***
— Ты был когда-нибудь влюблен по-настоящему? Дазай закашлялся, подавившись вином, и внимательно посмотрел на Чую, пытаясь понять, не шутит ли он. Тот задумчиво обводил пальцем край бокала и, кажется, был абсолютно серьезен. Очевидно, он снова умудрился опьянеть почти моментально. — Был, — ответил Дазай, тяжело вздохнув. — Мне кажется, тебе уже пора бы… — Я не пьян! — рявкнул Чуя и бросил обиженный взгляд на напарника. — Блять, раз в жизни решил с тобой поговорить как с другом, а ты… — Продолжай, — немедленно перебил его Осаму. Что-то ёкнуло у него в груди, когда Накахара назвал его другом. «Пускай хотя бы так…» — Тц, весь настрой нахуй сбил. Ладно, хер с тобой. Забудь. Он залпом осушил бокал и налил себе еще вина, ополовинив бутылку. — Я до сих пор влюблен, — сказал Дазай после недолгого молчания. — И, знаешь, был бы не против поговорить с тобой об этом. Все-таки мне с Мори обсуждать такое не так легко, как тебе с Озаки. — Она после того случая чаще интересуется наличием у меня презервативов, а не чувств, — усмехнулся тот. — Так что мы в равных условиях. А я уже заебался это терпеть и держать в себе. Не могу больше. — Рассказывай, — Дазай сделал небольшой глоток и удобнее устроился на стуле. — Короче, я не знаю, как это получилось, но, в общем, угораздило меня втрескаться в человека, с которым мне вообще не светит. Вот никак. — Знакомо, — пробормотал Осаму и вновь потянулся к бокалу. — Я ему просто не нужен, понимаешь? Он меня даже не замечает, и это логично. Встречается с другими. Хвастается этим. А я, блять, ревную, как идиот. Наверное, надо просто взять себя в руки, найти свою гордость и забить на него, но я не могу. Он все время рядом, все время на виду, и он… потрясающий. Скотина, правда, частенько, но, блять, прекрасная скотина. Он словно хреновый такой идеал, который я не могу выкинуть из головы. И меня вечно преследует осознание того, что даже если мне вдруг повезет по некоторым другим важным пунктам, я все равно буду не достоин его. Если он вообще обратит на меня внимание. Говоря это, Чуя сминал пальцами кончик своего хвоста, и Дазай начал понимать, в чем дело. — Ты опять за свое? — устало спросил он. — Чуя, сколько раз я должен повторить это, чтобы ты, наконец, понял? Ты очень красивый. И я не знаю, насколько слепым надо быть, чтобы этого не видеть. — Сколько бы ты ни повторял, это останется враньем, — тихо проговорил Чуя. — Ты ведь не думаешь так. Просто говоришь, чтобы я отстал и перестал загоняться. Но нихрена не помогает. Я же вижу все это, — он махнул рукой на свое лицо. — Да и не только это. Все: моя внешность, поведение, одежда, предпочтения — все это тебе не нравится, я же знаю. Не перестаешь напоминать. — Я просто не могу удержаться от соблазна немножко тебя побесить, я не всерьез. Ты слишком очарователен, когда злишься, — сказал Дазай и прикрыл глаза. На секунду ему показалось, что он догадался, но… ведь не могло так быть. Не могло. Но что если?.. — Чуя, а что, если я скажу, что человек, в которого я влюблен, — это ты? Ва-банк. Больше путей не было. Дазай ждал, напряженно прислушиваясь и не рискуя открыть глаза, но слышал только пение сверчков за окном и тяжелое дыхание Накахары. — Тогда ты последняя сволочь, Дазай, — сказал он наконец чуть надорванным голосом. — Я знал, что ты догадаешься, но не думал, что сможешь так поступить. Насмехайся, над чем хочешь, мне плевать, но не смей трогать мои чувства. И без того хуево, знаешь. Громыхнул упавший стул, бряцнули подскочившие бокалы. Дазай распахнул глаза и, не успев нормально сориентироваться в пространстве, рванулся за Чуей, пытавшимся скрыться в своей комнате. Он крепко обнял его и прижал к себе, перехватив руки и не давая двигаться. — Чуя, ты самый прекрасный человек из всех, кого я знаю, — прошептал Дазай и нежно поцеловал Накахару в висок. — И я не понимаю, почему ты не веришь в это и не видишь. Не видишь, как я испытываю к тебе то же, что и ты ко мне. Сказав это, он разжал объятия. Дазай был готов к любому удару, но Чуя лишь обернулся и внимательно посмотрел в его глаза, ища в них признаки лжи. — Как долго? — спросил он неожиданно тихо, будто боясь, что их услышат. Дазай пожал плечами. — Не знаю, давно. Очень давно. Представляя свой первый поцелуй, они явно не ожидали, что он произойдет посреди темного коридора после неприятной ссоры, вызванной их молчанием и недопониманием. Глупо. Но зато искренняя нежность и терпкий привкус вина делали его лучше всякой фантазии.***
Руки Осаму были крепко пристегнуты к столбикам кровати, так что он мог лишь жадно смотреть на своего медленно раздевающегося любовника. Тот совсем не торопился, сбрасывая с себя один элемент одежды за другим, и, когда на нем осталась одна рубашка, вовсе замер на мгновение, будто не решаясь продолжить. Осаму уже изнывал от нетерпения, но все же заставил себя ждать. Еще было рано раскрывать, что он уже давно освободился от оков. Наконец, Чуя собрался с силами и расстегнул рубашку. Легким движением плеч он сбросил ее с себя, и Дазай восхищенно ахнул. Тонкое тело Чуи плотно обхватывали ремни портупеи, и выглядело это очень горячо. — Я знал, что ты оценишь. С днем рождения, Осаму, — тихо сказал он с улыбкой, и наклонился, чтобы поцеловать напарника. Тот не мог не воспользоваться этой возможностью. Легко освободив руки, он резко перевернулся и подмял Чую под себя, вжав его в матрас. Только после этого он накрыл его губы своими, проникая языком в его рот. Руки Дазая блуждали по его телу, дразня и лаская, а пальцы то и дело проскальзывали под ремешками. Чуя поначалу сопротивлялся, но удовольствие захлестывало его так сильно, что он все же сдался и вскоре протяжно застонал, выгибаясь и прижимаясь грудью к телу Осаму. Для того это стало последней каплей. Перевернув Накахару на живот вопреки слабой попытке протеста, он стал покрывать поцелуями его шею, плечи и спину, покусывая нежную кожу и тут же зализывая отметины. Кончиками пальцев свободной руки Дазай медленно провел линию вдоль всего позвоночника и остановился лишь на колечке ануса, дожидаясь, когда Чуя под ним расслабится. Только после этого он ввел внутрь сразу два пальца, срывая тихий стон с его губ. Уже ближе к утру, лежа в предрассветных сумерках, Дазай словно впервые рассматривал тело своего возлюбленного. Он задумчиво обводил пальцем контуры его ключиц и мышц шеи и постепенно спускался все ниже, к груди, ребрам, животу, бедрам… — Дазай, угомонись, сил уже нет, — сонно проговорил Чуя и мягко улыбнулся, не открывая глаз. — Я тебя не домогаюсь, — ответил Осаму, продолжая свои ласки. — Просто любуюсь твоим телом. Его бы целиком в ремни или веревки упаковать… было бы потрясающе. — Фетишист, — насмешливо фыркнул тот и лениво попытался сбросить с себя руку Дазая. — Может быть когда-нибудь…***
— Блять, как же я тебя ненавижу. Ближе, чем на два метра, ко мне не подходи. «Чертов предатель», — закончил про себя Чуя. Больно было видеть его снова в роли напарника спустя четыре гребаных года молчания и одиночества. Он просто бросил их. Не предупредив никого, даже Чую. И из-за чего? Из-за слов этой размазни Одасаку? — Все в тебе бесит неимоверно. — Я тоже в тебе все ненавижу, — отозвался Дазай. — Разве что твой вкус в выборе обуви мне нравится. В груди что-то оборвалось. Он сказал это с той самой утешающей интонацией, как тогда. — Правда?.. — Ага, конечно. Я соврал. Туфли твои тоже отвратительные. Боль вернулась, усилившись пятикратно. В какой момент он лгал?***
— Дазай, галстуки всегда были по твоей части, я не собираюсь его надевать! Осаму закатил глаза. Сначала из-за обуви чуть не поссорились, теперь из-за галстука. Хотя в первом случае виноват был однозначно Дазай, и он это понимал, но Чуе от этого было не легче. — Ты обязан его надеть. Это часть свадебного костюма, ты же знаешь. Дай я сам его тебе завяжу, и сразу станет лучше. Боже, что ты с ним уже сделал… — Все равно ужасно. Я с ним похож на Аль Капоне. — Он разве не был твоим кумиром лет пять назад? — Завались. Просто сними с меня эту хрень и отдай мою шляпу и портупею. Хер я клал на этот свадебный наряд, кому он нужен? Ты б мне еще прическу невесты сделал! — Почему ты так упираешься? — устало выдохнул Дазай и опустился на ближайший стул, утягивая Чую себе на колени. — Я просто хочу чувствовать себя уверенно на собственной свадьбе, вот и все, — ответил Накахара и положил голову на плечо своего будущего мужа. — Разве так трудно это понять? — Мой дорогой Чуя, — с нежной улыбкой проговорил Осаму, — когда же ты это наконец поймешь. Ты прекрасен всегда, в любое время и в любой одежде. И без нее тоже. И только попробуй снова мне возразить.