Дневник памяти рядового таракана

Дневник памяти рядового таракана. Данные материалы были найдены в сгоревшей квартире «101» города [информация удалена] по адресу [информация удалена] 28 октября 1962 года, и изъяты в архив под грифом «Совершенно секретно». Позже 26 декабря 1991 года были рассекречены, опубликованы и придались широкой огласке. 10 октября 1962 года. Здравствуй, дневник. Не знаю, для кого я пишу эти строки. Возможно будущему, если оно есть. Меня зовут Андрей. Я и моя жена, Юля, проживали в коммунистической стране, именуемая людьми, как «Хрущевка» в области нашей столицы под названием «Холодильник». Я был простым тараканом. С 1943 года работал учеником сапожника в небольшой мастерской. С весны 1946 года отношения нашего народа и штатов огурцов резко похолодели, вызвал бурный резонанс. Деление власти на кухне зашла слишком далеко и не найдя альтернатив и компромиссов некогда экономическая и идеологическая война переросла в открытый конфликт. Как следствие – мобилизация всех мужчин-тараканов от 20 до 45 лет в срочном порядке. Я подходил под эти критерии и, получив повестку, прибыл в военкомат для медицинского осмотра. Оказавшись годен, я собрал свои вещи, собрался с духом и приготовился отправиться на фронт. Надеюсь, я все же вернусь домой. 11 октября 1962 года. Люди на улицах словно сошли с ума. Кругом в магазинах километровые очереди. Все закупались хлебными крошками, объедками и другой провизией. 1932 год научил нас быть запасливыми. Я и сотни других призывников устремились на площадь. Там нас ждала речь нашего вождя партии. Он должен был объявить нам причину войны, наши боевые задачи и поднять боевой дух перед предстоящей войной. Объявление военного положения не стала для меня сюрпризом. Долгие годы наше правительство конфликтовало со штатами огурцов, открыто критикуя их образ жизни. Война была лишь вопросом времени. Однако, не смотря на столь плачевное настроение, нашлась вещь, которая меня порадовала - наша новая казарма оказалась очень теплым и уютным местом неподалеку от розетки. В эту ночь я не смог спокойно уснуть, меня терзали мысли о Юле, я так скучаю по ней. 13 октября 1962 года. Прости, дневник. Вчера я так и не успел ничего написать. Нас обучали обращаться с оружием. По уставу нам запретили вступать в открытый конфликт с огурцами один на один. Дескать, это слишком рискованно. За нами было численное преимущество, за противником – лучшее вооружение и физическая сила. Вождь обрисовал нам картину происходящего; врагу нужен рассол, находящийся позади холодильника. Эта территория была подконтрольна нам. Огурцов не интересовал ни бартер, ни деньги, ни ресурсы. Они решили взять его силой. Вспоминается речь нашего вождя - Таракалина. Он был так стар, но всё ещё жив! Выйдя на площадь в кителе и в сапогах, он начал свою четкую речь в утонченном стиле. Рассказ его начался с позитивной ноты, о его визите к огурцам. О том, как огурцы скривились от зависти, узнав о первом таракане в скафандре за территорией «Хрущевки». В каждом слове он проявлял своё уважение к этой великой стране, однако речь его внезапно взяла затяжную неловкую паузу. Немного запнувшись, Таракалин назвал нам страшную дату: 14 апреля 1960 года. Именно тогда огурцы проявили невиданную агрессию по отношению к нашим союзникам на острове Аджики. Немного погодя, 1 мая 1960 года, случилось еще одно вероломное предательство огурцов! После столь удачной поездки, как казалось, лицемерного потепления в международных отношениях они посмели прислать к нам своего разведчика, управляющим бумажным самолетиком! Долгие годы мы терпели эти подставы, подлые уловки и заговоры, но сегодня наступил обратный отчет до дня возмездия. Недоумевая, все тараканы начали смотреть друг на друга; сквозь ряды послышался шум. В тот самый миг наши стройные шеренги разразились яростными патриотическими возгласами. На своей шкуре я почувствовал, как кипит от ярости кровь моих будущих сослуживцев и в этот момент мне стало страшно. Страшно за будущее моего народа. 15 октября 1962 года. Наша задача предельно ясна и прозрачна – захватить стратегически важную высоту в тумбочке. Там мы должны разбить лагерь до прибытия артиллерии союзников. На высоте нам открывался выгодный наблюдательный пост для отражений волн агрессии противника идущего с запада. Речь вождя наполнила ненавистью сердца солдат, теперь они воспринимали огурцов как своих генетических врагов. В их взглядах читался страх, отчаяние, но никто не посмел заикаться о поражении. Этому также способствовал наш старшина – бывалый таракан. Он прошел все горячие точки: битва на печке, засаду в тостере и кровавую бойню на обогревателе. Из всех он пугал меня больше всего. Казалось, он потерял в этих битвах слишком многое. Нечто, что свойственно лишь таракану, в нем навсегда угасло. Надеюсь, я не стану таким, как он. 16 октября 1962 года. Детский сад отныне закончен! Завтра нас ждало наше боевое крещение. Огурцы, сплотившись, базировались на нашем пути к высоте. Уже вечер, скоро отбой, я не могу подробно описать события сегодняшнего дня. Но все же так тянет назад, так тянет домой. Так страшно мне никогда еще не было, завтра я увижу лик войны. 17 октября 1962 года. Меня терзают смешанные чувства. С одной стороны – я так рад, что остался жив, могу снова писать эти строки, но с другой – я больше не стану прежним. Мы застали врага в неловком положении и первыми открыли огонь. Некоторые ублюдки намеренно метили в голову огурцам, жаждая мести. Их головы разлетались на мелкие ошметки. Это было не как в кино, скажу я вам; все было взаправду! Так натуралистично все это было! Не хочу вспоминать. Эти мерзкие картины снова лезут мне в голову. В основном я стрелял выше головы, дабы просто вспугнуть противника. Мне не хотелось убивать, пускай того требовала ситуация. Всюду плашмя валялись обугленные тела, оторванные конечности, земля окрасилась в алый цвет крови. Крики, истошные вопли! Сейчас, написав эти строки, эхом раздаются они в моей голове. Вчера я пил с этими людьми спиртное, чтобы заглушить страх, а теперь их замутненные глаза в слезах запечатлели в себе смерть. Мне стыдно писать об этом, но я и мой сослуживец, Олег, лежали в окопах, тщетно пытаясь перезарядить наши винтовки дрожащими руками. В тот момент он практически спятил и плакал. Словно ребёнок, звал он свою матушку, просился домой. Надеялся на то, что всё это лишь ночной кошмар. Кричал, что сейчас проснется в своей постели совсем маленьким, его успокоят и убедят в том, что все это – лишь было сновидение. Я старался не поддаваться его истерии. Мои нервы были предельно натянуты, каждая секунда могла стать последней. Мы переоценили свои силы, после первого обстрела последовала вражеская контратака. Устав не врал – на одного огурца приходилось около четыре наших трупа. Поздно мы это поняли, слишком поздно. Три четверти из нас уже усеяли своими хладными телами землю. Выполнение цели операции была поставлена под вопрос. Как я выжил? Наш радист успел вызвать авиаудар перед тем, как ему оторвало все его шесть лап. Около тридцати секунд спустя самолетом были сброшены бомбы. Огурцы умоляли о быстрой смерти, когда горели. Эта вонь горящей плоти! К черту эту бессмысленную мясорубку, к черту эту войну! 18 октября 1962 года. Утро началось с тщетных попыток выстирать фекалии от моих трусов. Да, возможно и звучит забавно, но воспоминания о вчерашних попытках выжить в окопе под шквальным обстрелом, смешными отнюдь не казались. Решение я нашел быстро, применяя солдатскую смекалку – портянки. Из них вышло неплохое нижнее белье. На этом хорошие новости заканчивались. Ночью Олег сошел с ума, взял винтовку и принялся стрелять в нас. Еще три тела прибавилось к той огромной куче трупов на поле. Мы успели остановить его, заломив все его лапы. Еще двоих лихорадило в лагере от переохлаждения. Лекарств у нас не было и всем, чем мы смогли им помочь – отдать свои фуфайки, так и поступили. Ближе к обеду наш старшина принял решение вызвать подкрепление. С рацией в лапе он, с очевидно нервным видом, докладывал плаченое состояние нашей роты штабу. По окончанию разговора, импульсивно выбросив рацию в близлежащие комки шерсти людских домашних животных, старшина похоронным голосом объявил – подкрепления не будет. Эта новость еще больше нас подкосила. Наш путь простирался через мирное поселение. Там нас могла ждать засада. Чрезвычайно опасный ход, но выбора нет. В поселении нас встретили солёные огурцы. Так странно было смотреть на них не через мушку винтовки. Они оказались мирным, тихим народом. Их рассказы о «красном страхе» внутри штатов, активной эскалации роста гонки вооружений не на шутку нас встревожили. Их депортировали еще в 50-х годах, дескать – они проявляли нездоровый интерес к идеям социализма. Скучая по родине, они собирали сводки. Впустив домой, накормив нас своими народными блюдами, огурцы поведали причину своей лояльности к нам; война войной, но все мы родом с одной кухни. Банки для рассола их не интересовали, они уже были солеными; однако наши политические взгляды кардинально отличались. Идея всеобщей свободы предпринимательства и частной собственности вдохновляла их. С нескрываемой гордостью рассказывали они о своей родине, которую пришлось покинуть. Старшина со скепсисом отнесся к идеям капитализма. Несмотря на гостеприимство огурцов, никакие их доводы не смогли склонить его идеалы. Однако в одном мы сошлись – призрение человека. Он травил нас, тараканов, он ел огурцы и лишь потреблял. Паразиты – вот как он отзывался о нашем государстве. Немало попыток уничтожения снес наш тараканий народ. Интересно, в глазах человеческого Бога он такой же паразит, как и мы? 19 октября 1962 года. Высота была уже близко, но в тоже время все дальше и дальше. Мы устали физически, измотаны морально. Осенняя вьюга поднимала с пола пыль, холодный ветер щепал щеки. Наши поредевшие ряды двигались все медленнее; старшина заметил это и скомандовал привал. Пока Гриша собирал дрова для костра, я и Серега готовили котелок для приготовления каши. Осенью солнце раньше садилось за горизонт и уже к шести часам вечера мы сидели в потемках. Пламя костра грело наши лапы, каша утоляла наш голод. Средь вечерней тишины первым неожиданно заговорил тихоня Гриша. Вкратце он рассказал нам о своей жизни, о родственниках. О том, как ждут его дома; он дал слово вернуться. Все мы решили выпить за это, но старшина скомандовал: «Отставить!». Неся службу нельзя было пить. Немного подумав, он почесал затылок и, впервые улыбнувшись за все это время, потеплел и дозволил немного нарушить устав. Костер, солдатская каша и невесть откуда появившаяся акустическая гитара – армейская романтика. Мы пели, разговаривали о жизни, отдыхали душой и телом, будто завтра никто из нас не погибнет. 22 октября 1962 года. Снова здравствуй, дневник. Пишу эти строки, лежа на койке в госпитале. Меня постигла незавидная судьба – мне оторвало лапу. Если память не изменяет мне, то спустя день, когда мы вышли из мирного поселения солёных огурцов, на нас снова напали. Видимо кто-то нас таки сдал; причем напали не сразу, они будто чего-то ждали. По словам медсестры, которая впервые застала меня в сознании, всю ношу роту выкосили практически под ноль. Старшина, пожертвовав собой в неравной схватке, успел спасти пару наших ребят. Все, что я помню – плавающий, двоившийся в глазах, размытый горизонт. Меня волокут куда-то, оставляя след крови. Очнувшись, первым делом я попытался узнать исход войны. Врачи долго не могли меня успокоить, но смогли убедить в том, что я в безопасности. Теперь меня отправят домой, к Юле. Обратно к размеренной, спокойной жизни, пока наши бойцы гибнут на фронте. 23 октября 1962 года. Родина, я вернулся! Знакомые улицы, красные флаги, родные серп и молот, лозунги. Будто я видел это миллионы лет назад, будто спустя вечность. На вокзале меня встретила Юля. Мы обнялись, а она, глупая моя, плакала надрываясь. Сказала, что слала письма, но они мне так и не дошли. Увидев то, что я теперь инвалид – еще сильнее разрыдалась. Долго, очень долго не мог я её успокоить. В конце концов, я жив. Я не пополнил ряды безымянных солдат своей могилой. Родная квартира встретила меня запахом пыли и затхлости. Отныне такой родной и теплый сердцу запах. Старое кресло, сервант, теплый клетчатый плед, телевизор – большая роскошь. На кухне уже витал запах борща. Как же я хотел снова отведать его. Вот и стол был накрыт; борщ, хлебные крошки и водка. Как же я скучал по родной кухне. Приняв трапезу, мы вышли в зал. Я включил «Первый канал», дабы узнать новости с фронта; тогда это имело огромное значение для меня. По нему передавали вести о бесчисленных наших победах, сводки, число захваченных стратегических точек, но что-то меня в этом всем отталкивало. После десяти минут вещания стало ясно, что СМИ явно преувеличивают наши заслуги, вводя народ в заблуждение. Число убитых наших тараканов смело можно было умножить на десять – вот тебе и реальные потери. Через поле наши тараканы волокли, надрываясь, пеструю коробку. Это было еще одно гнусное изобретение человека – фейерверк. Красные ракеты салюта угрожающе торчали из ящика. Тащили прямиком к банкам с аджикой, в тыл противника. Не нужно быть гением, чтоб понять – они хотят подорвать огурцов, стереть с лица кухни, оставив от них лишь пепелище. А для чего были нужны мы? Мы были пушечным мясом! Теперь, когда оборона огурцов была подорвана ценой наших жизней, они таки смогли наставить на них столь грозное орудие. Выключив телевизор, нервно выдохнув, я снова принял пятьдесят капель на грудь. 24 октября 1962 года. Прошлая ночь прошла беспокойно. За завтраком Юля рассказа мне, что я кричал во сне, бормотал какую-то чушь и ворочался. Так же по её словам я очень изменился после фронта. Будто к ней вернулся совсем другой таракан, а её Андрюша так и не вернулся домой. Разумеется, после этих слов я должен был поставить её на место, мы знатно повздорили. Зато теперь я могу побыть в тишине и подумать. Армейский фотоальбом мягко лег ко мне в руки. Его обшитый шерстяной тканью красного цвета переплет встретил меня большой медной пятиконечной звездой, украшенной георгиевской лентой. Открыв первую страницу – я сразу улыбнулся. Черно-белое фото нашей роты, все в строю. Вот первое наше построение, а вот – стрельбище. Вот моя фотография, как я нерешительно держу в руках оружие. Вот наш старшина смотрит, выпятив грудь, как мы подтягиваемся на турнике. А вот наше общее фото. Наши лица, наши навостренные усы вздымаются в небо. Вскользь вспоминаю я всех: Сашка, наш радист(15.09.1940-17.10.1962) - Посмертно был награжден медалью за отвагу за спасение своей роты. Именно он выручил нас тогда, вызвав авиаудар. Коля, младший сержант(25.04.1938-18.10.1962) - Замерз насмерть. Гриша, рядовой(03.02.1938-18.10.1962) – Пал от выстрела в живот, истек кровью. Нет! Хватит. Я не могу больше писать такие вещи. Я должен был уйти с ними, а я – трус, остался жив. Смотрю на их лица в теплом доме, пока они придались земле. Покойтесь с миром, ребята. Простите своего Андрюху, я вас подвел! Закрыв альбом, я снова с немой печалью приложился к стакану водки. На сегодня хватит записей, я хочу просто забыться. 25 октября 1962 года. Еще одна беспокойная ночь. В каждом резком звуке угадываются мне выстрелы, в каждом голосе – крик о помощи. Эхо войны звучит в моей голове все настойчивее. Зато с Юлей помирился, хоть это радует. Сегодня я предпринял довольно смелый шаг – вооружившись биноклем взобраться на «Холодильник» с одной-то лапой это было почти подвигом. Я больше не верю сводкам! Там, наверху, мне открылся дивный пейзаж омраченный войной. Прямо поперёк поселения выстроена огромная стена, ограждающая два мешка картошки. Увидел, как три маленькие картошечки, вставая друг на друга, пытаются перелезть баррикаду. По ту сторону, к ним тянулась картошка крупнее, протягивая свои руки, но тщетно; уже идет сторожевой таракан с резиновой дубинкой. Эти три маленькие картошины скоро узнают значения слова «репрессия». А вот и то, зачем я сюда пришел – вид на маленький остров с банками аджики. Именно там не прекращались кровопролитные бои между нашими и огурцами в пиковой точке аджитского кризиса. Дрожащие пальцы правителей нависли над красными кнопками. Именно там, на острове, расположены наши ракеты, наша последняя надежда. Отсюда вижу я и орудие противника, направленное на мирные города и села нашей страны. Один миг и мы все станем пеплом, развеянным по ветру. Глядя в бездну хаоса, наблюдая за всем этим, я могу с уверенностью полагать – в этой войне не будет победителей. 27 октября 1962 года. Меня разбудили завывания сирены. Этот день настал! Судный день для всех нас. Объявления полного взаимного уничтожения меня уже ничуть не пугало, боялся лишь за родных. Глядя в окно, я вижу миллионы тараканов, бегущих в панике под кафель, в наше бомбоубежище. А я тут, хочу увидеть воочию закат мира, закат целой эпохи. Железный занавес пал, купол тоталитаризма уходит в историю. Теперь только я, мой дневник и последние записи. Теперь я свободен, я не должен зачеркивать неугодные власти строки. Сейчас допишу, надежно спрячу дневник и буду наблюдать, как ракеты, застелившие небо, медленно падают вниз. Единственное, о чем я жалею – я так не сказал Юле, что люблю её, когда требовал бросить меня, хромого калеку, со мной они бы не спаслись. Надеюсь, она передаст последние слова моим родителям там, в безопасности, ведь я с ними так и не простился.