Feelings for two

Прежде чем наконец постучаться в дверь, Джейсон просто стоял напротив нее несколько минут, словно пытаясь отыскать все ответы в узоре едва видимых царапин на гладкой хромированной поверхности. Услышав приглушенные шаги по ту сторону он понял, что приходить сюда именно сегодня ему не стоило. Также как и писать то несчастное электронное сообщение, и вообще пытаться хоть как-то наладить связь с тем, кого он не видел уже почти месяц. Мокрый снег, перемешанный с дождем, летел прямо в лицо, ослепляя и одновременно принося небольшую долю облегчения, ложась на горящую огнем кожу влажной прохладой в тех местах, где она горела от глубоких саднящих порезов. Тяжелый вздох вышел слишком надрывным, больше похожим на тихий всхлип. Попытка выдернуть запястья из стальной хватки чужих рук была жестоко подавлена. Боль в предплечье не угасала, наводя на мысли о вывихе. Благодаря сорванной маске Найтвинг мог видеть его глаза, горящие праведным гневом. Мягкий свет мгновенно ударил ему в лицо, ослепляя на несколько секунд. Едва увидев на пороге Дика, Тодд почувствовал укол где-то в глубине своей груди. Грейсон улыбнулся ему той самой мягкой полуулыбкой, которой мог улыбаться лишь ему одному, жестом приглашая войти. Сейчас эта улыбка вызывала у Джейсона ещё больше сожаления, подпитываемого муками совести. — Разве у нас с тобой не было уговора? — сталь в голосе кажется более холодной, чем широкое лезвие армейского ножа, находящегося в опасной близости к сонной артерии. Найтвинг прекрасно знал, что рука, держащая холодное оружие, не дрогнет в нужный момент, и от этого липкий страх, прежде теснившийся где-то в потаенном уголке его сознания, с каждой утекающей секундой все сильнее завладевал каждой частичкой его израненного тела. — Привет, — это звучит как-то чересчур робко, совсем не так, как ожидал Джейсон. После всего произошедшего было логичнее ждать от него злости или хотя бы равнодушия, которое означало бы что теперь между ними все кончено. Ведь сам Тодд уже давно решил поставить точку в этих отношениях, не в силах простить самого себя за тот ужасный поступок, совершенный из-за того, что он был ослеплен собственной гордостью и уверенностью в правильности собственного пути. Разувшись, он поспешно прошел в большую комнату, тут же замечая в углу у окна ель, украшенную достаточно просто, но в то же время, по-праздничному красиво — серебряные шары и игрушки гармонировали с пушистой мишурой, дополняя собой яркую звезду на самой верхушке. От этого зрелища на душе невольно стало теплее. Такой тихий домашний уют навеял воспоминания о недавних днях мирного спокойствия, когда они засыпали и просыпались в одной постели, согревая друг друга обжигающей близостью. — Неужели так трудно было не вмешиваться в мои дела? — он был все также непреклонен в своем желании услышать от поверженного противника ответы. Каждый глоток воздуха дается с трудом. Придавленный немалым весом чужого тела, лишенный малейшей возможности сбежать, Найтвинг все же находит в себе силы сказать: — Ты зашел слишком далеко. Твои методы переходят все мыслимые границы. Нет, сейчас ему точно здесь не место. Неуверенно заглядывая в темный коридор, ведущий к кухне, Джейсон ожидает появления Дика, сжимая в руках блестящую подарочную упаковку. Шуршащая цветная бумага, перевязанная алой лентой, выглядела глупо, и если бы не настойчивость того продавца в бутике, то он ни за что бы не стал так заморачиваться, ограничившись простым фирменным пакетом. Ему снова захотелось уйти, оставив свой небольшой презент на тумбочке рядом с диваном. Да, это вновь было бегством от собственных проблем, к которому Тодд уже успел давно привыкнуть. Порой казалось, что вся его жизнь состояла лишь из бесконечных попыток сбежать от того, что было слишком сложно принять: собственного прошлого, постоянной моральной дилеммы между принятыми им решениями и их целесообразностью в тот или иной момент, глубокой привязанности к тому, кто так искренне разделял с ним каждое счастливое мгновение. Поток мыслей обрывается, как только он вновь видит перед собой Грейсона, и его сердце невольно пропускает новый болезненный удар. Красный Колпак не собирался удостаивать его хоть какой-то ответной репликой. Выражение его лица оставалось таким же яростным и свирепым, каким было в самом начале их долгой схватки, в которой Найтвинг потерпел сокрушительное поражение. Голубые глаза смотрели на темную фигуру с немым укором, и в их глубине, казалось, можно было увидеть всю ту горечь и печаль, которую нельзя высказать словами из-за боли от разбитой губы. Но Колпак оставался непреклонным, искренне убежденный в том, что имел право на то, чтобы отстаивать свою точку зрения любыми способами. Пускай его уговор с Бэтменом и ограничивался только несколькими районами, отошедшими по всеобщему соглашению бывшему Робину, а ныне «Готэмскому линчевателю», на своей законно-выверенной территории он придерживался исключительно собственных порядков, не позволяя остальным членам Бэт-семейства вмешиваться в его дела. Этот четкий принцип не терпел исключений, поэтому когда Грейсон вызвал его на серьезный разговор, Красный Колпак не собирался вести с ним долгие милые беседы, заранее готовый к тому, что их противостояние может принять весьма непредсказуемые обороты. Конечно, он не хотел быть намеренно жестоким, но в итоге длительный словесный спор перерос в самую настоящую битву, которая разгорелась как безудержное адское пламя, быстро потухшее подобно вспыхнувшей спичке, но достаточно разрушительное. В порыве гнева Джейсон совершенно потерял контроль, в одночасье забыв о том, что в этот миг собственными руками причинял боль тому, кем дорожил сильнее собственной жизни. Ущемленная гордость не позволила так просто спустить все на тормозах, однако как только пелена ярости спала, открыв взору ужасающие последствия его желания доказать свою правоту, Тодду не оставалось ничего другого, кроме как уйти. В ту ночь он покинул не только заснеженную крышу пустого склада, но и жизнь Дика, посчитав этот поступок единственным правильным решением из всех возможных. Воспоминания каждый день всплывали в памяти тяжким бременем, оседая на душе неподъемным грузом вины. От одного единственного взгляда этих светлых глаз хотелось в ту же секунду провалиться сквозь землю прямо в ад, где ему и было самое место. Все терзающие сомнения и страхи в один миг превратились в одно единственное слово. — Прости. Во взгляде Дика не было ни злости, ни отвращения, ни всего того, что ожидал увидеть Джейсон. Вернее сказать, боялся увидеть. Если бы сейчас он оттолкнул его, заставив уйти, Тодд не посмел бы спорить, поскольку Грейсон был в праве ненавидеть его на протяжении всей оставшейся жизни. — Все-таки Рождество и впрямь время чудес, — сказал он тому, кого уже давно успел простить, и до последнего ждавший от своего дорогого человека лишь одного простого извинения, которое кому-то могло показаться слишком мелочным, неспособным в полной мере окупить все причиненное зло. Но для Дика это вовсе не было пустым звуком, ведь он, знавший Тодда с малых лет, прекрасно знал как тому сложно выразить свои истинные эмоции с помощью слов. Он прекрасно знал, сколько всего его возлюбленный хотел выразить одним замысловатым «прости» — раскаяние, гнев на самого себя и искреннее сожаление. Неужели он и вправду думал, что Грейсон сможет возненавидеть кого-то, кто был для него единственной любовью на протяжении долгих лет? — Ты разве не знаешь, что подарки принято класть под елку? От этого насмешливого взгляда Джейсон невольно смутился. Недолго думая, он притянул Дика к себе, нежно коснувшись его горячих губ трепетным поцелуем, чувствуя, как сильные руки обнимают его в ответ. Несмотря на все разногласия и ошибки, они никогда не смогут отказаться друг от друга — такими были их общие мысли в момент трогательного примирения.