издавая тихие смешки. — Ви! — Ладно. Так и быть, если сможешь коснуться указательным пальцем кончика носа с закрытыми глазами и потом простоять хотя бы три минуты на одной ноге – возьму свои слова обратно, — предвкушая предсказуемую неудачу поддатой собеседницы, отвечает та, опираясь руками в древесную столешницу позади себя. — Можешь пока готовить речь, Вероника Лодж, — с уверенностью изрекает гостья, поправив и так идеальный хвостик, и демонстративно вытягивает кисть вперёд. — И не мухлевать, Би. Ответом ей стал порицающий взгляд, что вонзается острыми хвойными иголочками, что кроются на поверхности цветной радужки, но это вызывает лишь улыбку у мисс Лодж. Солистка кошечек ехидно наблюдает за тщетными попытками, слабо сдерживая смешки, временами прорывающиеся сквозь плотно сжатый рот, потому как у Элизабет получилось дотронуться до всего, кроме нужного – щеки, глаза, брови, даже подбородок, но никак не носа. И когда Купер бросает затею доказать свою трезвость их заливистый смех разлетается по всей комнате. Веронике нравится тонкий, женский смех с нескрываемыми, игривыми нотками. Такой только у неё: мелодичный, приятный, схож с перезвоном колокольчиков, что обычно висят над дверью и оставляющие эфемерное звучание стоит им стихнуть. Алый румянец практически покинул алебастровые щёки, возвращая холодный аристократичный вид, делая похожей на красивую мраморную куклу, что собирают коллекционеры, но только лучезарная улыбка и блеск в озорных очах отличают миловидную особу от неживой марионетки. И вот стоя так близко к ночному гостью своих грёз в голову то и дело лезут непрошеные мысли, что, конечно, будь Ронни на один, а то и пару бокалов трезвее, то не позволила бы им осесть на незримый островок, не опустила момент, когда зерно дало ростки и буйно расцвело белоснежными бутонами, просто не разрешила бы себе такой роскоши, как забыться. «Опасно!» — кричит ей сознание, когда повинуясь секундному порыву, ловкие пальчики убирают за ухо белокурый завиток, потеряв осмотрительность и отбросив осторожность, проводят вдоль высокой скулы к заострённому подбородку и, лишь потом приходит осознание. «Необратимая погибель!» — красной бегущей строкой проносится перед кофейными глазами с нарастающей скоростью, в конце концов, сливаясь в неразрывную и неразделимую полосу, когда расстояние между ними начало стремительно сокращаться. Элизабет, что днём играет роль типичной тихони, ночью выпускает своих чертей прогуляться, раскрашивая серую жизнь яркими красками распутства, похоти и порока, ловит на себе испуганный взгляд подруги, уверенно накрывая подрагивающие пальцы прохладной ладонью и, улыбается в свойственной только ей манере, смешивая превосходство со страстью. Близость с ней кружит голову, одурманивая подобно опиуму. Цветочный шлейф духов проникает сквозь поры, глубоко под слои эпидермиса, заменяет собой кислород. Казалось, проведи анализ и результатом станет повышенное содержание Элизабет Купер в крови. «Дьявол в обличии шлюхи», — подмечает про себя Вероника с каждым дюймом приближения той, от которой она пряталась за прочными высокими стенами, чья высота перестала исчисляться привычными цифрами, достигая буквенной степени десяти. — Чего медлишь? — колкое замечание Би попадает точно в цель, отбрасывая скребущее сомнение, что цепкими лапами удерживали от этого шага. Тонкая бровь изгибается, уголки персиковых губ приподняты, руки находят себе удобное место на узкой талии, нарочито медленно лаская кожу под тканью круговыми движениями, заставляя Лодж пропустить удар и так быстро бьющегося сердца. Светлые глаза неотрывно наблюдают за тёмными, изучают их, стараются взглянуть глубже, проникнуть в поток бессвязных мыслей, что посещают сейчас недавнего жителя Нью-Йорка. — Точно дьявол. Не желая тратить ни секунды более, девушка накрывает желанные и такие мягкие уста подруги, зарывается в ниспадающие пшеничные локоны, мгновением ранее освобождённые от тугой резинки. Бетти отвечает, действует менее скованно, подминает под себя податливые губы, прижимается теснее. И Вероника позволяет ей вести, целовать жарче, исследовать рот языком, прикусывать нежную кожу, взамен прикасаясь к ней, останавливаясь там, где пожелает её душа. — Какого… Ронни? — Арчи не выглядит рассерженным, лишь находится в недоумении, впрочем, как и Джагхед, стоявший чуть позади него. Паника крепко стукнула по головам обеих, сковала их, позволив сделать один полушаг друг от друга, но по-прежнему находясь в непосредственной близости. Прикосновения ещё ощущаются на коже, на губах застыл вкус поцелуя, что отдаёт сладким грехом и терпким ромом. Элизабет приходит в себя первой, стыдливо избегает вопросительного взгляда Джонса и смущённого Эндрюса, заломив руки и рассматривая узор керамической плитки под ногами. Вероника же в отчаянии закусывает губу, вдыхая разряжённый воздух. — Беттс, не хочешь объясниться? — запоздалый гнев обрушивается на темноволосого в странной шапке, сквозит в голосе сталью. Отголоски здравого разума сначала звучат едва ли различимо, повышаясь ежесекундно на тон выше, пока не доходят до ноты Си с восьмёркой рядом. Ярость безызвестного писателя, обращённая к своей девушке, отзывается в молодом теле солистки «Кошечек» необычным импульсом, зажигая прежде бушующее пламя, облитое ледяным с приходом позабытых гостей. — Да, Бетти, ты не хочешь объясниться? — Нелепым кажется повторно озвученный вопрос, что слетел с тонких губ мисс Лодж вместе с вытянутой рукой в сторону озадаченной «Нэнси Дрю». Сомнение горит в зелёной хвойной роще, борясь с нахлынувшим желанием вложить свою слегка дрожавшую ладошку, отрешённо и слепо отдавая всю себя. Промедление ложится тяжким, неподъёмным грузом раздумий на плечи блондинки, что сейчас внимательно рассматривала длинные пальцы и тонкое запястье, невольно мысленно возвращаясь в тот миг, когда они нагло игрались с воротом блузки, обжигая молочную шею. Ожидание давит на перепонки, глухо отражая гулкие удары ускоренного пульса. И Элизабет сдаётся, покорно выдыхая сдерживаемый минутой кислород, делает шаг навстречу и вновь знакомое густое тепло электрическим током искрится под узловатыми подушечками. И хочется сказать что-то прозаичное, что-то заумное, но уверенность испаряется со скоростью утренней росы под палящим июльским солнцем, беспощадно выжигающим затаившуюся на свернутом листе влагу и порой самые простые решения оказываются самыми верными. Оставляя раздумья позади, она шагает смело, твёрдо ступая заострёнными каблуками с позолоченными кольцами на шпильках в объятия, принимающие всегда беспрекословно и не требуя ответов на вопросы, которые Вероника ещё не решает оглашать во всеуслышание. Прижимается сухими от волнения губами к таким же, деликатно, вновь пробует на вкус, улавливая слабый аромат своей винной помады. Осторожно и с особой мягкостью целует каждую трещинку, каждый уголок, плавно перемещается на алебастровую щеку, ощутив на затылке ладонь подруги, успевшей стать кем-то больше за короткий промежуток времени. Спускается ниже, ловко расстегнув одной рукой подавшуюся белую пуговицу, обнажает нетронутую загаром грудь и край атласного бюстгальтера, что так приятно холодит разгорячённую кожу. Лодж ловит тонкое запястье и оставляет на выступающей косточке едва ли видный отпечаток, проникновенно заглядывает в знакомое до боли, до каждого штриха лицо, просит ей довериться и Бетти слушается. Проводит кривую указательным пальцем вдоль упругих полушарий, интригующе отгибая переливающую в свете люстры ткань, поддразнивая застывших и не протестующих парней. Она отстраняется, позволив себе дерзость оставить красноватые отметины на безупречной шее. С минуту изучает прикованные взгляды Джагхеда и Арчи, прежде чем двинуться к ним, ведя за собой не сопротивляющуюся отличницу и примерную студентку. — А ты, Джаг, тебе разве нечего сказать? — голос её был тягуч, хрипл и растекался по телу горячими волнами. Парень молчал, сдвинув угольные брови и слегка поддернув верхней губой, но ответа так и не последовало даже спустя мучительные секунды его бездействия. Арчи же неотрывно всматривался в неожиданно открывшуюся перед ним девушку, с детства живущую с ним по соседству. Коньячные радужки постоянно бегали, перескакивали с раскрасневшегося лица, возможно, из-за рома или, как раз виной тому был он сам, беззастенчиво потерявшись в вырезе золотистых лоскутов. В васильковых очах бушует грозный ураган, затемняя оттенок до непроглядной глубины неспокойного океана. Испарина так и залегла в складке нахмуренного лба, выдавая смесь эмоций. Волнение? Возмущение? Возбуждение? Ласковое прикосновение к острой скуле тыльной стороной ладони вызывают покалывания, от которых размеренный пульс Джонса ускоряется, эхом отдаваясь в грудине. Вероника наблюдает, как крошечные отклики проскальзывают на лице друга, когда сменяет на обратную, задевает вечно опущенный уголок губ большим пальцем. В глазах, что играет неистовая страсть, маячит немая просьба, обращённая к Лидеру Змеев, застывшим, словно остывший воск на дне подсвечника, некое приглашение на вступление в игру, на ответные действия, но внимание его было всецело направленно к другой, к той, что стоит в шаге от него. Интерес в зелёных сапфирах блестит в мягком освещении ламп, голова склонена чуть в сторону, показывая, что происходящее интригует и её. И это злит Веронику. Вызывает химическую реакцию, цепную, необратимую, взрывоопасную. Прислужливый пёс на коротком поводке, мило виляющий пушистым хвостом и послушно выполняющий любой каприз своей хозяйки. Даже сейчас, в этот самый миг Джагхед ждёт команды, приказа от всеми обожаемой Элизабет Купер и бесспорная истина пробуждает в ней воспламеняющуюся, жгучую ревность, такую, что хочется с силою сжать ту самую ладонь, находившуюся по-прежнему у его впалой щеки, оставить красные полосы, так хорошо знакомые Арчи. Но она делает иначе, затолкав дикое и разрушительное чувство в дальний угол, пообещав долгожданное освобождение в другой раз, в более подходящее время. Зовёт его по имени, вкладывая всю нежность, собранную по крупицам и поворачивает к себе, приложив свободную руку по другую сторону мужского лица. С ним Вероника бесцеремонна, развязна, властна и каплю жестока. С Джонсом хочется быть грубой, действовать нахально и дерзко и потому поцелуй получается жадный, жаркий и горячий. И до умопомрачения сладкий. Такой, каким она представляла его: долгий, неистовый, пьянящий без алкоголя. Словно, он – кислород, а ей неожиданно стало нечем дышать; смертельная жажда, охватившая её и без того плохо соображаемый разум, оторви девушку сейчас и сердце издаст последний одиночный стук. Если поцелуи с Бет сравнимы с утренней прогулкой под предрассветными, лавандовыми сумерками в поле полным распустившихся рубиновых маков, щекотливо ласкающие оголённые ноги, то Джагхед – морской ветер, благоприятный и изменчивый, способный утихомирить обезумевшую кристальную гладь, прогоняя подводных демонов или в одно мгновение наслать свирепый, разрушающий шторм и потопить, затягивая в бездонную пучину. Она не глупа и понимает – бороться со стихией нет смысла. Отступает, встречается взглядом со своим возлюбленным, улыбается с едва заметной виной, притаившейся в приподнятых уголках сжатых губ. В янтарном проблеске искрится ураган чувств, цунами из обнажённых эмоций, что вот-вот прорвёт выстроенную годами плотину из прочных кирпичиков порядочности, верности и правильности. И та, что по праву зовётся девушкой Арчи Эндрюса, хочет этого. Создать ударную волну, что разукрасит стену тонкой паутиной, аккуратно подтолкнув его к той, чьи детские мечты о юноше с огненной копной волос разрушились подобно соломенному домику из знаменитой сказки. И Вероника в ней главный негодяй. Джагхед молчаливо наблюдает, как изящные руки кукловода начинают дёргать за невидимые нити, приводя в движение своих невольных марионеток, что покорно слушаются, приближая её к желанному. Она искусна, её взмахи виртуозны, а их – безупречны. Охваченный страстью и желанием он находит манящие уста, сжимает хрупкую фигуру и прижимает к себе, сокращая и так ничтожные дюймы, что были между ними. Широкие ладони скользят по стройному стану, наматывают на пальцы шелковистые золотые пряди; она – неуверенно сцепляет худые руки в замок, ощущая под тонкой тканью его футболки напряжённые мышцы. Спроси у Вероники раньше, какие она испытывала чувства, если бы обнаружила любимого в объятиях другой и не просто другой, а дорогой подруги, то ответ последовал незамедлительно – месть. Растоптать их мечты, подло разгромить, так, как поступает папочка – загнать под стекло муравьиной фермы, ослабить поводья, позволяя обустроиться, а после безжалостно встряхнуть, переворачивая привычный мирок, разрушить все их старания, оставив прозябать жалкое и скудное существование. Но то, что происходит в эту самую секунду, учащает её сердечный ритм, разгорячает её, распаляет, заставляя зайти дальше, прочувствовать ранее неизвестное.*****
Она уже точно и не вспомнит, кто взял её под руку и увёл в сторону спальни. Цепная реакция, всколыхнувшая плавно перетекающие события, что привели к немыслимому. Чьи губы целовали её минутой ранее, а чьи – сейчас – всё слилось в одно сплошное удовольствие с искрящим восторгом. Томный шёпот, обжигающий оголённые ключицы, дразнящие прикусывания и после извиняющие зализывания кончиком влажного языка. Обнажённые тела переплелись подобно змеям, сбивая идеально заправленную простынь, скидывая мешающиеся подушки вниз. Перед взором брюнетки мелькает рыжая шевелюра, и мягкие губы запечатлеваются на её собственных требовательно, ненасытно, жадно, а затем тонкие девичьи пальцы чуть сжимают острый подбородок, заставляют приоткрыть сомкнутые веки и посмотреть на их обладательницу. И от увиденной картины сжатый воздух плотно оседает в лёгких, сердце пропускает пару ударов, а жар внизу живота усиливается. Стоны слетают с тонкого рта, но не доносятся до той, чьи прикосновения вблизи чувствительного места вызывают трепет, что покалывающими волнами струятся вдоль позвоночника, игриво задевая нервные окончания. Пшеничная макушка подруги разместилась меж округлых бёдер, воплощая самую дерзкую из фантазий Вероники и подаваясь мимолётному порыву, она протягивает узкую ладонь и накрывает чуть взъерошенный белокурый затылок, нежно перебирает волнистые локоны. Отчаянная радость разносится по венам обжигающе, а карие глаза тщательно стараются навсегда удержать в памяти. Раскованные, раскрепощённые ласки Элизабет играют на струнах души наравне с лучшими виолончелистами, доводят до исступления, искусно затрагивают самые потаённые и восприимчивые точки разгорячённого до предела тела. «Чёрт бы побрал этих чертей, что водятся в тихом омуте», — невольно пробралась озаряющая мысль сквозь алую пелену страсти, что одурманила рассудительное сознание девушки, отвержено подавшуюся соблазнительному пороку. Арчи взглядом затуманенных карамельных глаз выпрашивает разрешение, ищет одобрение на заветное, что горит неугасаемым пламенем в подреберье, грозясь спалить его дотла, и Вероника позволяет ему. Извилистая дорожка из влажных поцелуев переходящих с пунцовых уст речной лисички на выступающую линию ключиц, движется дальше, спускаясь ниже, задержавшись на затвердевших сосках, и останавливается у плоского живота девушки. — Бетти, — тихо, боясь напугать, зовёт по имени, осторожно касаясь ладонью румяной щеки. Прижимается губами к её, вовлекая в нежный, практически невинный поцелуй. Молчаливый, изредка угрюмый, парень водит руками по спине той, кто полностью подалась во власть друга детства, поднимаясь до женских лопаток, и уходит далеко вниз, касаясь тугих ягодиц, почувствовал пронизывающий укол ревности, что поверхностно впивается остриём иглы. Переменчивость вокалистка подмечает тот час и лишь манит к себе указательным пальцем, соблазнительно ухмыльнувшись уголками губ: — Иди сюда. И он идёт, без промедлений огибает высокую кровать мисс Лодж, деловито чеканя каждый свой шаг, и без смущения располагается рядом. Перекатившись на живот, она в третий раз за сегодня собирается осуществить ещё одну мечту, что маячит в её воображении стоит ему любым жестом, словом или действием совпасть с выдуманным сценарием, выстроенный из всевозможных метаморфоз событий, но настоящее оказалось куда лучше. Безупречное, идеальное, безукоризненное стечение обстоятельств, повлекшее за собой высвобождение порочных и таких изголодавших демонов, целью которых удовлетворение плотских желаний. «Кошечка» обольстительно ловит взгляд раскалённых лазуритов и неспешно приподнимается на прямых руках, оказываясь на расстояние нескольких дюймов от юношеского лица. Она – порочна и Джагхеду это нравится. Вероника не его идеальная девушка во время шторма и перед ней не нужно лебезить, притворяться хорошим, быть хорошим. — Приласкай его, — хриплым от возбуждения голосом протягивает тот, опалив горячим дыханием алые губы девушки своего лучшего друга. Последний в этот момент осыпал нежную молочную кожу Бет страстными поцелуями, граничащими с собственническими, багровыми метками. Жгучая ревностная желчь вновь пагубно влияет на Джонса-младшего, отравляя его губительными дозами, раскачивая и без того неспокойный океан, что отражается на ультрамариновой поверхности зеркал души. Она не воспротивилась, когда сильная ладонь подталкивает чуть резче, чем следовало бы и остаётся на гладких волосах, пропуская те через длинные пальцы. Кончиком языка проходится по всей длине, уделяя внимание каждому дюйму горячей плоти. Тихий стон вырвался сквозь плотно сжатые мужские губы, радуя змеиную искусительницу, что вырисовывала причудливые узоры ниже стройного торса. До неё доносится и другой, приглушённый, что легко способен затеряться в медном вихре паренька, чьё тело выковано греческими скульпторами в назидании другим, но чуткий слух дочери мэра улавливает и его, лишая грифа секретности. Умелые руки музыканта невесомо касаются нагой груди, немного сминают, оставляя раз за разом на кремовой коже следы, что исчезают секундой другой позже, как будто холст, который возвращает всякий раз свою девственную красоту. Прикосновения будоражат, невольно заставляя Бетти прижиматься ближе, теснее, интимнее, отчётливо ощущая твёрдость и напряжение от желания, охватившее Арчи Эндрюса. Движения Вероники отточены, отшлифованы до безупречности и идеализма. Его ладонь диктует ритм, оттягивает и притягивает, до боли наматывает угольные пряди и сжимает в кулак, не обращая никакого внимания на девушку, но ей лишь это нравится. Добавляет нужный оттенок в цветовую палитру её страсти. Сдерживаемый гортанный хрип и смазанное, едва ли различимое имя, что Ронни самоуверенно приписывает себе, добиваясь задуманного, и вязкость на языке одурманивает, словно экзотический афродизиак, стягивает внизу живота тугой узел сотканного из мучительного томления. Джагхед, юноша, что излился в прелестный и такой порочный рот лучшей подруги своей возлюбленной откинулся на мягкое изголовье кровати, ловит звёзды во мраке сомкнутых век. Внутреннее ликование покалыванием проносится по обнажённому телу брюнетки, пьяня пуще прежнего, побуждая к большему, будоража сознание ночными вспышками откровенных картинок. И вот, изящные пальцы задевают отзывчивые к ласкам упругие бёдра, порхают, вызывая едва слышимые смешки и слабые вздрагивания в попытке скрыться от трепетных прикосновений и протяжные, грудные стоны, что вылетают с чувственного рта, были пойманными пылающими устами Элизабет Купер. — Ронни, — с придыханием шепчет он, изнемогавши от шевеления под ним, что становятся, в тот же миг, нестерпимы, — Вероника, прошу, перестань… — и она сдаётся, чуть кивает, давая понять, что его время вышло. — Семь минут в раю подошли к концу, малыш Арчи, — ласково вторит ему, поглаживая раскрасневшуюся щёку, короткими незатейливыми взмахами стирает бледный глянцевый отпечаток, что подарила девушка, чьи хвойные изумруды притягивают, пленяют и полностью подчиняют. И Веронике нравится то, с каким вызовом она смотрит, как дерзко вздернут прямой нос, и чарующее обещание предстоящего залегло в обольстительной улыбке прекрасной дьяволицы. Связь с реальностью пропадает точь-в-точь шерстяному свитеру, нити которого ловкие руки умелицы распускают, разматывая хитросплетённое изделие с неповторимым орнаментом, стоило Бетти припасть к чувственным ореолам. Её ласки отзываются учащённым биением, эхом отскакивая от костяных преград, и страстными стонами, шепчущие женское имя, словно на повторе. Горячие губы парня петляющее ведут вниз, прижимаясь к выступающим позвонкам, зная, что эта маленькая хитрость вызовет в теле его избранницы бурю эмоций. И поэт-песенник оказывается прав – крупная дрожь охватывает её, руки перестают слушаться, грозясь повезти, и он притягивает к себе, перехватив одной рукой поперёк талии и располагает подле, не прерывая блаженные наслаждения, что Королева Змеев проделывает своим влажным языком и кончиками узловатых пальцев. Вероника тихо протестует, когда Бетти прерывается и, оборачиваясь, со всей страстью целует Джагхеда, что мягко примостился позади, беспорядочно пробегая жадными руками по взмокшему телу. Тонкие изящные ладони по-прежнему покоятся на холмиках упругой груди, лениво поглаживают и расторопно играют с затвердевшими бусинками-горошинами, но ей этого недостаточно. Она действует нагловато, фривольно, бесчестно и развязно, следует за ним, желая напрочь стереть с девичьего стана незримые следы, что подобно клейму оставляют хозяйские прикосновения Джонса Третьего, стремится проникнуть глубже, туда, где не дотрагивался тот, чью фамилию втайне примеряет та. Пробраться украдкой, искусно и проворно с находчивостью ловкача и застыть вечным янтарём, что не тронут ни года, ни стихийные причуды. Так, как удалось ей, некогда скромной и покорной Элизабет. Но парень, в чьей копне волос затерялись лучи солнца нетерпелив, лишён выдержки, недальновиден и потому лишает себя той эйфории, того блаженного восторга, что разносится по венам двести двадцатью вольтами, вскружа голову без синтетического воздействия извне. Он срывает с приоткрытого рта хриплый стон, самозабвенно вторгаясь в неё, стискивает податливые бёдра, что подаются назад, вытесняя ничтожное расстояние. Она не ловит кислород, её пульс не ускоряется втрое, а тронутое загаром тело не содрогается в конвульсиях лишь потому, что горячая мужская плоть приникает короткими интервалами, дотрагиваясь до чувствительной точки, что так часто упоминают в женских журналах. Иной раз все мысли рыжеволосого заняты только своими потребностями, отставляя всё остальное от ярких, ослепляющих софитов, коим оказалась сейчас Вероника. Она не замечает, вновь вкусив сладкие уста, что напоминают сочные нектарины, как утробно простонал ей в шею Арчи, и после откинулся на подушки, обронив напоследок нежное «Ронни». Лодж чувствует солоноватый привкус моря на языке подруги, чьи золотистые нити мягко щекочут вздымающуюся грудь. Уступает Джагхеду, сместившись ниже, втягивая белоснежную кожу губами и сладкий аромат утончённым носом, свободной рукой спускается до бедренных костей, изящно очерчивая чувствительный треугольник, трепетно, словно художник, наносящий своей кистью аккуратные мазки, стараясь не испортить грубой неточностью безупречный пейзаж. Внутри неё горячо и влажно. Длинные пальчики не спешат, двигаются с нарастающим томлением, подразнивают и распаляют, вызывая у Бетти жалобные постанывания и ответные движения. Томные, сладострастные, умоляющие стоны становятся для её ушей приятной мелодией, такой, от которой тело покрывается мурашками и хочется прикрыть глаза, позволяя ей вести в водовороте нахлынувших впечатлений. Во взгляде арктических вод мелькают острые ледники, стремясь пустить ко дну ловко маневрирующую лодку, что выстояла под шквалом пронизывающего южного ветра, подбиваясь к северному материку. Напускная любезность сквозит в его речах, но молчаливое недовольство скрыто за тонкой линией манящих губ, что он с пламенной пылкостью прижимает смуглой щеке и уводит к мочке; цепкие пальцы окольцовывают хрупкое запястье и с натиском тянут в сторону, а затем подносят к ненасытным устам, что вбирают серебристую влагу, вылизывая досуха настигнутый трофей. И сердце Ви пускается в пляс, звонят раскатисто переливы колокольчиков в перепонках и гранатовая кровь, текущая по жилам вскипает – хватает только одного обжигающего прикосновения языка юноши с чернильным вихром непослушных завитков. И перед карамельными глазами оживает сцена, переписанная под копирку с далёкой полки эротических фантазий, стащенная из мозжечка головного мозга с теми же главными героями и в той же локации. Она – тихонько стонет его имя, впиваясь короткими ногтями в напряжённые плечи; он – нарочито медленно двигается в ней, нашёптывая ласковые слова ей на ушко, опаляя нежную кожу горячим дыханием с нотками морской соли. Вероника не засекает время на воображаемом секундомере, отсчитывая, сколько разглядывает обнажённые тела друзей, занятых друг другом и их проявлением любви. Может минута, может пять – она не знает. Их движения сравнимы с природным явлением, будь то пламенные языки, стремящиеся ввысь к бескрайнему небосводу, околдовавшие своей красотой или северное сияние, что размазывает буйные краски по глазурной звёздной глади, завораживая и пленяя так, что глаз невозможно отвезти. Ни умопомрачительные поцелуи, ни капризные прикосновения требовательных рук, ни твёрдый мужской орган, упирающийся ниже поясницы, не способны оторвать её от заключительного акта, развернувшегося перед ней. Нехотя она отвечает, подставляется под юношеские, навязчивые ласки, что одаривает он. Скользкими болотистыми лапами липкая зависть оцарапывает затуманенное вожделением сознание певчий артистки, подкрадывается неслышно, мягко ступая по оголённым проводкам нейронов. Вероника Лодж яро завидует зеленоглазой чертовке. Завидует тому, с каким упоительным блаженством Элизабет подаётся на встречу мужским, узким бёдрам, растворяется под жаркими ладонями Джагхеда, уступает томительной неге, позволяя той развязывать мучительно стянувший её узел внизу живота, и приоткрывает соблазнительный рот в немом крике удовольствия. Бетти прикрывает затуманенные сладкой чувственностью очи, всецело погружаясь в мириады световых вспышек, призывно маячащие перед ней. Но Джонсу мало, мало одного раза, что истомой растеклось внутри любительницы детективных романов; ему недостаточно, он ещё не насытился, ровно так же, как и её алчные демоны, вновь и вновь просящие добавки. Свинцовой тяжестью животное желание примостилось в девичьем нутре, тяготя своим бременем природное естество. И она просит, умоляет его снять непомерную ношу, что легла мёртвым грузом, стряхнуть невыносимо щемящую ломоту с молодого точёного тела. И парень с радужками цвета необъятного глубокого океана внимательно заглядывает поверх угловатого плеча прямиком в кристальный янтарь, безмолвно спрашивая, не против ли будет его друг, а затем уже свою даму сердца, но ожидание в задуманное не входит и потому Ронни с грацией чёрной пантеры приближается к нему, вскользь проводит кончиками пальцев вдоль округлых полушарий журналистки школы, как бы невзначай обещает чуть позже выпросить прощение. И Беттс простит, как всегда прощала ей все шалости, сжалиться, смилуется и обязательно отпустит с хрупких плеч разъедающее чувство вины. Садится поверх Змея, тесно прижимаясь к нему мягкими бёдрами, принимая всё его необузданное влечение. Джагхед бесстыдно разглядывает миниатюрную фигуру, цепляясь на тёмных ореолах, и теребит их своими проворными пальцами, прикосновения которых проносятся разрядами тока и учащённое дыхание застревает в горле. Он доводит её до края за считанные секунды, его имя так и просится слететь с вишнёвого рта; пульсирует в ней, вдыхаемый кислород обжигает лёгкие, а тягучая истома вот-вот готова накрыть с головой, поднять до вершин. Сильные руки задают ритм, сминая смуглую кожу до белоснежных следов; в отместку речная лисичка полосует широкую грудь, ощущая под ногтями тёплую жидкость, окрасившую подушечки в багряно-красный. Сердце пропускает удары, болезненно сжимается в грудной клетке, Вероника выгибается в спине и замирает, ощущая, как каждая клеточка её девичьего тела пронизана холодным пламенем начинающего писателя. Парень сумел дотянуться до чувствительных оголённых нервов, рассыпая девушку на крошечные осколки удовольствия, оставляя в ней частичку себя; а себе – греческое имя, что упрямо засело на солёных устах.