Ne Me Quitte Pas

      Перелет на самолете в родную Францию был достаточно долгим, чтобы Шарьер вновь погрузился в воспоминания о самом тяжелом и противоречивом периоде его жизни - пребывании в тюрьме Сен-Лоран-дю-Марони. Бессонными ночами, в моменты молчаливого ожидания или во время каких-либо долгих поездок, когда ничто не отвлекало его, ни жена, ни теперь уже внуки, к Анри всегда, как по команде, возвращались обрывки его прошлого. Годы в тюрьме оставили в нем глубокий, грубый отпечаток, ничто пережитое до и после не могло сравниться с тем, что ему пришлось перенести в заключении.        Не в силах держать все это в себе, он выплескивал эти воспоминания на бумагу. Порой его накрывало внезапно, картины из прошлого жгли каленым железом по нутру и Шарьер принимался судорожно писать на любых клочках, что попадались ему под руку. Ему нужно было освободиться от этого, от чертовой тюрьмы, которая снилась ему ночами, и он просыпался в ужасе, весь мокрый от пота. Анри снилось, что он снова в карцере, совершенно один, а весь его побег, Дега, не решившийся последовать за ним, вся жизнь после побега, все это бред его воспаленного разума, его сумасшествие. Когда он переносил всю свою боль на бумагу, становилось легче, все те события, обличенные в нечто материальное, в страницы тетрадей, становились реальными, а не просто воспоминаниями, которые с ним никто не сможет разделить. Не раз Шарьер порывался сжечь все эти кипы бумажек, надеясь, что если предаст их огню, то вместе с ними дьявольская тюрьма, наконец, отпустит его и он сможет вздохнуть свободнее. Но каждый раз, когда взгляд натыкался на тряпицу с нарисованным на ней мотыльком, слезы начинали душить его, а руки не поднимались уничтожить единственное, что помимо его головы хранило воспоминания о Дега.       Дега. Луи Дега. Лишь спустя годы Шарьер понял, почему тот отказался прыгать со скалы вместе с ним. Глупый Дега. - Если бы жена была здесь, а ты в Париже при бабле, сколько бы ты дал, чтобы ее вернуть? - Все что у меня есть, - сказал Луи и ведь не соврал, чертов неудачник-миллионер, ты не соврал.       Тогда Анри отнесся к словам Дега скептически, тот кем он был - Мотылек - не верил в то, что люди способны жертвовать чем-то ради другого. Он был уверен, что хорошо изучил этот мир и тех, кто в нем живет. Все хотят урвать кусок побольше, он сам и этот хрупкий интеллигентный Дега, все мечтают о лучшей жизни и ради этого готовы идти на обман, предательство, воровство или даже убийство. Но Мотылек не задумывался над тем, что опровергал свои же взгляды, снова и снова спасая задницу Дега, помогая ему, защищая.       Шарьеру нужны были годы, чтобы осознать в полной мере, что Дега пожертвовал все, что у него было - свою жизнь, чтобы дать ему сбежать. Луи несправедливо считал себя обузой, себя винил в том, что Анри никак не может вырваться из этого ада с грузом в виде него. Он принял нелегкое решение отпустить Мотылька, потому что знал, что одному Анри сбежать будет проще, у него непременно получится, его силы воли и неистребимого стремления к свободе хватит только на него одного.       Чертов Дега.       Никто кроме жены не читал его дневники. Он дал ей прочесть их уже после того, как выросли их дети. Шарьер готов был к любой реакции, но встретил в глазах женщины лишь понимание и сочувствие. Когда он сказал ей, что хотел бы опубликовать эти воспоминания и не где-то в Америке, а на родине, во Франции, жена согласилась с этим и даже не стала настаивать, когда он сказал, что должен лететь один. Он должен. Ради Дега. Ради всех тех, кто умирал в нечеловеческих условиях в Сен-Лоран-дю-Марони, ради тех, кто сходил с ума в карцере, ломаясь под давлением тишины, голода и безысходности.       Прикончив очередной стакан с виски, сильно разбавленным водой, Анри посмотрел на облака в иллюминатор самолета, на яркое солнце, он знал, что стоит ему закрыть глаза, как перед мысленным взором сразу же возникнет смуглое лицо с острыми скулами, потрескавшимися губами, шрамами у виска и на лбу, неизменные круглые очки и глаза, смотрящие на него с любовью. Никто и никогда больше не смотрел на него так, никто больше так на него не посмотрит. Шарьер удивлялся тому, как свежа еще рана, прошло уже много лет, а воспоминания о Луи причиняют ему столько же боли. Потому что тогда, на пике отчаяния, чувствуя на затылке холодное дыхание смерти, Дега был для него самым близким человеком на свете, такая близость достигается только в тех условиях, в которых они тогда оказались, ни с кем больше у Анри не было так остро и ярко, будто в последний раз.       Им все же удалось сбежать тогда, это было просто чудо, что они никому не попались, что в итоге сумели достать лодку и не потонуть на этой дырявой посудине посреди чертова моря. Сельер, невзлюбивший Дега еще с работ, постоянно настаивал на том, чтобы его бросить. Мотыльку приходилось то и дело напоминать бывшему моряку, что у Луи есть деньги, а без денег не видать им лодки, а значит и свободы как собственных ушей. В какой-то момент, когда Дега надолго задержался, Шарьер готов был отказаться от побега и остаться, потому что не мог бросить Луи здесь одного, это было бы предательством, а Мотылек перенес слишком много ради этого парня, чтобы теперь так просто оставлять его.       Однако удача улыбнулась беглецам, но стоило им оказаться в море, как везение мигом испарилось. Их утлая лодчонка начала стремительно наполняться водой, все они много часов подряд вычерпывали воду из лодки, но это не очень-то помогало, все понимали, что нужно избавиться от какого-нибудь балласта. Дело усугубилось, когда на горизонте показались грозные свинцово-серые тучи и до них издалека докатился раскат грома, предвещающий шторм. - Этот шторм потопит лодку, нужно действовать немедленно, - Сельер в который раз уже намекал на то, что им нужно избавиться от Дега, но Мотылек ни в какую не хотел с ним соглашаться. - Я чиню лодку, - огрызнулся Шарьер. Старый моряк не выдержал. - Ты спятил? А? Хочешь подохнуть из-за него? - Никто здесь не умрет, - твердо заявил Анри, выпрямляясь и прямо глядя в лицо Сельеру, он не хотел превращаться в животное, которое готово уничтожать себе подобных по принципу сильный выживает - слабый умирает, Шарьер вообще никого не хотел убивать, он конечно не ангел, но так же он точно не убийца.       Сельер вытащил нож, все остальные беглецы отпрянули от мужчины на другой конец лодки. - Но всем нам не выжить, Дега это мертвый груз, сколько у тебя денег? - это была единственная причина, помимо Мотылька, которая останавливала его от того, чтобы давно бросить чертова неудачника афериста или просто его придушить.       Луи посмотрел на Анри снизу вверх, понимая, что в следующие минуты будет решаться его судьба. Шарьер не спускал глаз с Сельера: - Денег больше нет, - ответил он вместо Дега, давая понять, что товарищу по побегу придется иметь дело с ним, а не с Луи. - Нет больше денег, ты слышал, Матюрет? Они нам лгали, хочешь сдохнуть из-за него? - Сельер попытался перетянуть на свою сторону четвертого, сбежавшего с ними заключенного. Матюрет покачал головой, сдыхать он не хотел, Сельер сообщил Мотыльку, - Значит двое против одного. С дороги. Я все сделаю, Мотылек, просто отойди, я не хочу из-за него умирать!       Ситуация накалялась, Анри ощетинился, готовясь принять бой, Сельер подойдет к Дега только через его труп. - Последний шанс, Мотылек, отойди! - предупредил старый моряк, в свою очередь понимая, что Шарьер сильный противник и если сейчас дело дойдет до схватки, он сам может ее не пережить, Анри промолчал, не собираясь отступать от своей позиции, - Не знаю как ты, а я хочу домой!       В следующую секунду Матюрет кинулся к Сельеру, попытался добраться до ножа, но был выброшен за борт, однако тут же Мотылек толкнул моряка к мачте и нож отлетел куда-то в сторону. Они схватились в рукопашную, Сельер оказался силен как бык, он повалил Шарьера на дно лодки, намертво вцепившись мощными ручищами в его горло, никакие удары Анри не могли ослабить его, еще немного и Мотылек проиграл бы этот бой.       И тогда произошло что-то невероятное, невероятное и страшное. Нож каким-то образом оказался в руках Дега, который сразу же пустил его в ход. Сельер кажется, был поражен больше всех, ведь тот кого он считал ничтожным и слабым, вообще не способным хоть на что-либо, этот жалкий и тощий интеллигент в круглых очках дал ему отпор. Анри почувствовал, как хватка его противника ослабла, на лицо закапала теплая кровь, Луи снова и снова вонзал нож в своего обидчика, впав в состояние какого-то безумия, он не мог остановиться, пока Мотылек не оттащил трепыхающегося Дега от мертвого уже человека. Шарьеру пришлось крепко стиснуть Луи, который, кажется, все еще не соображал, что творит. - Хватит, хватит, успокойся, - с трудом мужчина расцепил пальцы Дега, вытащил окровавленный нож из его руки и бросил оружие за борт. Он похлопал Луи по груди, чтобы привести его в чувство. Он не винил его за то, что случилось, они защищались, Дега спасал свою и его, Мотылька, жизнь. Однако они оба почувствовали, как что-то между ними надломилось.       Следующие часы беглецы сражались за свою жизнь со штормом. Без Сельера, который как никто из них разбирался в морском деле, было тяжело, но они не сдавались, делали все что могли. Безжалостные волны то и дело накатывали на них с разных сторон, наполняя их жалкое судно водой, которую они судорожно вычерпывали из лодки, стараясь избежать затопления.       Очнулся Мотылек от кошмара, точнее от воспоминания, как Луи вонзает нож в спину Сельеру. Он обнаружил себя в какой-то хижине, на него испуганно смотрели туземцы, он был не в кандалах, никаких конвоиров рядом, судя по ощущениям, он целый и невредимый. Выглянув на улицу, мужчина увидел залив и других дикарей на берегу, которые занимались своими делами. За спиной засмеялись дети, Анри вышел из хижины, первым порывом было попытаться найти Дега и уйти отсюда, их могут искать, но тут же он наткнулся на монахиню, которая с улыбкой сказала ему "добро пожаловать". Она улыбалась ему, но не внушала никакого доверия. Однако очевидно кроме нее здесь никто не сможет сказать ему, что произошло с его друзьями. - Со мной было двое попутчиков... - О них заботятся, - отозвалась она и на вопрос что это за место ответила, - Это Колумбия. Мы знаем, откуда вы, - ее улыбка больше не казалась искренней, а во взгляде появилась холодность, Мотылек мгновенно напрягся и сдержанно кивнул, отпираться было бесполезно, - Но вам нужно покаяться, - продолжила женщина, - Впустите Господа в свою жизнь и будете прощены. Идите, помойтесь и приходите к нам молиться.       Анри натянуто улыбнулся, да что она несет? О каком раскаянии и молитвах может идти речь? Он считал, что искупил совершенные им грехи сполна. Он никого не убивал, его несправедливо отправили в тюрьму на пожизненный срок за убийство, которое он не совершал. Если Бог и существует, то ему лучше знать за какие грехи он должен раскаиваться, а за какие нет. Пусть лучше их надсмотрщики и комендант тюрьмы раскаиваются в том, как бесчеловечно обращаются с заключенными в тюрьме, словно со скотом, не ставя ни во что чужие человеческие жизни. Однако несмотря ни на что, кажется, побег удался, тюрьма далеко и теперь они свободны. Мотылек с упоением вдохнул полной грудью воздух, солнце пригревало, он зашел в прозрачную воду, касаясь ее теплой поверхности пальцами, зачерпнул немного в ладони и умылся, проводя мокрыми руками по волосам. Это было словно второе крещение перед началом его новой жизни. Жизни без воровства, глупой траты времени и заблуждений.       Луи чувствовал себя паршиво. Свобода не принесла долгожданной радости, поврежденная нога распухла и теперь жутко болела, он смотрел на горизонт и думал о том, как же он жалок. Вечно с ним одни проблемы, Мотылек снова и снова страдает из-за него, он в самом деле тянет Шарьера назад, он балласт для него. А еще... глупо думать о том, чего у них никогда не будет. Дега не был дураком, он понимал, что по эту сторону забора Анри никогда не прикоснется к нему так, как прикасался там, в неволе. Никогда по собственному желанию больше не поцелует его, не захочет прижать к себе не в братских объятиях, но в страстном порыве, обдавая шею горячим дыханием. Мотылек теперь возможно будет думать обо всем этом с отвращением, сейчас Луи даже жалел в какой-то мере, что им удалось сбежать.       Он никогда не был сильным, мир с самого детства постоянно ему об этом напоминал, но Дега понял, что сила не обязательно должна быть в его теле, сила может быть в уме, силу так же имеют и деньги. Благодаря уму и деньгам у него появилась власть, красивая женщина, его начали уважать, только все это оказалось наглым враньем. Луи надувал людей с облигациями, а окружающие надували Луи: жена убеждала его в своей любви, друзья в своей преданности. Но он все так же был слаб и стоило ему лишиться своих денег, как все бросили его. В тюрьме собственная слабость ощущалась острее, здесь каждый второй считал своим долгом толкнуть его плечом, оскорбить, ударить, а порой сделать и нечто похуже. Единственный кому даже на жалкие остатки его денег было плевать, был Мотылек. Анри защищал его, голодал в карцере ради него, он не сбежал без Дега и тащил его на себе до последнего. Когда Луи снова увидел подле себя нож, вот теперь он почувствовал, что ему хватит решимости взять его и защитить мужчину, которого он любит.       В прошлый раз на корабле, когда он так же мог помочь Шарьеру, если бы только бросил ему нож, он не знал Мотылька, не был привязан к нему, собственный страх перевесил и он ничего не сделал, но сейчас перевесило другое. И Дега набросился на того, кто представлял угрозу для него и для Анри. Лезвие удивительно легко вошло в тело, он испугался, что одного удара может быть мало и Сельер не отпустит Мотылька, поэтому Луи еще несколько раз ударил ножом, в какой-то момент понимая, что просто не может остановиться, рука будто начала жить своей жизнью. Но в то же время, к своему ужасу, всего на пару мгновений, Дега почувствовал удовольствие. Он доказал, что не слаб, впервые в жизни дал сдачи, вонзая нож в горло Сельера, он почувствовал себя сильным. К счастью, Мотылек оттащил его прежде, чем Луи мог перейти границу разумного и сойти с ума. Он убил человека, ради себя, ради Анри. Своими руками, своими собственными руками он, жалкий и хрупкий Луи Дега, зарезал другого заключенного.       Сжимая тонкими пальцами колено больной ноги, Дега смотрел на горизонт и набирался храбрости, чтобы сказать Мотыльку то, что должен был. Им не стоит идти дальше вместе, он не хотел быть обузой для Шарьера и не хотел быть подле него, зная, что Анри не любит его и никогда не сможет полюбить, как он бы того желал.       Мотылек сел рядом и долго молчал, прежде чем сказать, что им нужно двигаться дальше. - Нет. Уговору конец. Я предупреждал, ему нельзя верить, - Дега не смотрит на мужчину, если посмотрит, то непременно сорвется.       Шарьер не хотел обсуждать то, что произошло в лодке. С одной стороны Луи спасал их или скорее свою жизнь, но с другой то, с какой жестокостью невинный на вид Дега раз за разом вонзал нож в товарища по побегу, Анри не нравилось. Он считал своего друга иным, точнее... даже не подозревал, что Луи способен на нечто подобное. Из-за этого что-то между ними изменилось, и они оба это чувствовали. - Я ухожу, - Мотылек, к своему удивлению, не обнаруживал в себе желания уговаривать Дега уйти с ним, если тот откажется, - С тобой или один.       Луи поворачивает голову и смотрит на мужчину, теперь Шарьер видит в нем убийцу, какого-то... монстра? Если бы он только знал... Это больно ранит. Дега молчит, отворачивается, слышит, как Анри бросает на прощание "удачи", поднимается и уходит. Вот так легко, забыв все, что между ними было, забыв, сколь много они жертвовали друг для друга.       По дороге Мотылек встречает Матюрета, который изъявляет желание остаться здесь, Шарьер в свою очередь сообщает, что собирается уходить. Это не его дом, каким бы райским не было это место, сидя в одиночке в тишине и темноте, он поклялся, что вернется домой, во что бы то ни стало. Однако чем дальше он отходил от деревни, тем яснее чувствовал, что решимость бросить Дега таяла в нем. В голове появились сомнения, какое право он имеет судить Луи, если сам чуть не убил камнем конвоира, когда тот начал стегать Дега кнутом? И разве тюрьма, заключенные, жестокие надсмотрщики, разве все это не могло повлиять на его друга? Они стоили друг друга, они слишком много вынесли, чтобы теперь расставаться по такой глупой причине.       Анри останавливает звук мотора, он выглядывает на дорогу и видит военный фургон, солдат спрашивает у местного направление, конечно же, они приехали сюда по душу беглых преступников. Меньше минуты уходит на то, чтобы решить рвануть назад, схватить Луи и попытаться скрыться. Он летит обратно так быстро, как только может, забегает в хижину, в которой оставил Дега и быстро поднимает его с постели. Луи воззрился на него в изумлении, почти как ребенок, кажется, совершенно не ожидая его возвращения. - Уходим... сейчас... - Мотылек перекидывает руку Дега через плечо и тащит за собой, несмотря на его болезненные стоны и охи. - Мотылек! - к ним бежит Матюрет, но тут же падает от выстрела в спину, они оба понимают, что в этот раз церемониться с ними не будут.       При попытке рвануть в сторону Шарьер получает удар прикладом в лицо и падает вместе с Дега, который без него не способен стоять на ногах. Их бросают на землю, Анри чувствует, как в затылок ему уперся тяжелый ботинок, им скручивают руки за спинами, и тут Мотылек слышит голос монахини: - Покайтесь, и если вы действительно сожалеете о своих поступках, вам нечего бояться. Господь вас поведет.       Вот же старая стерва, та, кто должна бы проповедовать милосердие и любовь к ближнему, сдала их без всякой жалости, да что она вообще знает о Боге? Анри высказал бы ей все, что думает по этому поводу, но взгляд его останавливается на Луи, который смотрит на него с тихим восторгом. - Ты вернулся...       Мужчина закрывает глаза. Да, он вернулся, какая-то часть него уже жалела об этом, ну почему он такой честный? Но другая часть... он просто не мог бросить Дега, не мог спрятаться и сидеть в кустах, пока этого беззащитного как котенка, влюбленного в него идиота будут связывать, и везти обратно в чертову тюрьму. Уж если эти сволочи на этот раз приговорят Шарьера к казни за второй побег, он к этому готов. Он успел вдохнуть свободы и убедиться, что сбежать с этой каторги все же реально, а это значит, что Мотылек непременно попытается сделать это снова, если останется жив, и будет пытаться до тех пор, пока у него это не получится или он не умрет.       Но его не казнили. Начальник тюрьмы сказал, что смерть слишком гуманное наказание в отношении Анри, лучше будет запереть его в карцере, но на этот раз на целых пять лет - такой срок в одиночке еще никто не пережил. Шарьер почувствовал, как ужас лижет его нутро холодным стальным языком, перспектива оказаться снова в той безмолвной камере, в полнейшем одиночестве, пугала его до усрачки, но ему хватило сил и наглости не показать своего страха, гордость не позволяла.       Его запихнули в ту самую камеру, в которой он сидел до этого. Анри хотелось завыть, разбить себе голову о стену, царапать пол, пока не сломаются ногти. Он снова в этом страшном склепе, из которого с прошлого раза еще не выветрились его страдания и мысли о смерти. Мотылек ненавидел все, но больше всех начальника тюрьмы, ненавидел надзирателей, ту монахиню, Дега, он проклинал это место, этих людей, свою жизнь. Стискивая зубы, впечатывая кулаки в стену до тех пор, пока на месте ударов не останется кровавых следов, Анри пытался усмирить свой дух, настроить себя на борьбу, не дать себе сломаться и сойти с ума.       Ценой нечеловеческих усилий и неимоверных страданий ему удалось выжить. Волосы его стали пепельного оттенка, лицо осунулось, глаза потускнели, но он смог пережить годы заключения в карцере. Камера его из склепа, в конце концов, стала его храмом и домом, где он кажется, сотни раз за эти годы сошел с ума, придумал десятки способов побега, воображал себя на свободе. Он избавился от ненависти, произвел полную ревизию в своей голове, разуверился в Боге, снова поверил в него, поверил в себя, вновь соскучился по Дега. Интересно жив ли он? Луи ведь не убил ни одного надсмотрщика или солдата, может его тоже заперли в карцер? Возможно даже в соседнюю камеру, в качестве насмешки, может сейчас их разделяет одна только стена. Если этот парень в очках жив, если им еще доведется встретиться, Шарьер собирался снова уговорить его на побег и на этот раз спланировать все получше.       Когда срок его пребывания в этой дыре подошел к концу, сам начальник тюрьмы пришел посмотреть как Мотылек на своих ногах выходит из камеры - один из немногих, если не единственный, кто смог пережить столь долгое заключение в одиночке. Анри взглянул на этого человека сверху вниз, их глаза встретились и тот, кто по статусу был выше него, почувствовал себя ничтожным перед несломленным заключенным. - Ради чего ты выжил? - глупый вопрос, конечно же ради того, чтобы сбежать отсюда, - Вряд ли ты найдешь это там, куда направляешься. Остров Дьявола, - прозвучало как очередной приговор, но Анри и бровью не повел, способы запугивания у коменданта тюрьмы все те же и они больше его не волнуют.       С равнодушным лицом он сидел в лодке, в окружении конвоиров, которые держали путь к острову-крепости. Шарьер увидел, как в море с другой лодки сбрасывают труп, зашитый в полотно, и подумал, что это надо запомнить, для следующего побега ему нужна будет лодка, иначе отсюда не уплыть. Однако по прибытии с него сняли кандалы, Мотылек удивился этому, его просто отпустили в этом месте, которое полнилось криками людей, сошедших с ума, в месте, которое пропахло безумием и смертью. Какой-то старик подошел к нему и начал обыскивать в поисках сигарет, но ничего не найдя, отошел. Вместо него подошли другие, так же стали шарить руками по его одежде, надеясь чем-нибудь поживиться, и Анри никак не мешал им, чувствуя полнейшую апатию, пока взгляд его не наткнулся на ковыляющего в его сторону Луи Дега. Сначала он решил, что это ему просто кажется, что это галлюцинация или бред. Дега остановился перед ним, другие заключенные, убедившись, что взять с него нечего, тут же отошли. От этих человеческих огрызков Луи мало чем отличался: обзавелся морщинами, потрепанный, в старой рваной одежде, с лохматыми волосами, слегка отстраненный, но настоящий. Они не бросаются друг к другу в объятия, не проявляют бурных эмоций, лишь долго смотрят друг другу в глаза и Дега спрашивает так, словно они прервали долгий разговор пару минут назад, и теперь вернулись к нему: - И что же сын школьных учителей забыл в этой проклятой дыре?       Шарьер чувствует, как в груди у него потеплело, но он ничего не ответил, однако удивился, когда Луи вдруг отошел от него, хромая на ту ногу, что повредил пять лет назад. Мотылек побрел следом, Дега привел его в свое жилище. Когда Шарьер увидел, в каком месте живет Луи, это поразило его. Словно все, что было у Дега в голове, выплеснулось на стены и центром, сердцем во всем этом графическом потоке сознания был его портрет. - Ну, как тебе? - надтреснутым голосом спрашивает Луи, - Я пять лет над этим работал. Комендант был недоволен моим непослушанием, поэтому сослал прямиком на остров Дьявола.       Анри кажется все еще апатичным, он останавливается у окна, глядя вдаль, а Дега обращается с ним словно с ребенком. Да, на этот раз после карцера его не отправили в лазарет, а отволокли сразу сюда, наверняка надеясь, что долго он в таком состоянии на этом острове не протянет. Ему было тяжело вернуться в нормальное состояние после пяти лет тишины и одиночества, сам Мотылек думал, что уже забыл как говорить, думал, что разучился чувствовать, что все эмоции отмерли в нем, осталась только голая жажда свободы.       Ночью они спали на одном соломенном тюфяке, Луи уступил ему свою подушку, а сам спал на свернутых в комок тряпках. Первым проснулся Дега на рассвете, сел, оделся и несколько долгих минут наблюдал за Мотыльком. Неужели его все же сломали? Неужели он, в самом деле, превратился в какую-то бездушную куклу? А если и так, он позаботится о нем, он выживал здесь пять лет и сможет помочь выжить Анри. Надо было заставить Мотылька шевелиться, вовлечь его в какую-нибудь деятельность, привести в чувство. - Проснись и пой, - Луи осторожно потрогал Шарьера за плечо, тот открыл глаза, взгляд его на несколько секунд был полон страха, он думал, что проснется в карцере, но нет, рядом был Дега, а его ссылка на остров Дьявола это не сон.       Делать в этом месте было в общем-то нечего, чтобы не сойти с ума люди сами находили себе какие-нибудь занятия, хотя некоторые давно сдались и просто бродили повсюду как привидения, день за днем все больше погружаясь в собственное безумие. Пока Луи набирал воду в колодце, Анри смотрел на человека, который не выдержал жизни здесь и повесился, вот она наглядная перспектива того, что их ждет здесь с Дега, если они не попытаются бежать снова. Лучше попробовать и проиграть, чем покорно сидеть и ждать, когда это место победит тебя и единственным выходом будет смерть.       Не откладывая все в долгий ящик, Мотылек побрел к одной из башен, где были ступеньки, чтобы подняться наверх, окинуть взглядом окрестность. Дега, погруженный в свои мысли, не сразу заметил, что Шарьер куда-то делся, он мельком увидел, как его друг поднимается наверх и внезапно испугался, что Анри все же окончательно сошел с ума и может что-нибудь сделать с собой. Он как мог быстро последовал за Мотыльком и когда добрался до верха, увидел, как мужчина просто стоит и смотрит куда-то вдаль. У Дега отлегло от сердца, он выдохнул и остановился рядом с Шарьером. - К океану можно попасть? - это были первые слова, которые Мотылек произнес с тех пор, как они встретились здесь.       Луи дернул уголком губ, значит тот Анри, которого он знал, все еще жив и по-прежнему ищет способ выбраться на волю. Это было достойно восхищения и безграничного уважения. Дега, например, уже перестал надеяться и думать о побеге. Он смирился с тем, что ничего у него не получится, и он останется здесь до самой смерти, а вот Мотылек... Он не сломался, он не создан для тюрьмы, он как никто другой в этом месте достоин свободы.       Добраться до океана было плевым делом, никто не следит за передвижениями заключенных по острову, сбежать отсюда было невозможно: - Я знаю, о чем ты думаешь, - сказал Луи, усевшийся на камень отдохнуть после долгой ходьбы, он кинул с утеса камушек, - Даже если не разобьешься, океан не переплывешь...       Мотылек смотрел вниз, на разбивающиеся о скалы волны. Он не верил, что не может быть никакого выхода, он не боялся смерти, уж лучше разбиться о воду, прыгнув с такой высоты, с надеждой, что получится выплыть и переплыть чертов океан, чем сгнить здесь заживо. На первый взгляд такой способ побега действительно казался самоубийственным и невозможным, однако он все же захватил разум Анри.       К ночи Дега занялся рисованием, сняв рубаху, окуная пальцы в приготовленные им самим краски, он рисовал на потолке новые узоры. Выбор цветов у него был небогат, Мотылек проглотил ком в горле, увидев на спине Луи следы от ударов кнута, напоминание о тех событиях, после которых Анри в первый раз попал в карцер. А Дега изменился. Нынешний Луи не был тем аккуратным и скромным интеллигентом, испуганно оглядывающимся по сторонам, в окружении матерых преступников. Он стал совсем другим, постарел, потускнел, но все же тюрьма не развратила его, не превратила в монстра, не заставила опуститься, доказательством чего были эти изрисованные стены, внутри Луи был целый мир. Мотылек вдруг встал и подошел ближе, Дега уловил движение рядом и повернулся, непонимающим взглядом глядя на мужчину. Он спустился со своего кривого табурета, с которого мог достать до потолка, взгляд Анри был тяжелым, по нему ничего нельзя было понять, Луи не знал, что ему ждать от него. Но Шарьер вдруг поднял руки и коснулся пальцами его лица, провел по морщинкам в уголках глаз и щекам, очертил скулы. Дега вздрогнул от неожиданности, от того что давно уже никто не касался его так ласково, от того что не ждал что Анри когда-нибудь еще коснется его.       Теперь все было иначе, рядом с тем как Мотылек поцеловал Луи, не было места животному инстинкту или сжигающей страсти. Была вдумчивость и глубина, принятие, боль и отчаяние, которое горечью ощущались на языке. Дега судорожно вздохнул, когда Шарьер отстранился, распахнул глаза, глядя на него блестящими от слез глазами. Анри снял его очки, аккуратно откладывая их в сторону, взял Луи за руку и потянул к тюфяку, на котором они спали прошлой ночью. Бывший миллионер вытер испачканные в краске пальцы о штаны, Мотылек поймал его руки, стал снимать с него одежду, потом с себя, методично и спокойно, не стесняясь, теперь они могли не бояться, что их кто-то увидит, и они понесут за свою связь какое-нибудь изощренное наказание.       Дега с трудом мог поверить, что все это происходит на самом деле. Он плохо видел, но почувствовал, как Шарьер взял его запястье и потянул вниз, сажая к себе на колени, прикосновения Мотылька были медленными, он неторопливо проводил ладонями по его рукам и бедрам, касаясь губами плеч, вспоминая заново вкус его кожи. Луи дрожал, чувствуя, что вот-вот не выдержит, заскулит и заплачет. Он жил без Анри эти пять лет и все что у него было это рисунок на потолке, воспоминания и больше ничего. Он плакал ночами, забиваясь в угол, не зная жив Шарьер или нет, увидит ли он его еще когда-нибудь, может его повесили, может отправили в место еще более страшное, может заперли в карцере без еды и воды и Анри умер в мучениях. Смысл жизни потерялся, Дега перестал верить, перестал хотеть свободы, без Мотылька ему ничего это было не нужно, но еще больнее жгли мысли о том, что если бы не он, Шарьер давно уже сбежал бы отсюда и был бы свободен.       Мужчина накрывает губы Луи своими губами, вытаскивая его из пучины боли и чувства вины. Никто не виноват. Он сам не собирался бросать Дега, это был его выбор. Он мог бы предать Луи в любой момент, избавиться от него. Просто позволить ему погибнуть, но он этого не делал, разве он мог? Вплетая пальцы в растрепанные волосы Дега, Мотылек целовал его крепче, по нарастающей. В этот раз Анри не трахал Луи на жестких нарах, не занимался с ним сексом в грязном туалете лазарета. Сейчас он любил его, эта близость была прочувствованна ими от начала и до конца, с каждым движением, когда Дега опускался на него, когда они дышали горячо в губы друг другу, сплетаясь, соединяясь телами и душами.       Об этом Шарьер конечно не написал в своих дневниках. Это было только между ним и Луи Дега, он не хотел делить это с кем-то еще, как не хотел, чтобы кто-то чужой прочел об этом и с презрением сморщился, или осудил. Он больше не был Мотыльком, потому что Мотылек остался там, на острове Дьявола, с Дега, никто никогда больше не называл его так, о его кличке напоминала только потускневшая татуировка на груди и тот рисунок, который Луи завернул ему с собой. Он вырвался, сбежал, завел семью, жену и детей, но жил до сих пор лишь в своих воспоминаниях, когда они сидели с Дега после работ и Анри наблюдал, как этот миллионер неудачник старательно рисует что-то в своей тетрадке, только так Луи мог ненадолго сбежать от той реальности, в которой он оказался.       Ночью прямо в гостиницу ему позвонил издатель. Прошло уже два дня с тех пор, как Анри прибыл во Францию, он не собирался задерживаться здесь надолго. По закону его без проблем могут вновь посадить в тюрьму, срок его заключения еще не закончился, но он все равно не смог отказать себе в том, чтобы пройтись по знакомым улицам, вспоминая былое. - Месье Шарьер, я... я прочел ваши записи и думаю, что они... - человек на том конце провода пытался подобрать подходящее слово, сказать "прекрасны" или "невероятно захватывающи" в отношении описанных в воспоминаниях Анри Шарьера страданиях, язык не поворачивался, - Достойны публикации. Завтра же я отдам их редактору. - Спасибо, - отозвался Анри, - Послезавтра я улетаю домой, можете оставить их себе. - Месье Шарьер, во время прочтения я... простите, но я не смог удержаться, позвонил паре знакомых журналистов и попросил их узнать о дальнейшей судьбе Луи Дега...       Шарьер почувствовал, как у него екнуло сердце, он долго молчал, ком в горле мешал говорить. - Да? - только и смог хрипло выдавить он. - Месье Дега провел на острове Дьявола в общей сложности двенадцать лет, после чего он попал под амнистию, его выпустили из тюрьмы, вернули во Францию и отправили в пансион для инвалидов в местечко Сен-Николя-д'Альермон, - мужчина сделал паузу, - Он умер несколько лет назад и похоронен там же.       Вот значит как. Анри изводил себя мыслями о том, что же сталось с его другом, жив он или нет, а если умер то как скоро и как, страдал ли он перед смертью или нет? Но теперь он знал точно, и это в какой-то мере принесло ему облегчение. - Вы не хотели бы съездить к нему на могилу?       Вопрос поразил своей неожиданностью и своевременностью, не слишком долго думая над ответом, Шарьер согласился. Издатель сказал, что завтра же утром лично заедет и отвезет его в Сен-Николя-д'Альермон. Анри выразил благодарность и пообещал, что к указанному времени будет готов. Ночью он предсказуемо не смог уснуть, зато в дороге спал едва не до самого места назначения, за что пришлось извиниться перед издателем, который возможно ожидал, что сможет поговорить с Шарьером о его дневниках, но сделать это можно было и на обратном пути.       В пансионе им любезно показали кладбище, подробно рассказали как найти могилу Луи Дега и Анри обратился с просьбой к своему спутнику, чтобы тот позволил ему пойти туда одному. Издатель, конечно же, согласился и вскоре Шарьер уже шагал между каменных надгробий, крестов и мраморных статуй. Над могилой Луи был простой каменный крест с высеченным на нем именем и датами, никаких больше надписей и излишеств. Анри смотрел на этот крест и старался не думать о том, что прямо под ним, совсем рядом, лежит все, что осталось от Дега. Трогательного Дега в круглых очках, которого он держал в своих руках. Того самого Дега, которого целовал в губы, которого так и не смог спасти. Мотылек накрыл ладонью глаза, чувствуя, что не может сдержать слез, боль разрывала сердце на куски. Надо было силой заставить Луи прыгнуть с ним, если разбились бы, то вместе, если нет, то вместе спаслись бы, и жизнь их могла сложиться совсем по-другому. - Прости меня, Дега... прости меня...