Слабость - тоже сила

Спёртый воздух тёмного зала совершенно не насыщает натруженные лёгкие кислородом, заставляя всё сильнее задыхаться при каждом новом движении. Мышцы словно налились свинцом. Невидимая сила плотно приковывает к земле, полностью лишая свободы. Весь мир сжался до размеров такого маленького пространства от трёхочковой линии до баскетбольного кольца, воспалённое сознание отказывается улавливать что-либо, кроме мяча, который соревнуется с сердцем в количестве ударов в секунду. На пределе возможностей. Быстрее. Выше. Сильнее. Должен стать лучше. Должен вести всех вперёд, а не тянуть на дно. Не достаточно! Ас – опора команды. Если не справляется он, команда начнёт медленно разваливаться. Значит, нужно раз за разом продолжать атаковать кольцо, игнорируя раздирающую боль в колене, рвущиеся от напряжения лёгкие и перетруженное сердце, снова и снова доводя себя до края. Должен! Должен. Должен… Сил не осталось совсем, колени подкосились… Но падения так и не произошло. Родные большие тёплые руки нежно обхватили со спины, крепко прижимая обессиленное тело к чужой груди. Ухо обдало обжигающим дыханием. В этом вздохе читалось всё: грусть, тревога, безграничная забота и любовь. - Серёж, хватит. Пойдём домой Сопротивляться нет никакой возможности. Да и не хочется, если честно. Именно поэтому Сергей безропотно позволяет Модестасу утащить себя сначала в раздевалку, затем в душ и далее по списку. Откровенно говоря, он вообще теряет связь с реальностью, полностью погружаясь в свои мысли. Внутри не остаётся ничего. Лишь какая-то болезненная пустота. Белов в очередной раз задаётся вопросом, что он ещё должен сделать, чтобы добиться личного успеха и привести к этому успеху всю свою команду. На площадке каждый год появляются молодые талантливые игроки, и противостоять им становится всё сложнее. Он готов на всё, но сил уже с трудом хватает, даже на то, чтобы нормально дышать. И от такой суровой реальности Сергея накрывает волной тупого злого отчаяния. Из прострации выводит до боли знакомый голос. -Хватит, Серёж. Пожалуйста, пойдём домой… Модестас сидит перед Беловым на коленях и по инерции продолжает поглаживать большим пальцем только что им же заботливо перебинтованное колено. От этих мимолётных прикосновений где-то в районе копчика зарождается странное щекочущее чувство, и вот уже вдоль позвоночника бежит табун мурашек, который заставляет чуть заметно вздрогнуть и окончательно выйти из транса. Сергей поднимает растерянный опустошённый взгляд на лицо Паулаускаса и снова вздрагивает. На этот раз крупно, всем телом. На этот раз от испуга. В глазах напротив нет жалости. В них есть лишь понимание, грусть и немая просьба. Белов уже видел это выражение раньше, и оно ему совершенно не нравится. Модя, его Модя, он может быть каким угодно: весёлым, пафосным, заносчивым, раздражённым, нахальным, ласковым, умиротворённым, задумчивым, но только не таким. Не печально-усталым, не тревожно-измученным. Не таким, как сейчас! Осознание вдруг тяжёлым грузом ударяет по голове, вышибает мощным ударом под дых весь воздух из лёгких. Это из-за него, из-за Белова у его Моди такое лицо. Он сам заставляет своего самого дорогого в мире человека страдать. Но почему? Он же хотел, как лучше. Лучше для команды, лучше для Моди… Тогда почему? Что он делает не так?.. - Я люблю тебя, Серёж. Секунда. Другая. Щелчок. Вспышка. Осознание. Всё внезапно встало на свои места. Какой же он эгоистичный идиот… Да на кой чёрт вообще нужны победы, статус, карьера, да вообще вся эта жизнь, если ты не можешь сделать счастливым даже того, ради кого ты готов на всё? Щёки обжигает солёная влага. Лицо Моди начинает расплываться, а дышать становится труднее. Отчаянно хочется кинуться на колени и умолять о прощении, за все перенесённые тревоги, но перетруженные мышцы сковывают движения, а язык отказывается поворачиваться, из-за чего комок в горле только растёт. -Какой же ты всё-таки дурак… А в следующую секунду Белова уже прижимают чужому крепкому плечу. Сергея затрясло. Он никогда не позволял себе плакать, даже в одиночестве. Слишком плотно в голове засели отцовские слова о том, что мужчины не плачут. Но тёплые широкие ладони ласково поглаживающие по спине и волосам к чертям рушат годами выстраиваемую стену напускного хладнокровия. И Белов не выдерживает. Никто из них даже не пытается следить за временем, пока Сергей сотрясается в глухих обессиленных рыданиях в объятиях Модестаса. В этот момент им глубоко плевать, что в незакрытую раздевалку в любую секунду может зайти кто-то из персонала. Им вообще плевать на всё. Для Модестаса есть только его Серёжа, который впервые смог по-настоящему открыться и освободиться от уже давно гнетущей его ответственности. А для Серёжи есть только большие надёжные любимые руки и тихий обволакивающий шёпот: -Всё будет хорошо.

***

Морозный декабрьский воздух неприятно обдувает раскрасневшееся после нагретого «Москвича» лицо, заставляя плотнее кутаться в совершенно не подходящее по сезону осеннее пальто. Глаза, всё ещё красные, не сильно жжёт, напоминая о произошедшем и вынуждая краснеть уже не от холода. В следующую секунду Сергей ощущает прикосновение чужой горячей ладони к своей, и снова покорно позволяет тащить себя вперёд. Широкая спина Моди впереди внушает спокойствие и чувство защищённости. Сергей тепло усмехается. Так вот что значит, быть как за каменной стеной. Кто бы мог подумать, что иногда побыть слабым, может принести такое успокоение. От размышлений отрывают тихие чертыхания Моди, который уже почти отчаялся найти ключи. Наконец раздаётся тихий победный клич, и Паулаускас выуживает из недр куртки увесистую связку. По-детски радостное выражение на лице сильного и мужественного Модестаса, вызванное этой маленькой победой, заставляет всё внутри у Серёжи сладко сжаться, а его самого расплыться в нежной улыбке. До квартиры поднимаются молча, но эта тишина не напрягает, а скорее наоборот, дарит какое-то странное умиротворение. Между ними не осталось никаких недосказанностей, только взаимопонимание, которое с недавних пор вышло на какой-то совершенно новый уровень. Квартира Моди встречает теплом и каким-то особенным сладковатым запахом, который всегда исходил и от самого Паулаускаса. Эта маленькая прихожая видела уже немало поцелуев, каждый из которых был наполнен своим непередаваемым набором чувств, но такого - ещё никогда. Модестас без слов притягивает к себе снова ушедшего в раздумья Серёжу и целует. Просто прижимается губами к губам. Без пошлого подтекста и других намёков. Просто с желанием выразить всю накопившуюся внутри щемящую нежность. И Белов отвечает тем же. Это просто прикосновения губ, почти целомудренные, почти невинные, но говорящие больше любых слов. Наконец разорвав поцелуй, Модя начинает ласково улыбаться Кончики их носов то и дело соприкасаются, а чужое дыхание щекочет кожу, так что Сергей не выдерживает и тоже расплывается в ответной улыбке. Добраться до спальни оказывается невероятно сложной задачей. Они собирают все углы по дороге, но разорвать объятия кажется абсолютным кощунством. Диван натужно скрипит под весом двух тесно переплетённых тел. Сергей поудобнее устраивает голову на модином плече и полностью расслабляется, вслушиваясь в мерный стук чужого сердца. За окном слышен шум ночного города, но Белову нет совершенно никакого дела до этой суеты. Его спину приятно греет старенькая давно не крашеная батарея, а сердце - родной человек рядом. И так всё в этот момент логично и правильно, что ни у одного из них не остаётся никаких сомнений, что бы ни случилось, они обязательно с этим справятся. Вместе.