Лолита

      Все началось с кабинета детского психотерапевта. Тогда для малышки Рэйчел эта комната казалась даже вполне уютной. Ведь обычно кабинеты в больницах были серыми и отталкивающими, без единого украшения (а она, считай, жила в больницах из-за своего слабого детского иммунитета и лицезрела всю их прелесть каждую зиму), но комната её нового психотерапевта была просто обвешана всякими блестящими рюшечками и плюшевыми игрушками. В особенности мягкими зайками. Он любил их больше всего, это видно.       Гарднер сжимала в своих объятиях белого игрушечного щеночка с карими глазками. Правда, уже не такого белого, каким он был с самого первого дня. Девочка очень часто тискала его и везде носила с собой. Ушко у щенка не один раз уже пришивалось на место, да и небольшая заплатка на боку тоже говорила о неаккуратности ребёнка по отношению к игрушке. Или же о своей бесконечной любви, полученной от девочки?       Несколько минут они молча сидели в напряжении и полной тишине. По крайней мере, Рэй чувствовала напряжение в своем желудке, а доктор беспечно улыбался, проверяя историю болезней. В последний раз он провел ручкой по бумаге, записывая очередной непонятный для ребёнка диагноз или рецепт, а после положил её в стаканчик и, поправив очки, начал беседу:       — Так ты Рэйчел, верно? Можно я буду называть тебя Рэй? — скрепив руки в замок, произнес он. Мама девочки учила, что при разговоре нужен зрительный контакт с людьми, а потому уставилась на доктора. Когда к её семье приходили гости, они всегда подходили к Рэй и здоровались с ней, а после мать спрашивала у девочки: «какого цвета у них глаза?» Так её приучали к зрительному контакту. Но сейчас, глядя на доктора, она видела один серый глаз, а другой черный, но будто ненастоящий, какой-то стеклянный… Что же она должна будет ответить в этот раз? — А я Дэниэль. Но для тебя просто доктор Дэнни, хорошо? — девочка серьезно кивнула в ответ.       Он пробурчал что-то непонятное себе под нос и спустился к ящикам внизу стола.       — Ты любишь рисовать, Рэй? — нежно пролепетал он, на что девочка ответила кивком. Странно. Даже от своей родной мамы Рэйчел не слышала такого доброго и успокаивающего тона. Пусть Дэнни был мужчиной и обладателем более низкого тембра, чем у женщин, но все равно производил на девочку какой-то особый эффект. Как будто родитель поет колыбельную своему ребенку. — А ты молчаливая, не так ли? Хех… Сейчас я дам тебе вот это задание, — доктор показал черно-белый рисунок-раскраску с изображением дерева и тридцатью человечками на нем, которые занимались всякими разными делами: кто-то общался с другими, висел на ветке, падал, карабкался и тому подобное. — Найди себе человечка по душе и раскрась его.       — Хорошо, — отчеканил ребёнок, протягивая руки к листку бумаги и цветным мелкам. Она начала своё дело сразу же, как получила все необходимое. Но даже в этот момент она все никак не могла расстаться со своей игрушкой, и доктор это подметил.       — Скажи, Рей, как зовут твоего друга? — указал он на плюшевую игрушку.       — У него нет имени, — не поднимая глаз, ответила девочка, а после добавила: — Он не мой друг, он игрушка.       — Да? Тогда почему он везде ходит с тобой? Разве не так поступают друзья?       — Друзья живые, а он мертвый, — отрезала девочка, ещё сильнее прижав к себе белого щенка.       Может, для неподготовленного взрослого такой ответ ребёнка поверг бы его в шок, но Дэнни вот уже как семь с лишним лет работает детским психотерапевтом. Он многое увидел за свою долгую карьеру, в том числе и подобных Рэйчел тоже. Но одного доктор не видел уж точно: таких круглых, невинных голубых глаз, без счастливых прыгающих искорок, а спокойных и сосредоточенных, как воды Тихого океана. Взгляд полностью здоровых детей был каким-то приторным и уж больно беззаботным, что выбешивало Диккенса, а вот глазки детишек с психическими отклонениями… Они так же прекрасны, как глаза его матери в их прощальный день.       Рэй покончила с рисунком и протянула итог доктору. Он беспечно забрал листок, доставая новый, с восемью карточками разного цвета. Разложив их в два столбца перед ребёнком, он начал объяснять ей новое задание.       — Представь, что это цветные окошки дома. Нарисуй в каждом из них человека с таким характером, который подходит под цвет окошка.       Рэйчел снова кивнула. Пока она была занята новым заданием, Дэнни проверял её старое, однако она не раскрасила ни одного человечка. Все, что добавилось на рисунок — это могила. Человечку, который первоначально тянулся к висящей над ним ветке, девочка подрисовала лопату. Получилось так, будто он либо готовит для кого-то похороны, либо разоряет могилу.       «Прекрасный экземпляр, — усмехнулся про себя безумный доктор. — Ты дразнишь меня? У нас впереди ещё много сеансов, зайчонок.»       Дэнни так радовался плохим результатам своих пациентов, что чем-то походил на маньяка. Просто от мысли о том, что он будет видеть эти безжизненные глазки-пуговки около трех раз в неделю, заставляло бабочкам в животе непременно встрепенуться, вылезти из своего кокона и отправится в полет по всему телу. Семь лет на своей любимой работе, в окружении маленьких, беззащитных детишек, в доверия которых так же легко втереться, как отобрать конфетку у ребёнка. Дэниэль заполучал такую любовь пациентов, что мог даже попросить их сесть к нему в машину с завязанными глазами, удовлетворить свою извращенную потребность, о которой дети никогда никому не расскажут, но… Он никогда не делал этого.       Не делал этого не то что с детьми, даже с девушками. Мужчина, тридцать два года, девственник. Нет, он не неудачник, ему перепадало много раз, но ни одним он не воспользовался, ведь эти грудастые суки не вызывали у него никакого интереса. Не то, что маленькие девочки. Чистая кожа, миниатюрное тельце и эти вечно мертвые глазки, ах… Хотя, Будучи стопроцентным педофилом, Дэнни никогда не пользовался своим служебным положением, а вечно сдерживался. Что ведь будет, если он попадется в свой самый первый раз? Шутка про восемь лет строгого режима будет уже не такой смешной.       — Готово, — писклявый голосочек Рэйчел вывел Дэниэля из раздумий. Он взял её рисунок и внимательно рассмотрел. Абсолютно в каждом окошке, вне зависимости от его цвета, Гарднер изобразила грустных, плачущих людей, а в клетке красного цвета с потолка вовсе свисали чьи-то ноги — человек повесился.       Не может такого быть, что ребенок так смело показывает свои депрессивные рисунки доктору. Рэйчел довольно взрослая, чтобы понимать, что за этим последует: вечные обследования, изоляция, стресс… Дэнни более чем уверен, она просто дразнит его, хочет поиграть. Ну-с, игра началась, детка. Доктору не составит и труда покопаться в её истории, чтобы установить диагноз.       — У тебя сохранились твои собственные рисунки, Рэй? — отложив её новый рисунок в сторону, спросил доктор. — Мне нравится твой стиль, я бы хотел посмотреть на большее количество работ.       — У меня есть альбом, — Рэй пялится на Дэнни. Её бесконечно глубокие мертвые глаза были готовы просто сожрать его. Чего же она добивается? Хочет, чтобы доктор первым отвел взгляд?       — Отлично. Принеси его завтра, хорошо? — Дэнни снова миловидно улыбнулся, не взирая на угнетающий взгляд маленькой девочки. Рэйчел невольно кивнула. — Можешь идти к матери. Передавай ей привет. Завтра снова ко мне в двенадцать. Умничка…        Рэй медленно поднялась с кресла, поправив свою черную юбочку, а после, не разворачиваясь, медленно направилась к двери, словно боялась, что Дэнни пустит пулю в её затылок. «Не доверяешь мне, да? Ну ничего, это пока…»       — Рэй, щенок, — доктор указал на забытую на месте игрушку. Гарднер быстро схватила его за пришитое ухо и сразу же, будто набравшись храбрости от своего искусственного друга, увильнула за дверь.       Дэнни в тот же момент беспечно развалился на рабочем кресле. Сняв очки, он протер свой единственный видящий глаз и тяжело вздохнул. Эти глазки. Такие красивые. Голубые. Хотел бы и он себе такие, а не эти серые куски грязи в его веках. Он бы вырвал их у неё и забрал себе, чтобы вечно любоваться её взглядом и узором радужки. Если бы у него был шанс, он бы ни за что в жизни не выписал её из психиатрической больницы, чтобы каждый день проводить рядом с ней.       — Следующий, — позвал он к себе нового пациента.