Никто не видит

      Никто никогда не видит ее слабой. Ведь она не показывает.       Наруто сдирает руки и ноги в кровь, кусает губы и идет с поднятой головой, чтобы добиться признания. Чтобы не видеть эти взгляды за спиной.       Узумаки уже смирилась с тем, что никогда не увидит родителей. Но твердо решила, что они будут ей гордиться. Поэтому она не имеет права на слабость.       Наруто осыпают проклятиями и посылают на нее такие взгляды, что волосы дыбом встают. А она улыбается так, что сводит скулы.       Никто не верит, что она что-то сможет. Что она догонит Саске. А сам сокомандник насмехается над ней. Но уже не за спиной — в лицо. Даже Какаши-сенсей смотрит снисходительно, не стараясь помочь или поддержать. И это, как плевки в душу. Но Наруто делает вид, что не замечает презрения.       Когда Саске ушел, она не плакала перед кем-то. Утирала сопли Сакуре и слушала её рыдания, а сама тихо сидела, сжав кулаки. В отличии от Сакуры она, пусть и сбежала из больницы, но ощутимо чувствовала побои. Противно.       Наруто каждую ночь захлебывается в слезах, подавляя всхлипы жесткой подушкой. Ведь пособия для сирот ни на что не хватает.       А потом наступает утро и девочка-солнце опять улыбается. Ночь, ставшая единственным постоянным свидетелем её слабости, прошла. Пока на небе светит солнце, она не имеет права на слезы.       И никто не замечает взгляд, полный боли.       Заразительно улыбаясь и подбадривая всех вокруг, Узумаки идет вперед, толкая забредших на путь истинный.       Люди тянулись к ней, вставали в одну линию. В неё начали верить. Пришел Извращенный отшельник, ставший родным. Только Учиха так и не вернулся. Ну, это поправимо.       Наруто смогла спасти Гаару. Человека, чье детство еще печальнее, чем у нее. Узумаки помогла ему тогда, направив кулаками на путь истинный, и изо всех сил старалась вырвать друга, ставшего Казекаге, из лап ненавистных Акацуки.       Смогла.       Наруто тогда плакала от счастья, видя, что друг очнулся. Это было необходимо. Потому что порой только джинчурики может понять джинчурики.       А потом все опять сломалось. Джирайя умер.       Потому что Джирайя заменил семью, Стал родным и близким. Саннин проявлял заботу, порой незримую, но… Он верил в нее. Обучал. Просто был рядом, когда это было ей нужно.       Весть о его кончине набатом била в голову. Девочка-солнце опять плакала. Навзрыд, закрывая всхлипы все той же старой подушкой. Она ведь не имеет права на слезы. Ну, разве что, пока солнце отдыхает.       И девочка-солнце тоже отдохнет, пока никто не видит.       А Наруто боится. Боится подвести всех, не оправдать ожидания, сломаться. Боится свалится в эту бездну за спиной, в пучину ненависти. Потерять контроль.       Проиграть.       Опоздать.       Тренировки у жаб Наруто прошла с трудом, держась порой лишь на упрямости и силе воли. Они напоминали о Джирайе, а Наруто ощущала себя его преемницей. И это почему-то грело израненную душу.       А когда вернулась, поняла, что припозднилась. Опоздала.       Пейн.       Убийца Джирайи. Какаши-сенсея. Половины населения Конохи.       Режим отшельника и драка изо всех сил. Узумаки защищала себя, свои взгляды и, конечно, Коноху. Сражение тяжелое, положение печальное, а в голове почему-то образ близких.       Хината. Дуреха, которая кинулась ее защищать. И Пейн, что не щадил Хьюгу, едва не лишив девушку жизни.       Наруто сорвалась. Отдала контроль, сдалась, поддалась отрицательным эмоциям. Она не помнит, что было дальше. Только ненависть, ощущение ядовитой чакры и…       Отец.       Минато Намикадзе, Четвертый Хокаге — ее отец. Наруто была счастлива. Она его увидела, а ее папа… В нее верит. Узумаки хотела столько рассказать, столько поведать о своей жизни и чувствах. Рассказать как росла, чего добилась, выложить все переживания и эмоции, поплакать на крепком плече. Но время, отведенное на беседу, кончилось. И больше ей никогда не увидеть отца.       Она очнулась. Распахнула глаза, будто после долго сна. Она поддалась ненависти. Непростительно. Нужно исправляться.       Нагато и его боль. Наруто, стараясь затолкнуть куда подальше личные обиды, помогла. Поверила. И не зря, ведь Нагато смог воскресить каждого убитого им жителя Листа. Узумаки тогда улыбалась, устало и печально, но, наконец-то, искренне.       Ее признали Героем. Узумаки хотела улыбаться, но, на удивление, от собственной лживой улыбки было тошно. Потому что титул Героя достался слишком большими жертвами. Хочется побыть одной.       События закрутились как в веренице, картинки менялись перед глазами, как в калейдоскопе. Наруто дала себя избить девушке из Облака, просила простить Саске перед Райкаге. А потом он заявился на собрание Каге и убил Данзо.       Девушка была зла, хотелось опустить руки и отправить Учиху подальше, но не могла. Она же для всех… Солнце.       Кто бы стал им для нее.       Би-сан, который помог получить силу Кьюби. Он, пусть и был странным, стал для Наруто в каком-то смысле идеальным джинчурики. Такой она хотела видеть себя.       Мама. Кровавая Хабанеро, Кушина Узумаки… Наруто старалась не думать, что это единственный раз, когда она ее видит.       Кушина помогла, сковывая биджу цепями чакры. Наруто улыбалась, видя мать такой сильной и смелой.       А еще она пообещала себе, что поможет Девятихвостому освободиться от ненависти.       Но времени на рассуждения не было. Четвертая Мировая Война.       Клоны Наруто, которая, несмотря на запреты, смогла пробиться на поле боя, ударили по всем фронтам и подняли боевой дух солдат. Потому что Узумаки выглядела сильной и уверенной, непоколебимой.       Оказалось, что Кабуто воскрешает павших.       Наруто была рада, что тело Джирайи не нашли. Ей бы не хватило сил сражаться против него.       А когда с этим разобрались, оказалось, что это далеко не конец. Потому что главной фигурой на поле были далеко не воскрешенные товарищи и даже клоны Зецу.       Мадара. Тоже воскрешенный. Десятихвостый. Обито.       Узумаки признал Кьюби. Нет, Курама. Наруто на секунду стала счастливой. Но не время. Она зажглась, аки огонек, горела силой. Раздала всем свою чакру, подбадривала, носилась по полю боя.       Неджи умер.       Наруто понимала, что на войне не обойтись без жертв, но не была готова. Ей больно. Но она не имеет права сдаться.       Саске пришел на поле боя. А с ним — воскрешенные Хокаге. И отец. Наруто проглотила слезы, с дрожью сумев подняться. Минато не стоит расстраиваться из-за состояния дочери. Не время.       Наруто — реинкарнация Ашуры. Саске — Индры. Кто бы мог подумать, они действительно братья.       Черный Зецу. Кагуя.       Узумаки так хотелось вернуться назад, в мирное время, а не в тот момент, когда перед ней стоит, мать ее, богиня, которую нужно запечатать.       Всех погрузило в вечное Цукиеми. Наруто было слишком сложно сосредоточиться, потому что она понимала, если оплошает, проиграет, сдастся, никто Кагую не остановит. Ведь запечатать Ооцуцуки могут только они.       Какаши, Сакура и Обито, конечно, помогали. Но этого маловато. Наруто пришлось отбросить чувства, сосредоточившись на бое, от которого зависит судьба мира.       И они смогли.       По ее щекам текли слезы счастья, пока она смотрела на исчезающего отца. Слишком больно это видеть.       А Саске так и остался ушлепком. И Наруто вновь доказывала тому непрописные истины, отстаивала себя и свою деревню. Ей больно.       Наруто Узумаки лишилась руки, как и Саске Учиха. Наруто смогла. Все произошедшее, умершие товарищи, казалось страшным, ужасным видением. Но нет.       Война закончилась.       А Наруто больно. Но она никому не может открыться, никому сейчас нет дела до ее чувств. У всех своя боль.       Узумаки — Герой. Но снова Герой без единого человека, способного разделить ее боль.       Учиха вновь ушел, теперь официально. Друзья стали жить дальше. Кто-то женился, кто-то ушел с головой в работу. Наруто не знала, куда ей податься.       Решила воплотить детскую мечту.       Она стала Хокаге. Спустя столько лет, столько боли и потерь, столько синяков и смертельных ран, она этого добилась. У нее даже есть друзья.       Но почему-то на душе Девочки-солнца до сих пор тоскливо. Потому что… Никто не замечает ее чувств.       — Проблематично… — тихий голос разрывает тишину кабинета, — Хокаге-сама, сними ты уже свою маску.       Быть может, она еще станет счастливой.