As the music dies, Something in your eyes Calls to mind a silver screen...
Тело, словно само по себе, начинает плавно двигаться. Он откидывает голову назад, медленно проводя рукой по гладкой шее и слегка покачивая бедрами из стороны в сторону, закусывает нижнюю губу, а позже проводит по ней языком, заставляя блестеть в свете единственной настольной лампы. Пальцы тянутся к верхним пуговицам, аккуратно расстегивают, пока сам Марио отдается во власть песне. Он знает: Марко такое безумно нравится. Марко любит вальяжно сидеть в огромном кресле своего кабинета, закатывая до локтей рукава белоснежной и идеально выглаженной рубашки, а позже не спеша пить обжигающий горло виски со льдом. Он никогда не отрывает взгляда от таких представлений, смотрит всегда сдержано, но с нескрываемым интересом. Марио сквозь темноту видит, как чужая радужка постепенно скрывается за чернотой, обнажая дикое и ничем не прикрытое желание.I'm never gonna dance again. Guilty feet have got no rhythm.
Все пуговицы расстегнуты, из-за чего тусклый свет играет на его груди, подчеркивая рельеф. Он медленно, продолжая призывно покачиваться, подходит к мужчине. Глаз от чужих не отрывает, даже когда садится на колени Ройса, забирает стакан и ставит его на стоящий рядом столик. Лишь секундой позже наклоняется к уху Марко, опаляет его горячим воздухом и проводит кончиком языка по раковине, заставляя шумно вдохнуть и сцепить руки мертвой хваткой на его пояснице, немного сдавливая, а потом сразу же отстраняется, шепотом, едва касаясь губами, напевает:Time can never mend, The careless whispers of a good friend.
Они оба не хотят задумываться о смысле песни, о том, что, на самом деле, она о расставании, о роковой ошибке, испортившей все. Все мысли улетают из головы вместе с сильными руками, что начинают двигаться вверх по спине Марио, сминая рубашку и поднимая ее. Все еще холодные из-за недавно находившегося в них стакана пальцы вызывают толпы мурашек, контрастируя с разгоряченной кожей. Марио выгибается, подобно кошке, а потом также, прося еще больше внимания и ласк, ластится и нетерпеливо ерзает. Из его груди вырывается первый стон, когда чужой рот накрывает его сосок, слегка прикусывая, а руки не дают отстраниться, удобно поддерживая под лопатками.So I'm never gonna dance again, The way I danced with you. Never without your love…
Марко садится чуть удобнее, притягивая парня еще ближе и избавляя того от уже надоевшей рубашки. Сейчас его время играться и дразнить, поэтому он влажной дорожкой поцелуев поднимается к ключицам, под аккомпанемент уже громких стонов оставляет на них парочку засосов и следов от зубов, что в скором времени сойдут, а потом медленно, только кончиком языка проводит по шее Марио, из-за чего тот резко выдыхает и откидывает голову назад. Просить не надо — здесь все понятно без слов, поэтому Марко чуть ли не кусает нежную кожу, тут же ее зализывая и уже слушая мольбы о большем. Парень ловко расстегивает все пуговицы рубашки, но не спешит ее снимать. Марио кончиками пальцев в который раз исследует чужое тело, наслаждаясь ласками. — Моя детка хорошо вела себя сегодня? — голос каким-то чудом звучит ровно, в нем даже проскакивают стальные нотки. До песни уже никому нет дела. Гетце замирает на секунду, а после, зажмурившись и поджав губы, шепчет тихое «Да», чувствуя, как сильные руки опускаются на его ягодицы, чуть сжимая и начиная медленно массировать. В джинсах становится тесно, но Марко еще не разрешал их снимать, поэтому приходится терпеть, немного ерзая и задевая стояк мужчины своим. — В таком случае тебя ожидает награда. Хорошая награда, — он расстегивает ширинку Марио, слыша в ответ благодарный вдох, и наблюдает, как тяжелое дыхание вновь сменяется стонами, когда его рука пробирается под ткань нижнего белья и начинает плавно двигаться вверх-вниз. — Хотя я уверен, ты не отказался бы и от наказания, так ведь? — Да-а… — тянет Гетце, в очередной раз выгибаясь, толкается навстречу движениям. — Как бы ты хотел, чтобы я наказал тебя? Скажи мне, — шепот на ухо распаляет еще больше, Марко закусывает мочку, немного играясь с ней языком. — Я бы хотел, чтобы ты отшлепал меня до ярких следов от твоих рук или даже ремня, так, чтобы я даже не смог сидеть на следующий день, — голос Марио срывается, а сам он уже начинает дрожать от нахлынувших чувств и слишком сильного возбуждения, — а потом, растянув наскоро, взял меня прямо на своем рабочем столе, сбросив все бумаги к черту и освободив место для нас. — Тебе так нравится грубость? Она заводит тебя? — Ройс чуть сильнее сжимает член у основания, вновь садясь ровно на этом огромном кресле. — Мне нравишься ты, такой властный и в вечных рубашках с этими подвернутыми рукавами, — парень начинает хныкать, просит большего — намного большего. — По-пожалуйста, Марко, трахни меня уже. — Я не разрешал тебе выражаться, — рука исчезает из чужих штанов под разочарованные стоны и тихий скулеж. — Раздевайся. Под музыку. Мне нравится, как ты качаешь бедрами в такт этой песне. Мелодия начинает играть сначала, пока Марио поднимается и отходит на расстояние вытянутой руки от кресла. Ему невыносимо хочется разрядки, но он не имеет права ослушаться, поэтому, глубоко вдыхая горячий воздух, начинает медленно танцевать, гладя свое тело руками. Трогать себя нельзя, но провоцировать — можно, так что Гетце, не прерывая зрительного контакта и продолжая двигаться, подносит пальцы к губам, облизывая кончиком языка сначала указательный, а потом его же вместе со средним, вбирает их сразу на две фаланги и слишком откровенно и громко стонет, посылая вибрации по своему же телу. — Марио, раздевайся, — голос Марко хрипит, из-за чего тот сразу же тихо прокашливается, но этот приказной тон заводит еще больше, и Марио не может не подчиниться, начиная спускать штаны, после и вовсе от них избавляясь и оставляя лежать на полу. — Детка, полностью. Нижнее белье бесстыдно летит вслед за ними, а еще влажные от слюны пальцы рисуют странные узоры на груди, оставляя блестящие следы. Из-под прикрытых век Гетце наблюдает, как мужчина чуть приподнимается, расстегивая ширинку и чуть приспуская брюки, а потом все также ровно садится и, склонив голову набок и прищурившись, с ухмылкой произносит: — Сделаешь папочке приятно? Марио, кажется, только и ждал этих слов, потому что он сразу делает шаг вперед, опускаясь на колени и кладя одну руку на чужое бедро, а другой накрывает уже вставший член мужчины и начинает массировать сквозь ткань трусов. Он чувствует, как в его волосы забираются длинные пальцы, несильно сжимая на затылке и толкая голову вперед. Его рот приоткрыт и, смотря снизу сквозь ресницы, он улавливает утвердительный кивок, что служит сигналом для более активных действий. Марко помогает ему избавить себя от ненужной одежды, оставаясь в одной расстегнутой рубашке, а позже смотрит, приподняв бровь и явно ожидая чего-то большего. Марио не заставляет его долго ждать, сразу же целуя кубики пресса и дорожкой поцелуев спускаясь ниже, наслаждаясь тихим стоном в ответ. Он чувствует, как мужчина напрягается, стоит горячим губам найти головку и вобрать ее. Парень языком играется с ней, очерчивает только ему ведомые фигуры, следя за все еще сдержанной реакцией. Рука на его затылке сжимается сильнее, и он медленно опускается ниже, расслабляя горло и стараясь не оцарапать нежную кожу зубами. Одной рукой он сжимает член у основания, начиная ею двигать и помогая себе таким образом. Когда ритм становится слишком резким и рваным, Марко с разочарованным вздохом отрывает его: — Ты ведь не хочешь, чтобы все закончилось так быстро? — ответом служит отрицательный кивок. — Принеси из верхнего ящика лубрикант, хорошо должно быть нам обоим. Марио счастлив подчиниться вновь. Нужный тюбик находится сразу же, поэтому он открывает его по пути к мужчине, случайно роняя крышку на пол и не обременяя себя ее поисками. Отдав смазку, он животом ложится на подлокотник, призывно приподнимая зад. Когда два прохладных скользких пальца дотрагивается до входа, парень немного сжимается, тут же расслабляясь и подаваясь им навстречу. Марко растягивает его медленно, разводя пальцы ножницами и надавливая на бархатные стенки, держит свободной рукой так, что лишнего движения сделать нельзя, и оставляет укусы сначала на пояснице, а потом и на ягодицах, из-за чего ноги парня дрожат — благо кресло помогает ему держать равновесие. К моменту, когда добавляется третий, Марио стонет во весь голос, потому что простату Ройс нашел с самого начала, а теперь лишь дразнил, доводя до изнеможения. — Ты же видишь, я уже готов, пожалуйста, возьми меня, — хнычет Гетце. — Мне мало одних твоих пальцев, я хочу чувствовать тебя, Марко, — на имени его голос срывается, а сам он заходится в очередном стоне, что окончательно сносит крышу. Наскоро смазав член, Марко с тихим рыком входит на всю длину, безошибочно задевая простату и ощущая, как парень под ним сначала сжимается и еле слышно шипит, а позже уже сам начинает двигаться. Ускоряя темп, он втрахивает Марио в кожаную обивку, следит, чтобы тот держал руки при себе. Гетце кажется, что он готов уже кончить от чувства крепкого члена в его заднице и трения о кресло собственного, поэтому, собравшись из последних сил, он в очередной раз умоляет о большем. Марко, понимая, что разрядка уже близко, опускает руку сначала на живот Марио и проводит ею вниз, добираясь до ствола и начиная двигать рукой в такт собственным движениям и сильнее сжимая у основания. Первым не выдерживает Гетце, содрогаясь в оргазме и бурно кончая, а вслед за ним, сделав с огромными усилиями еще три-четыре толчка, кончает и Марко, по инерции продолжая двигаться в уже расслабленном теле еще секунд тридцать. Когда он плавно выходит, Марио ощущает лишь непривычную пустоту, продолжая так же лежать на кресле — ноги его явно не стали бы держать. Их тяжелое дыхание заполняет комнату, и Марко помогает парню подняться, усаживая на все тот же подлокотник и нежно целуя в висок, а позже выдыхает в полные губы: — Я люблю тебя. — Я тебя тоже, — слышится в ответ. Марио первым подается вперед, сцепляя руки за шеей, и медленно целует. Песня в очередной раз начинает играть сначала.