Игра

Это все — просто странная игра, понятная лишь нам обоим (на деле — непонятная никому).

Делаю шаг навстречу и тут же отворачиваюсь, будто бы о чем-то несусветно важном задумавшись. Спустя несколько секунд поправляю волосы и усаживаюсь за стол, посмотрев на тебя мельком. Дважды. Сама себе усмехаюсь. Ты сосредоточенно смотришь в монитор. Отвлекаясь лишь на то, чтобы сделать из кружки глоток кофе (ох, знало бы о нем начальство), сморщиться, осознав, что тот давно остыл и кинуть мимолетный взгляд в мою сторону. Будто бы нечаянно. Я перебираю улики, добытые трудягами-операми. Ты поднимаешься и идешь к выходу — видимо, с целью помыть чашку и налить в нее новую порцию американо. Ничем себя не выдал. Уважительно киваю. Выдержка.

Это все — замысловатая многоходовка, исход которой не знаем даже мы с тобой.

Называешь меня по фамилии. Медленно, но будто небрежно и с ощутимым удовольствием. Не удержался. Банально выдал сам себя. Я отвечаю тем же. Но более иронично. Чуть ехиднее. И эффектно разворачиваюсь на компьютерном стуле, уже рассчитав каждое свое действие и обдумав витиеватое поздравление. Но ты превосходишь все мои ожидания. Да что там — ты сам себя превосходишь. Подарок. Большой-пребольшой, в шуршащей обертке и с пышным красным бантом. — Это тебе. — протягиваешь мне огромную коробку и смущенно отводишь взгляд. Пораженно сглатываю. Принимаю подарок, продолжая переводить восхищенный взгляд с тебя на него. — Мой любимый… — замечаю, когда дар речи наконец-то возвращается. После небольшой паузы, увидев твое удивленное лицо и сообразив, как двусмысленно это сейчас прозвучало, поясняю, — цвет мой любимый — красный. — А-а… — протягиваешь ты, понимающе кивнув. Ты ведь знал. Цвет банта — не случайность, я же чувствую. Хочется открыть. Но кто-то постоянно мешает. Я сгораю от нетерпения и любопытства. — От кого? — спрашивает Антонова, с интересом кивнув на яркую подарочную коробку. — От любимого — это слово я неосознанно выделяю нежнее, — коллеги. Заполнение рутинных бумажек мне не дается сегодня особенно яро. Решительно отодвигаю их подальше. И оглядываюсь. Вокруг никого. Можно действовать. В коробке я, к своему удивлению, обнаруживаю…ничего. Действительно, оригинально. Возмущенно швыряю этот обидный, по моему мнению, презент в сторону и ударяюсь в работу.

Это квест. С десятками локаций и множеством испытаний.

Это действительно сложно — скрывать румянец, когда утром ты ловишь меня во время неконтролируемого полета с оледеневшего крыльца. Рассуждать исключительно о работе, при этом неотрывно наблюдая за твоими движениями. Хищно стрелять в твою сторону глазками и не вестись на твои намеки и подколы. А еще — старательно сдерживать эмоции, когда вручаешь мне настоящий подарок. Последнее, правда, не удается мне сегодня совершенно. Ты единственный, кто умеет обезоруживать. Кому я всегда позволяю чуть больше. К кому постоянно нахожусь немного ближе относительно остальных. И да, самая главная задача — уверенно отрицать все предыдущие пункты.

Это шахматы. Я ферзь. Ты король.

Азартная и умеющая продумывать и предугадывать я, и простовато-прямолинейный ты. Сталкиваюсь с тобой в коридоре. Ловко. Специально появившись из-за поворота максимально неожиданно, чтобы выглядело все достоверно. Ты машинально хватаешь меня за талию, чтобы не упала. Пол после мытья скользкий, а туфли у меня на высоком каблуке — улететь могу запросто. Второе спасение за день… герой. Молчим. Я, постояв в таких неоднозначных почти объятьях несколько секунд, вырываюсь и, едва заметно улыбнувшись, ухожу. Провожаешь меня задумчивым взглядом. Хоть один пункт моих обширных планов удался — не я одна побывала в восторженном ступоре.

Ты проиграл, мой хороший.

— Сидит идеально. — замечает Валя, наблюдая, как я кручусь перед зеркалом. — И с размером угадал. — киваю со слишком явной гордостью, не отрывая взгляда от собственного отражения. — Как же мне нравится! — наконец восторженно выдыхаю, чуть ли не хлопнув в ладоши от радости.

Я вру сама себе, зная, что на самом-то деле это исключительно мое поражение.

Но когда я так просто сдавалась?

Это карты. Причем, я шулер, ты дурак. Не иначе. Я любя, не обижайся.

А я действительно вижу, как ты специально подстраиваешься под работу исключительно со мной — уговорами, хитростью, волей случая. Слышу, как напряженно дышишь мне в плечо, когда наклоняешься будто бы исключительно для того, чтобы спросить, что я вот здесь, в документе, написала. К слову, почерк-то у меня прекрасный, разборчивый… Чувствую, как прожигаешь взглядом.  — Ты подарил мне шикарную юбку. — я решаюсь, наконец, сделать свой ход. Поднимаюсь и подхожу к тебе. — И я решила ответить тебе тем же. У тебя глаза заметно округляются, и мне почему-то хочется рассмеяться. И обнять тебя. Обязательно. — Ты решила подарить мне юбку? — высказываешь ты свои предположения. — Нет, — я, довольная собой, усмехаюсь, — Терпение, товарищ, терпение… — выдвигаю ящик стола и, выудив оттуда три папки с документами, наконец достаю свой ответный презент. У меня все продумано — даже если бы ты заглянул в этот ящик — подарок бы не нашел, потому что ворошить эти пыльные бумажки со скучными отчетами по собственной воле, да еще в канун праздников, не стал бы, а иначе миниатюрную коробочку там не обнаружишь. — Ух ты… — восклицаешь, принимая подарок. — А что там? — Открой. — я пожимаю плечами и демонстративно отворачиваюсь. Слышу, как шуршит обертка, скрипит картон… — Оксана! — возмущаешься в конце концов, видимо, добравшись до истины. Я мгновенно разворачиваюсь. — Во-первых, это месть. — делаю шаг назад, — А во-вторых, я тоже тебя люблю. — дальше медлить нельзя и потому я перехожу на спортивный шаг — бегать не позволяет обувь.

Похоже, проиграли мы оба.

Хохочем в голос. — Выходи, — беззлобно усмехаешься, когда наш приступ смеха чуть-чуть утихает. — Сделала ты меня. Выходи, говорю, бить не буду. Я выхожу из подсобки. И, поддавшись эмоциям, все-таки обнимаю тебя. Ты ведь ждал этого? Так и стоим по середине коридора — истерически хохочущие, запыхавшиеся, обнявшиеся. И, несмотря ни на что — счастливые. — Пойдем, вручу настоящий подарок. — тихо зову я, на самом деле, отчаянно желая, чтобы ты сейчас сказал, что это — чуть попозже. Разрывать объятья не хочется совсем…

Никогда не умела играть. Наверное, к счастью.