С новым годом, падре

      Вечерело. Улицы Вены заметало свежим слоем снега. Загорались фонари и свет в домах и витринах. Прохожие тёмными оживлёнными тенями сновали по узким венским улочкам. Сегодня был праздник.       В едва освещённом окне мансарды застыла ещё одна тень. Неуютная и неуместная, подвисшая над праздником жизни, как предвестник проклятия в красивой рождественской сказке.       На самом деле у Теодора и в мыслях не было изображать зловещую фигуру на чьей-то открытке. Он стоял у окна, облокотившись о подоконник, и по привычке оживлялся каждый раз, когда видел чей-то силуэт в чёрном зимнем пальто.       Нет, Драйзер. Он сегодня не придёт, и вы прекрасно это знаете. И нечего гипнотизировать падающий снег. Ему, холодному и безучастному, нет дела до ваших желаний, даже самых эгоистично-отчаянных. И всё же есть что-то сильнее нас.       Взгляд был прибит намертво, как металл к магниту. В свете комнатной свечи видна маленькая кухня с косым низким потолком. На плите что-то закипало, на столе покоились составные части недорезанного салата. В конце концов звук переливавшейся воды, затушившей огонь, вывел Драйзера из транса. Он взял себя в руки и принялся за спасение праздничного ужина, накрепко запретив себе подходить к окну.       В единственной, но большой комнате, служившей то спальней, то гостиной, Теодор настроил радио. И под старые мелодии, вырывавшиеся с кряхтением и шипением, он провозился с ужином почти до полуночи.       А за окном царила ночь, необычно светлая из-за сотен огней, освещавших обычно мрачные улицы. Почти в каждой квартире горел свет, то тут, то там играла музыка, слышен был смех. Всего лишь одна из сотен ночей… и всё-таки непохожая на остальные сотни.       Они хотели вместе встретить новый год, как же без этого. Но за неделю выяснилось, что Горькому выпало ночное дежурство. Максим с вовсе ненаигранным разочарованием серьёзно сообщил, что уклониться от этого никак нельзя. Он, конечно, придёт. Но придёт уже утром, около шести или семи. Впрочем, Драйзер, казалось, несильно расстроился. Махнул рукой дескать «не всё ли нам равно, 31-го или 1-го». И это было почти чистой правдой. А вот сейчас… Оказалось по-волчьи тоскливо в своей тесной квартире, словно бы заколотившись от чужой радости. Драйзер мог бы куда-то пойти, но опять-таки как веселиться, пока Макс в совершенном одиночестве сидел за рабочим столом в своей конторе? Нет уж. Пусть это и не самый лучший канун нового года, но и его они разделят надвое.       Без десяти двенадцать. Теодор вопреки первоначальному плану не стал переодеваться во что-то нарядное. Откинувшись в кресле всё в том же домашнем костюме, он мрачно обозревал праздничный стол и наряженную ёлку, подпиравшую потолок. В кои-то веки Драйзеру хотелось проклясть собственную тягу к традициям. И зачем было нужно так стараться? Ему ведь и есть не хотелось. А выпить в пустой квартире можно и с меньшей помпезностью.       Радио заглушало тиканье часов, но минутная стрелка неумолимо подползала к полуночи. Теодор, застыв каменным изваянием, не шевелил и пальцем, теперь не сводя глаз с циферблата старинных часов на каминной полке. Он сможет. Он просто встретит чертов следующий год, запьёт его шампанским и сразу ляжет спать. Больше ничего. А сейчас не двигаться. Не двигаться? Но почему? Чтобы не спуг..? Но Драйзер раздражённо прогнал назойливую мысль.       Окно было прямо за спиной хозяина. Шторы плотно задёрнуты. Минутная стрелка очень медленно, но придвигалась к неизбежной цели. Стрелку Драй видел, а окно за собой ощущал кожей. Соблазн рос, но его безжалостно давили напряжёнными мышцами во всём теле. Вдруг шторы колыхнулись… По голой шее потянуло холодом. Теодор вздрогнул. Едва-едва. Пальцы сжали подлокотники.       Девять секунд. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринад… Песни по радио перекрыл оглушающий стук в дверь. Кресло опрокинулось навзничь. Спешные широкие шаги. Дверь распахнулась настежь. Радио мелодично надрывалось:

He doesn't care if it's in below, He's sitting by the fire's glossy glow He don't care about the cold and the winds that blow, He just says…*       — C новым годом, — Горький тяжело выдохнул поздравление и облокотился рукой о дверной проём, уставившись на Теодора задорно блестящими глазами. Гладкие волосы выбились из-под белого шарфа, обычно бледное благородное лицо раскраснелось от мороза, на висках выступил пот.       «Он бежал» — с нежностью понял Драйзер. К лицу пристала улыбка.       — С новым… Прошу, заходи.       Макс шагнул внутрь. Теодор захлопнул дверь и бросился расстёгивать пуговицы на усыпанном снегом пальто, опускаясь на колени.       —Я ждал.       Пальто было повешено сушиться. Радио сделали чуть тише. Парадный костюм был выужен из шкафа. Свечей стало больше. А за окном пушечными залпами взрывались фейерверки и всё так же безжалостно валил снег, отмеряя оставшееся время до роковых событий следующей зимы.