Ну что, котёнок, поиграем?

      — Смотри куда прёшь!       Сиплый прокуренный голос, оверсайз бомбер, вязаная шапка, выглядывающие из-под неё волосы мятного цвета, бледная кожа, сигарета в зубах и взгляд, будто вертел он на хую весь этот мир.       Ничего необычного — это просто Мин Юнги, что вполне способен искусно полить нецензурной бранью любого старшекурсника, заставив оторопеть от многогранности своего лексикона, и уйти по-английски, оставив того с отвисшей челюстью и полным непониманием происходящего.       — «Не матерись», — говорили они.       — «Бросай курить», — говорили они.       — «Ты же омега».       А Юнги лишь стадальчески закатывал глаза, посылал всё к чертям и снова затягивался табачным дымом под лестницей, где его никогда не ловили преподаватели. Как же Мина задрали все эти наставления, мол «Омеги должны быть нежными, милыми и бла-бла-бла»

***

      Сердечный ритм подстраивается под бьющую по барабанным перепонкам музыку, тело непроизвольно двигается в такт, а разум давно уже застелила непроглядная туманная дымка. Вокруг полно народу, душно, потно, липко, но тем не менее как всегда весело. Вечеринка — лучший способ студенту расслабится после целой недели нервотрепки в виде сдачи сессий. Чтоб их.       На языке приятная горечь, от которой кровь разгоняется по венам, забываются проблемы, а настроение медленно, но верно, ползёт вверх. Пробираясь сквозь разгорячённую толпу, альфа спотыкается о нечто лежащее на полу, отчего невольно зацепляет плечом стоящего неподалёку парня.       — Смотри куда прёшь!       Вмиг слышится язвительный упрёк, по которому можно было с лёгкостью определить личность говорящего. Всё такой же грубый и колкий на язык. Юнги совсем не меняется.       Только лишь стоило Чону глянуть на омегу, как рот мгновенно наполнился слюной, которую он нервно сглотнул, ведь тот выглядит немного непривычно. Вместо бомбера цвета хаки — чёрная атласная рубашка, расстегнутая на две верхние пуговицы и обнажающая выпирающие ключицы; рваные джинсы сменились кожаными штанами, что обтягивают стройные ноги и отлично подчёркивают подтянутые ягодицы, которые так и хочетс… Да, много чего хочется, если честно.       Хосок смотрит, а мысли его, на пару с фантазией, давно уже уплыли в не совсем правильное русло. Юнги смотрит в ответ, но взгляд его недоуменный, и буквально выражает фразу «Ну и хули вылупился?».       Мин врезается тому с разгону в грудь, кода его в очередной раз кто-то толкает, сразу принимаясь извергать из себя поток всевозможных проклятий на голову виновника произошедшего. Да ну сколько можно, он же не невидимый, в конце-то концов. А Хо лишь скалится довольно, чувствуя, как чужие ладони неосознанно касаются его тела, в попытке удержать равновесие. Признаться честно, он давненько уже запал на наглого и хамоватого омежку, но, будучи в трезвом состоянии, тот посылал всех и вся на три весёлые буквы. Но сейчас, когда спиртное делает своё дело, поведение мятноволосого меняется в немного другую сторону. Он даже не сопротивляется, ощущая, как сильные руки альфы за талию притягивают ближе, как чужой нос скользит по бледной шее, а шершавый язык оставляет за собой слюнявую дорожку. Напротив, поддаётся этим ласкам, от которых внизу живота всё в морские узлы скручивается, льнёт сильнее, что-то сдавленно мычит ему на ухо, потому что приятно, чертовски приятно, и уже хочется большего. Хочется почувствовать его ближе, настолько, насколько это вообще возможно.       Осознание происходящего возвращается к своему обладателю в тот момент, когда его бесцеремонно вталкивают в уборную, закрывая обоих изнутри. Как же Хосок заебался дрочить на него, каждый день дрочить, кончая с хриплым «Юнги-и» на устах. Ну ничего, он ему сейчас за это поплатится. Задом своим поплатится.       Мин скрещивает ноги за спиной Хо, а руками цепляется за шею и плечи, когда тот подхватывает его под бёдра. Усаживая омегу на край широкой раковины, Чон удобно устраивается меж его стройных разведённых ног, начиная умело и быстро избавляться от лишней, по его мнению, ткани. Атласная рубашка летит куда-то на пол, а следом за ней и кожаные штаны с кроссовками. Юнги восседает перед ним во всей красе в одних лишь боксёрах, на которых уже красуется мокрое пятно от естественной смазки, что обильно выделяется из заднего прохода. А альфа воздухом едва ли не давится. Потому что это тело — один сплошной фетиш. На него он бы с удовольствием передёрнул разок-другой.       Без зазрения совести, Хо взглядом скользит по молочной коже, понимая, что ей явно чего-то не хватает, но, недолго думая, решает эту небольшую «проблемку». Губами он припадает к тонкой шее, оставляя за собой череду расцветающих багровых отметин, а Юнги ужом извивается от таких манипуляций. Ему невтерпёж уже, оттого он и ёрзает на месте пятой точкой, притираясь пахом к каменному стояку, что-то жалобно поскуливая.       — Какой нетерпеливый, — ехидничает Чон, перехватывая руки, что уже было потянулись к пряжке на его ремне. Мин лишь досадно цыкает в ответ, но его тотчас затыкают поцелуем. Таким мокрым и пошлым, что мысли все разом превращаются в непонятную липкую субстанцию. Горячий юркий язык мастерски исследует его ротовую полость, щекоча кончиком нёбо, а клыки безжалостно впиваются в алые губы, слегка оттягивая те. Таким образом, Хо ясно и вполне доходчиво выказывает свою доминирующую позицию, но омега и не сопротивляется особо. Он буквально плывёт, словно течная сука, от грубости и напористости альфы.       Длинные пальцы ловко подцепляют резинку боксёров, спуская их вниз по бёдрам, что уже полностью перепачканы омежьей смазкой. Юнги тихонько охает и жмурит глаза, когда в него проникает сразу два пальца и начинают своё движение. Вскоре, два сменяются на три, а растянутые мышцы уже не отдают саднящей болью. Хрупкое миниатюрное тело само начинает двигаться навстречу, а из груди рвётся хрипловатый полувздох-полустон, когда находящиеся внутри него шероховатые пальцы мельком задевают чувствительную железу.       Короткий кивок, дающий понять, что он готов, и джинсы вместе с нижним бельём спускаются до колен, освобождая колом стоящий эрегированный член, так и требующий разрядки. Здравый смысл давно уже уступил место природным инстинктам и, отдавая все свои действия под их распоряжение, Юнги сам оплетает Хосока всеми конечностями, прижимаясь к нему всем корпусом и ощущая чужое звонкое сердцебиение. Слегка приподнявшись, он заводит одну руку за спину и обхватывает ладонью разгорячённую плоть, проводя по ней вертикальные движениями, тем самым распределяя по всей длине выделяющийся из уретры предэякулят. Подушечка большого пальца мягко надавливает на розовую головку, а с губ альфы срывается низкий, практически животный рык.       Где-то отдалённо Юн слышит голос разума, что нашёптывает, нет, он буквально орёт сквозь состояние алкогольного опьянения о том, что всё это ошибка. Что вот так просто отдаться своему одногруппнику в туалете какого-то клуба — не самая лучшая затея. Но было и ещё кое-что, на фоне чего все эти выкрики казались лишь мышиным писком. Он не может это как-то объяснить, но от недавнего времени омегу будто током пронзает когда Хо рядом, а запах его, откровенно говоря, сносит ему башню. Основательно и безвозвратно. А это, в свою очередь, наталкивает на кое-какие мысли…       Задавая рукой нужное направление, Мин плавно опускается на внушительных размеров член, пропуская тот внутрь, тем самым заставляя Чона видеть цветные круги перед глазами от омежьей узости. Вцепившись мёртвой хваткой в омежьи бока, Хо помогает, насаживая на орган глубже, но на половине длинны, стенки Юнги начинают с силой сжимать его в себе, вызывая неприятные ощущения и недовольное шипение со стороны Хосока.       — Б-больно… — тихо хнычет Юнги, забавно морща носик, становясь от этого похожим на котёнка. Отросшими ногтями он впивается в предплечья альфы, не нарочно раздирая в кровь, за что получает смачный шлепок по попе.       — Расслабься, — больше звучало как приказ, а зубы Хо легонько прикусывают мочку уха, вместе с парой серебряных колец в ней.       Юнги повинуется. Через собравшиеся в уголках глаз слёзы старается расслабить мышцы, впуская дальше, по самое основание. Всё ещё больно, но он терпит. Чуть привыкнув к ощущению нахождения полового органа в своём анале, Мин начинает движение, задавая удобный ему темп. Боль постепенно отходит на второй план, а на смену ей приходят громкие и неприлично хлюпающие звуки от резких, чётких толчков, совершаемых Хосоком, которого скорость Юнги явно не устраивала.       До побеления костяшек, он сжимает упругий зад, да так, что вероятнее всего на этом месте синяки потом останутся; тазом подмахивает навстречу, буквально трахая его на весу. Хосок всю душу из него выебет, ну или хотя бы пару стонов.       Член проезжается точь по простате, а потом ещё и ещё. Юнги поясницу прогибает до хруста позвонков, рот открывает в немом крике, но долго не выдерживает.       — Х-хоо, — так протяжно и сладко, что уши закладывает и хочется больше, громче, чего альфа и добивается. Толкается всё быстрее, сильнее давит вниз на бёдра, практически сразу достигая поставленной цели. Мин не сдерживаясь и срывая связки выстанывает имя своего партнёра, а голос его отбивается от стен, возвращаясь гулким эхом. Хо мог бы вечно это слушать. Пара мгновений и Юнги едва заметно содрогается, изливаясь себе на живот, а следом за ним и Чон, успевая выйти до наступления эякуляции. Толчками вытекающее горячее липкое семя забрызгивает спину омеги, после стекая полупрозрачной лужей на пол.       Так хорошо Юнги давно уже не было, вернее, никогда не было. Его только что лишили девственности.       Из последних сил пытаясь держатся за шею Хосока, Мин с сильной отдышкой и возмущением во взоре заглядывает в смоляные глаза напротив.       — Ублюдок, — с придыханием выдаёт Юнги, чем вызывает ошарашенное выражение на лице альфы, — ты мог раньше это сделать?