Домой

      С головой погружённая в осмысление очередного уравнения, я игнорирую шум стремительно покидающего кабинет класса, лишь недовольно шиплю, когда сосед по парте случайно толкает меня локтем. Спустя время я, несколько раз повторив: «Не поняла… А, нет, поняла» и «Блин… А, нет, не блин. Показалось», откладываю учебник. Учительница, только закончившая перебирать очередные проверочные, с участием интересуется: «Всё решила?» — и, получив радостный кивок в ответ, удовлетворённо кивает сама.       — Молодец, — хвалит меня Ольга Николаевна. — Дома делать меньше.       — Ага, — улыбаюсь я, лениво потягиваясь. — Эх, не хочу домой!..       — Почему? — поражается женщина.       Я смотрю на неё и вдруг сама понимаю: из-за неё и не хочу. Из-за больших глаз, из-за поразительно живой мимики, круглого лица и удивительно мелодичного голоса. Из-за Ольги Николаевны…       В кабинет заглядывает Артём, целенаправленно идёт к матери и, остановившись рядом с ней и несколько секунд молча поизучав её лицо, начинает рассказывать о небольшой потасовке с друзьями.       …и, бесспорно, из-за Тёмушки.       Третьеклассник вскоре замолкает и такими же большими глазами, как у матери, взирает на неё.       — Пойдём домой! — восклицает он. Всегда громкий — в отличие от умеющей в нужный момент понизить голос мамы — и такой же подвижный, как она.       Преподавательница вздыхает и поднимается из-за стола.       — У меня сегодня совещание, — жалобно произносит она.       — И что, мне сидеть тут до конца совещания? — Кажется, отвисшая челюсть мальчика сейчас поцарапает линолеум.       — Нет. Я попросила Мишу отвести тебя домой. Он зайдёт сюда за тобой, когда закончит, так что давай одевайся. А, сейчас дам тебе ключи…       Тёмушка весело устремляется в конец кабинета, где лежат его вещи, а Ольга Николаевна роется в сумке в поисках ключей.       — Где же они?.. — деланно недовольно приговаривает она. — А, вот, нашлись! Нашлись, — ещё раз — для пущей убедительности — повторяет она, взглянув на меня, и ловит мою улыбку.       — Я готов! — громко извещает Артём, подходя к маме за ключами. Она передаёт ему связку и делает последние наставления, когда дверь приоткрывается и в кабинет заглядывает полностью одетый парень.       — Вот и Миша! — Учительница отправляет сына к его сопровождающему и, помахав ему рукой на прощание, поворачивается ко мне.       — Вот так, — будто подводит итог она и только после моей ответной улыбки опускает взгляд на стол. — Ещё это совещание… Так почему ты не идёшь домой?       — Не хочется, — пожимаю плечами я. — Тёма — солнышко.       — Что?       Она что-то ищет на столе, рядом с ним, и я предлагаю свою помощь в поисках, прежде чем повторить.       — Тёма, говорю, солнышко.       — Тёма? Да, он такой!       Преподавательница снова смеётся, и моя улыбка становится ещё шире. Женщина кажется мне такой родной, по-домашнему тёплой и уютной, что я любуюсь ею, стараясь не упустить ни одной мелочи. Средней длины волосы вновь заправлены за уши, на левой щеке маленький белый след от мела, ловкие пальцы проворно перебирают листочки с самостоятельными, группируют их по определённому принципу и скрепляют скрепкой.       — А вот я хочу домой, — замечает она, — но нельзя.       — Может, Вам чем-нибудь помочь? Тесты какие-нибудь, там, проверить, или книжки обернуть?       — Тесты, говоришь? — Ольга Николаевна обводит взглядом рабочее место и вдруг оживляется: — На! Проверяй. Через пятнадцать минут пойду на совещание… Успеешь?       — Успею, — заверяю я. — Только дайте ответы, пожалуйста.       — А, ответы. Сейчас…       Я скидываю с плеч рюкзак и плюхаюсь за свою парту. Учительница находит книжку с ответами и обходит свой стол, спускается на уровень ниже и склоняется рядом со мной.       — Вот, держи. Самостоятельная номер 23.       Я по привычке тянусь к нужному номеру на странице, чтобы сосредоточиться на нужных числах, и случайно касаюсь пальцев Ольги Николаевны.       — Ой… — тихо удивляюсь этому прикосновению я… но руку не одёргиваю. Что удивительно: преподавательница тоже не убирает руки.       Она словно замирает, когда я — на удачу! — осторожно провожу кончиками пальцев по её руке, останавливаясь на тыльной стороне ладони. У меня перехватывает дыхание, когда она переворачивает руку и аккуратно сжимает мои пальцы своими.       Я боюсь повернуть голову, чтобы не спугнуть момент. Сквозь разделяющее нас расстояние я чувствую горячее дыхание Ольги Николаевны, почти слышу стук её сердца, ощущаю напряжение, царящее в кабинете. Очень волнительное напряжение.       Я наконец решаю нарушить молчание.       — У вас волшебные руки, — сорвавшимся вдруг голосом тихо произношу я и тут же понимаю, какую глупость сморозила.       Но учительница, кажется, так не думает.       — Спасибо, — выдыхает она.       Осознание стучит: черта пересечена. В голове пульсирует одно слово: сейчас.       А что именно сейчас, никто не объясняет.       Приходится продумывать свои варианты развития событий. Такие, чтобы… чтобы «сейчас» не перешло в «никогда».       Я поворачиваю голову и вижу женщину совсем рядом. Очень-очень близко: выразительные карие глаза, морщинки в уголках губ и пряди светлых волос, щекочущие ухо, видны настолько хорошо, что это кажется чем-то нереальным. Я прикрываю глаза и, надеясь на лучшее, вытягиваю шею, невесомо целуя мягкую щёку любимой преподавательницы. Для неё, всегда подозрительно относящейся даже к простым объятиям, это наверняка является вопиющим нарушением личного пространства.       Но вопиющим она это явно не считает. Да и против нарушения личного пространства, видимо, ничего не имеет. Она лишь прерывисто выдыхает, когда я сама отстраняюсь и, крепко сжав её пальцы напоследок, отпускаю и их.       — Наверное, Вы проверите тесты в следующий раз, — неловко усмехаюсь я, проклиная про себя сломанный голос и глядя на часы. — Вам же на совещание, а я… по-прежнему не хочу домой.       Я грустно улыбаюсь, встретившись взглядом с Ольгой Николаевной, и, повинуясь её мимолётному жесту, зажмуриваю глаза и прижимаюсь к ней, заключая притихшую учительницу в отчаянные объятия. Я чувствую, как она осторожно проводит рукой по моим волосам, обнимает меня в ответ, но всё ещё не произносит ни слова. Меньше всего на свете мне хочется отпускать её, но… ей на совещание. А мне — домой.       Хотя так не хочется!..