Объятия

841 год. Она стояла перед ним в простом белом платье, в котором выходила замуж, каштановые волосы тяжелой волной укрывали спину и плечи, почти достигали поясницы. Она была печальна и бледна, только зеленые глаза горели яркими пугающими огнями. — Ты счастлив? — спросила Мари, ее голос раздавал отовсюду, как далекое эхо в горах, хотя их разделял хорошо если метр. «Я сделал свой выбор», — хотел сказать он, но слова не шли с языка. — Я люблю тебя, — тот же далекий голос, и Мари обнимает его, прижимается лбом к шее. Ее тело холоднее льда, он едва сдерживает дрожь, а дыхание стынет в груди. — Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Почему-то эти слова пугают, ее объятия становятся сильней. — Мы должны были быть вместе, — шепчет она. — Ты просила невозможного, — непонятно, смог он это сказать или только подумал, но Мари услышала. — Я просила оставить Разведку и быть со мной. У нас были бы дети, семья, спокойная жизнь. Я окружила бы тебя заботой и любовью. Ты был бы счастлив, — она встала на носки, потянулась к его губам. — Не был бы, — сказал он, и понял, что это абсолютная правда. Красивое лицо Мари исказилось в злобе, она сдавила его руками так, что стало нечем дышать. — Ты лицемер! Глупец, предатель, ты недостоин того, чтобы рядом с тобой кто-то был! Из-за тебя убили отца, из-за тебя в муках умерла мать! — Замолчи! — он попытался вырваться, содрогаясь от боли, но Мари была сейчас сильнее титана. Перед глазами поплыло. — Убийца! — кричала она, и ему хотелось оглохнуть. — Эрвин! — позвал другой, знакомый и взволнованный голос. Хватка ослабла, и он проснулся. — Эрвин, — он открыл глаза, перед ним стоящая на коленях встревоженная Ханджи. — Все хорошо? Глубокая ночь, и звуки леса заглушались храпом спящих разведчиков. «Точно, — вспомнил Эрвин. — Мы сейчас за Стеной». Костер ярко горел, но до того огромного дерева, в искривленных, торчащих над землей корнях которого мужчина устроил себе ночлег, тепло не доходило. Только сейчас он понял, как сильно замерз. — Да, не беспокойся, — он сел прямо, поводил плечами, разминая затекшие мышцы. Ханджи заботливо набросила ему на плечи упавший плащ. — По тебе не скажешь, — улыбнулась она, но в голосе слышались нотки тревоги. — Ты стонал во сне, будто тебе очень больно. — Это просто сон, — Эрвин попытался пригладить волосы, но особого успеха не достиг. — Мало ли, что присниться за Стеной, — и откинулся назад, прижавшись спиной к стволу дерева. — Иди спать, Ханджи. Перед рассветом выступаем. Она поправила очки и покачала головой. — Я выспалась. Если не против, я посижу здесь. Внутри потеплело. — Конечно. — Тогда подвинься, — и девушка деловито принялась устраиваться рядом, залезла под его плащ и прижалась к Эрвину боком. Он сам и не заметил, как оказался в уютном теплом гнезде. Ханджи была горячей, как печка, и на удивление мягкой. Это открытие его удивило, ведь выглядела она достаточно жилистой и худой. — Наглости вам, Ханджи Зоэ, не занимать. — По-другому ничего не добьешься. Эрвин внезапно вспомнил кошку, которая приходила к нему, когда отец был еще жив. Она не была особо пушистой, красивой или аккуратной. Появлялась редко, кушала то, что мальчик оставлял ей в специальной миске, и убегала неизвестно куда. Эрвин очень ее любил и хотел, чтобы кошка жила с ним постоянно, пытался приручить, и потерпел полных крах. Она была слишком независимой, и иногда казалось, что кошка смеется над ним, видя его уловки насквозь, — так весело блестели желтые глаза. Но если у кошки было настроение, она становилась удивительно ласковой. Ложилась на спинку, подставляла животик и мурчала так громко, что слышно было в другой комнате. В такие моменты она даже позволяла брать себя на руки, и Эрвин устраивался в старом кресле в гостиной, клал кошку себе на колени и наслаждался ее ровным теплом, нежнейшей шерсткой и приятным урчанием. А потом она куда-то ушла и больше не вернулась. Наконец-то Ханджи перестала копошиться и затихла. — Удобно? — с шутливой издевкой спросил Эрвин. — Очень, — и положила голову ему на плечо. Эрвин замер, растерявшись, не зная, как поступить. Такая близость его немного нервировала, но, с другой стороны, Ханджи была его подругой, и хотя раньше она не позволяла себе подобного, ему не хотелось ее отталкивать. Ну, и чего скрывать, Эрвину было приятно. — Когда я была маленькой и мне снился кошмар, мама садилась рядом, укрывала нас пледом и обнимала меня. И сразу так хорошо становилось, — она глубоко вздохнула. -Хочешь, обниму тебя? В голове сразу всплыли ледяные объятия Мари. — Не нужно. Иначе мне придется все-таки уступить тебе и согласиться на дополнительную закупку оборудования для твоих экспериментов в ущерб другим нуждам. — Ох. Что, денег совсем нет? — В этом месяце точно. — Жаль. Несколько минут они молчали, и Эрвин уже начал думать, что Ханджи заснула. Он слегка расслабился и попривык к ней, даже немного изменил положение, чтобы ей было удобней. От девушки пахло книжной пылью, горькими травами и почему-то яблоками. Странный, но не сказать, что неприятный запах. — Интересно, почему ночью титаны не нападают? — тихо спросила Ханджи. — Не знаю. Может, тоже спят? — ответил Эрвин. — Я не заметила, чтобы они к вечеру уставали. Им, похоже, вообще неведома усталость, — она горестно вздохнула. — Нам бы так. А еще не помешало бы что-то такое, что могло гореть ровно и стабильно и давать больше света, нежели факел. Тогда мы могли бы передвигаться ночью и узнали бы, спят ли титаны. Интересно, они такие же милашки во сне, как и в бодром состоянии? Она говорила все медленнее, язык заплетался. Похоже, не так уж хорошо девушка и выспалась, как пыталась уверить. У Эрвина мелькнула шальная мысль: как она отреагирует, если он споет ей колыбельную? Представив эту картину, он улыбнулся. Хорошо все-таки, что она пришла. — А как твоя мама тебя успокаивала? — уже совсем сонно спросила Ханджи. — У меня не было мамы. Она умерла, рожая меня, — тихо сказал Эрвин. — М, — она секунду помолчала. — Я рада, что ты есть. И уверена, она тоже этому радовалась. Тонкая рука обняла его за талию, дыхание девушки стало глубоким и ровным. Он с величайшей осторожностью и благодарностью погладил ее по запястью и посмотрел наверх, на частую россыпь далеких загадочных звезд, кое-где прикрытую редкими темными облаками. Луны не было, и в ночной темноте, разгоняемой только светом кажущегося далеким костра, чувствуя дыхание спящей на груди девушки, спокойный стук ее сердца, Эрвину было на удивление хорошо. Страшный сон растаял как утренний туман под солнечными лучами. Где-то над головой пропели тросы дозорного, сменившего место наблюдения. «Титаны не появятся, — с радостью подумал Эрвин. — Ночью они никогда не появляются». А утром не будет ничего такого, к чему разведотряд не был бы готов. В объятиях Ханджи было очень тепло.