***
Саре тринадцать. Она уже не верит в призраков; в болотников, утягивающих в трясину; в русалок-утопленниц, зовущих из омутов; в рыжеволосых стригоев, живущих на погостах. В вампиров она тоже не верит. По крайней мере, старается. В конце-концов даже взрослые, носящие на шеях связки чеснока, в один голос говорят, что никакой нечисти не существует. И что очередной обескровленный труп, которого похоронят лицом вниз и обязательно с камнем во рту — жертва оголодавших волков. Сара никому не говорит, что вечерами, когда тени становятся длинным-длинными, а потом солнце скатывается в объятия гор, и мир погружаются в синие сумерки, она убегает из дома. Гибкой девочке не составляет труда выбраться из окна и перескочить на дерево, так удобно растущее у самой стены. Магда обычно ждет ее у колодца. Старше всего на три года, дочь мельника, умершего в прошлую зиму, она уверенно ходит по шатким мосткам, не обращая внимания на чернеющий зев омута, где Саре постоянно чудится какое-то шевеление. Конечно же, никто на них не нападает. Не утягивает в чащу, не впивается клыками в беззащитные шеи, не выскакивает из мрака, желая напугать. Саре кажется, что по пятам за ними ходит, не иначе, ангел-хранитель. Даже пресловутые волки не отзываются на зов луны. Сара иногда делится своими умозаключениями с Магдой, но та отмахивается от потусторонней чуши, как от назойливой мухи. Вместе они ходят в лес, к круглому озеру, по берегам которого растет алиссум. Купаться в черной воде до дрожи холодно, до ледяного камня в животе жутко. Сара старательно не верит в русалок, но постоянно ждет, что чужая холодная рука схватит ее за лодыжку и утянет в черную глубину. Магда хохочет, ныряя в лунное серебро. С белой кожей, светлыми волосами, в липнущей к тело рубахе, она и сама похожа на утопленницу. Магда говорит, что лунное серебро дарит красоту. Сара в это безоговорочно верит. Она, в конце-то концов, не слепая. Она видит, что не похожа ни на мать, ни на отца, а других объяснений собственной красоте найти не может. Да и расцветающую красоту старшей подруги не заметить не может. Как оказывается позже, не только она. Мать Магды умирает через месяц, и осиротевшая дочь мельника идет устраиваться на работу в их трактир. Прислугу набирает Ребекка, и ей нравится работящая девушка. Того, как неверный муж смотрит на юную красотку, она предпочитает не замечать.***
Саре исполняется четырнадцать. Магда больше не ходит с ней на ночные прогулки. Она запирается в своей комнате на чердаке их трактира и никому не открывает дверей. Она почти не разговаривает с Сарой, больше не поднимает затравленного взгляда, больше не хохочет заразительно, прикрывая рот ладонью. Сара хочет узнать причину, но Магда ее присутствия словно не замечает. Она вообще никого больше не замечает. Смотрит сквозь людей пустым взглядом, и улыбается скорее по памяти. Саре страшно выходить из дома одной, но ночь дарит свободу, а полная луна светит вовсе не для мертвецов. Саре хочется верить, что она светит для нее, щедро проливая серебро на черную ночную воду. Она все так же ощущает присутствие незримой силы, которая создает вокруг непроницаемую стену защиты. Магды рядом больше нет, и однажды Сара все-таки решается заговорить. — Ты ангел? — спрашивает она у мрака, остановившись среди ковра алиссума, голубого в свете полной луны. Ночные цветы пахнут медом, сладко и терпко, кружа голову. Сара не верит, что темнота ей отзовется и поэтому вздрагивает, когда из-за деревьев прилетает едва слышный шорох ответа. «Да». Сара кивает своим мыслям и садится на валун, выступающий из воды на берег. В голове роятся сотни вопросов, но ни один не кажется ей подходящим, и потому Сара молчит. Ей кажется, что из темноты леса за ней наблюдает пара внимательных глаз. Наверное, ангел, с которым она все-таки решилась заговорить, ждет хоть какого-то продолжения. — Ты мне покажешься? — наконец, осторожно спрашивает Сара. — Не сейчас, — отвечают ей из темноты. — Еще не время. Сара неуверенно улыбается. Значит, все-таки покажется. Что ж. Она подождет.***
Саре пятнадцать. Она с удивлением начинает замечать чужие взгляды. Восторг мешается в них с непонятными ей эмоциями. Эти взгляды липнут к коже, как паутина, оставляют после себя мерзостное ощущение грязи. Летом Сара смывает эту грязь в озере, с холодами приходится обходиться нагретой водой, корытом и губкой. Зимой отец затевает ремонт в гостевом крыле и в одну из комнат устанавливает ванну. Сара видит в этом прекрасную возможность. Ночами она пробирается в «самый лучший номер», таскает с кухни нагретую воду, почти не дыша перешагивая скрипящие ступени. Сара знает этот дом, как свои пять пальцев, и потому помнит, на какие половицы лучше не наступать. Она наполняет ванну и открывает окно, чтобы свет луны падал на воду. Она с остервенением отмывает от кожи чужие липкие взгляды, искренне веря, что лунное серебро поможет избавиться от этой мерзости. Оно действительно помогает — до следующего дня. В родном доме она чувствует себя не такой бесстрашной и уверенной, как в лесу. Почему-то здесь присутствие ангела-хранителя практически не ощущается. Сара с тоской смотрит на горизонт. Мысли о замке не кажутся ей кощунственными. Она почти уверена, что ее ангел-хранитель живет именно там.***
Саре шестнадцать, почти семнадцать — столько же, сколько было Магде, когда дочь мельника прекратила с ней общение и сбежала от всего мира, скрывшись под ледяной маской безразличия и отстраненности. Теперь Сара почти уверена, что знает, почему. Мужчина пьян и весел. Он поймал ее на конюшне, потащил, отчаянно сопротивляющуюся, в сторону сеновала. Сара визжала, царапалась и брыкалась, но в трактире громко играла музыка, а пьяному мужику было плевать, чего там не хочет красивая девчонка. Непроницаемая стена защиты, кажется, дает трещину. Сара плачет, тщетно пытается увернуться от чужих рук, отбивается, и получает звонкую затрещину, от которой в глазах становится темно. А потом мужчина вдруг перестает рвать на ней одежду. Сара открывает глаза. В конюшне кромешная тьма, и в этой тьме не слышно ни звука. Исчезает тепло, и дыхание срывается с ее губ облачками пара. Сара кое-как поднимается на ноги, горстью собирает разорванную на груди рубаху. — Иди домой. — Тьма говорит с ней голосом ее ангела-хранителя, и Сара послушно плетется прочь из конюшни, не задавая никаких вопросов. На полпути она спотыкается обо что-то, и чуть не падает, но чужие ладони — ледяные, очень жесткие, ничуть не похожие на похабные руки несостоявшегося насильника, удерживают ее на ногах. — Ничего не бойся, — сообщает ей ангел, а Сара слишком напугана, слишком обескуражена, чтобы задавать хоть какие-то вопросы и стараться разглядеть во тьме лицо своего защитника. Он очень высок — и это единственное, что она может знать наверняка. Утром в конюшне находят труп, болтающийся в петле из лошадиных поводьев. Конечно же, об этом говорят, как о самоубийстве. Хотя по деревне быстро разносится слух, что у мертвеца были выпущены кишки и вырван язык. Сара делает вид, что эти новости ее ничуть не трогают. Но в душе, пожалуй, ликует. И все-таки заставляет себя сделать то, что нужно было сделать давным-давно. Она ловит Магду за руку и отводит ее в сторону. — Кто это был? — спрашивает она в лоб, внимательно глядя на подругу. Магда понимает ее сразу, да и не удивительно. — Твой отец, — выплевывает, как яд, и дает волю слезам, пряча лицо в ладонях. Сара неуклюже обнимает ее за плечи и притягивает к себе, вдруг обнаруживая, что догнала подругу ростом. С отцом она больше не разговаривает, обращаясь к нему только по самым необходимым вопросам.***
Саре семнадцать. Она знает, как разговаривать с зарвавшимися мужчинами, как уворачиваться от их щипков и как делать вид, что все еще бесконечно мила и весела. Она чувствует, как в ее груди расцветает отвращение, и никак не может с ним справиться. Ей кажется, что она задыхается. Замок за лесом кажется настоящей мечтой. Тень ее ангела является ей во снах. Она никогда не видит его лица, но чувствует прикосновения его холодных жестких пальцев: обычно он гладит ее по голове и шепчет что-то успокоительно-ласковое. Ей не хочется просыпаться. Ночами Сара уходит из дома через дверь: ей больше не нужно лазить по дереву, растущему под окном. Она бродит по лесным тропкам, собирает ночные цветы и прислушивается к звенящей тишине кромешного мрака. Темнота молчит и не отзывается на ее вопросы. — Забери меня отсюда, — как молитву шепчет Сара, глядя в окно на тонкий серп луны, висящей в небе где-то над замком. Первый снег заносит тропинки, искрящимися шапками покрывая уснувшие деревья. Луна идет на прибыль, и ангел наконец-то отзывается, произнося одно-единственное слово, которое дарит ей надежду. «Скоро». За день до полнолуния в трактир прибывает смешной профессор и его юный спутник. На мгновение Саре кажется, что это ангел прислал за ней своих помощников, но потом она видит в глазах Альфреда все тот же масляный блеск, который так раздражает ее, вызывая желание отмыть отпечатки этого взгляда с собственной кожи. И когда она сидит в ванной, по привычке открыв окно так, чтобы луна освещала воду, перед ней вдруг возникает он. «Граф» — почти с ужасом думает она, но страх тут же сменяется восторгом. Он протягивает ей руку, и она приподнимается навстречу. Ладони соприкасаются. Его пальцы все такие же жесткие и ледяные, от прикосновения по коже бегут мурашки. Он склоняется над ней — и Сара послушно подставляет шею, хотя прекрасно знает, что после этого ее, скорее всего, ждет смерть. От него она готова принять даже это. Она вдруг кристально ясно осознает, что всегда любила его — задолго до того, как увидела. Клыки пропарывают нежную кожу, мгновение боли сменяется странной негой, окутывающей тело. Саре кажется, будто ее качает на волнах, перед закрытыми глазами вспыхивают алые блики. Ощущение кажется смутно знакомым, она вот-вот вспомнит что-то очень важное, что-то… Все портит Альфред. Вламывается, громко вопит, будя весь трактир. Сара с сожалением открывает глаза, но Графа рядом уже нет. На белой шапке тающей пены алеют несколько кровавых капель. Вокруг нее бегают и причитают родители. Профессор пичкает ее какими-то пилюлями, мажет шею чем-то противным и дурно пахнущим. Альфред патетично заламывает руки и обещает убить проклятого Графа. Сара думает, что ему следовало бы вопить потише: она ведь видит, как от ужаса у него дрожат колени. Когда все понимают, что опасность миновала, бурная деятельность утихает. Взволнованные люди подозрительно быстро засыпают, и Сара, поспешно накинув шубку поверх ночной сорочки, вылезает через окно, спустившись по стволу дерева. На лавочке ее ждет кулек: красные сапожки, завернутые в алую шаль. Сара обувается, накидывает шаль на плечи и решительно направляется к лесу. Граф ждет ее у замерзшего озера. Протягивает руку, обнимает и обращается кромешной тьмой, в которой нет ничего — ни звука, ни света. А когда тьма рассеивается, Сара обнаруживает себя в замке. — С возвращением, — клыкасто улыбается ей высокий юноша со светлыми волосами, сидящий перед камином. — Доброго вечера, — неуверенно отвечает Сара. — Вы меня с кем-то путаете, я никогда здесь раньше не была. — Это только кажется, — заверяет ее Граф и, чуть склонив голову, галантно подставляет локоть. — Пойдем, я покажу твои покои. Сара, конечно же, идет с ним. Здесь все так чуждо и так непривычно взгляду, но вместе с тем кажется странно знакомым. Сара сообщает об этом Графу. — Французы называют это deja vu, — сообщает он. — Некоторые склонны считать это свидетельством бессмертия души, переживанием опыта прошлой жизни в жизни нынешней. Интересная теория, хотя и лишенная всякой научной базы… Впрочем, мне ли говорить о научности чьих-то теорий? Мы пришли. Граф открывает дверь, и ощущение нереальности происходящего накатывает на Сару с новой силой. Она совершенно точно была здесь. Она помнит это, почти до мельчайших подробностей. — Бальное платье уже готово, — тихо говорит Граф за ее спиной. Сара разворачивается на каблуках. Наверное, в ее взгляде слишком много эмоций, слишком много недоумения и вопросов. Граф улыбается — Ты все поймешь после бала, — заверяет он Сару. И, склонившись к ней, целует. Это первый поцелуй в ее жизни. Она не знает, как правильно на это реагировать, как отвечать на его осторожные прикосновения к ее плечам, и поэтому неуверенно обнимает в ответ. Все остальное происходит как-то само собой. Ей не страшно и совсем не мерзко, и это совсем не походит на то, что происходило в конюшне, навсегда оставив ей жуткие воспоминания и подсознательный страх близости. Граф предельно терпелив, аккуратен и нежен. Саре кажется, что она вот-вот сойдет с ума, когда выгибается ему навстречу на пике удовольствия. С ее губ срываются стоны и всхлипы, она кусает распухшие от поцелуев губы и восторженно улыбается. Он на руках относит ее в ванную, аккуратно опускает в горячую воду с пышной шапкой пены. Сара погружается в негу и следит за Графом из-под полуопущенных ресниц. — Мне кажется, что я — это не я, — тихо шепчет Сара, не зная, как выразить свои ощущения и эмоции. — Будто есть какая-то другая я, которая где-то внутри… — Ты все поймешь после бала, — снова говорит Граф, целует ее в покрытый испариной лоб и оставляет наедине со своими мыслями. Она действительно все понимает после бала. Правда, приходит в себя в какой-то пещере, в компании Альфреда и профессора. Она не помнит, как сюда попала, она не помнит ничего, кроме прикосновений Графа, его губ на собственной коже, ладоней, скользящих по обнаженной спине… И запаха крови. Сара хищно облизывается, чувствуя невыносимую жажду. И впивается в горло ничего не подозревающего Альфреда. Ей нужна пища, нужен горячечный пожар чужой крови, наливающий ее тело новой силой. Конечно же, она возвращается в замок. Ей, в общем-то, наплевать, что там будет со смешным профессором и его ассистентом, но они послушно плетутся за ней, как привязанные. Пусть их. Граф решит, что делать с новообращенными вампирами. Он ждет ее у ворот. Подозрительно смотрит на профессора и Альфреда, подставляет Саре локоть и уводит ее в замок. Сара видит, как навстречу непрошенным гостям направляется Герберт. Сара идет рядом с графом, разглядывая интерьеры. Замок раскрывает перед ней свою вековую историю, выстраивая в памяти воспоминания прошлой жизни. Пусть это и ненаучно. Кромешная тьма принимает ее в свои объятия.