Шесть пуль, двенадцать ядов

– Что, опять? – спросил Рокэ скорее по привычке, и призрак Окделла даже не огрызнулся. Ну, почти не: – Можно подумать, мне этого хочется! – Я этого не говорил, – привычно открестился Рокэ ото всего, что Окделл себе за эти часы успел надумать, и проследовал в собственную спальню. Ну как в собственную. С некоторых пор везде, где появлялся Рокэ, мог явиться и Окделл, почему-то заметный Рокэ одному и очень недовольный собственной судьбой. Стадию ни с чего вздымающихся занавесей, странных звуков и прочих приятных вещей они, слава любым богам, давно прошли, то есть невидимым Окделл был недолго. Впервые он стал зрим, когда Рокэ ровно в двадцать четвёртый раз зажигал одну и ту же свечу. Вообще-то он собирался поработать, но свеча гасла вновь и вновь, а Рокэ видел в этом что-то личное и зажигал её снова и снова. И вот когда свеча в двадцать четвёртый раз как будто поперхнулась собственным горением и затихла, Рокэ моргнул, сдался и попросил: – Покажитесь уже, кто бы вы ни были. Вы столь настойчиво проявляете внимание к моей скромной персоне, что я начинаю думать… О чём именно он начинал думать, Рокэ и сам не знал, но после этих-то слов Окделл проявился перед ним во всей возможной полноте. В волосах у него застряла паутина, а выражение лица было то самое, к которому Рокэ когда-то так привык – смесь обиды и вызова. Дескать, да-да, я-то сейчас тут буду шмыгать носом, но вы не смейте замечать, как я раскис, поскольку этим меня оскорбите. Замечательно. – Окделл, – спросил Рокэ, – вы пришли уволочь меня с собой в могилу? Если там можно выспаться, то я не против. Окделл уселся на письменный стол, покачал головой и сказал с обидой: – Вы могли бы и раньше понять, что это я. Рокэ вздохнул. Они по-прежнему не то что говорили на разных языках, скорее изначально пребывали в совершенно параллельных плоскостях. – Мог бы. Мне следовало догадаться по упрямству, с которым вы повторяли ваши дурацкие, но милые попытки привлечь моё внимание. Окделл насупился. – Вообще-то не все призраки способны гасить свечи. – Не сомневаюсь в вашей уникальности. Помолчали. Рокэ отчего-то медлил задавать следующий вопрос, всё ждал привычной злости, а её не было. В нынешнем виде Окделл смотрелся ещё более нелепо, чем при жизни: взъерошенные волосы, периодическая прозрачность, паутина и пыль. Вот как и где можно так перепачкаться, будучи призраком, то есть по сути бестелесным? Окделл чихнул, и Рокэ всё-таки сказал: – Вы же точно пришли с какой-то просьбой, раз уж не рвётесь отомстить. В последнее время все только и делают, что чего-нибудь от меня хотят, с чего бы вам стать исключением? Окделл насупился ещё сильнее, помолчал и выдал: – Мне не за что вам мстить. – Ну, например, – предположил Рокэ, – за отца? Он сам не знал, зачем это сказал – скорее всего, просто по въевшейся привычке всех выводить из себя как можно сильнее. Окделл вскочил, и вот румянец на его щеках прозрачным не был. Рокэ только наладился перехватывать чужое запястье или как-то ещё останавливать хоть и призрака, но взбешённого мальчишку, как Окделл медленно уселся на место. Его контуры в пламени свеч казались слегка размытыми. – Мой отец, – сказал Окделл сумрачно, – велел передать, что не имеет к вам претензий и даже местами наоборот. Было обидно. Рокэ зачем-то представил благодарного Эгмонта пьющим в рассветных садах кислое вино и невольно поморщился. Гадость какая. Однако Окделла следовало выпроводить, а для этого надо было узнать, что ему всё-таки нужно, и Рокэ осведомился: – Ну хорошо, тогда я должен покарать ваших убийц? – Нет, – сказал Окделл, – вы наоборот должны убить. То есть меня. Мне сказали, что если кто-то может мне помочь, то это вы. А я хочу, ну, окончательно. Тут, между, скучно. И, ну, вам же, наверное, не трудно? Или трудно? То есть, если что, я могу сделать вашу жизнь невыносимой, может быть, вы тогда быстрее согласитесь… – Спасибо за предложение, – огрызнулся Рокэ, потому что не знал, что тут сказать. – Моя жизнь, знаете, и без того сейчас не тянет на ложе любви, даже гайифской. Вы уверены, что хотите… упокоиться? Окделл кивнул. – Я не могу вас застрелить, – объявил Рокэ пятнадцать минут спустя, когда шесть пуль подряд изрешетили только дверь кабинета, а никак не Окделла. – Может быть, мне следует добыть освящённой воды? После освящённой воды, которую Рокэ и впрямь доставили на следующее утро, Окделл исчез ровно на полдня. Потом они воодушевились и принялись вести подсчёты: удар кинжалом в грудь заставил Окделла раствориться на пару часов, отрубить ему голову не вышло вовсе, зато когда Рокэ, отчаявшись, попробовал придушить его подушкой, того не было целый день и ночь. Окделл сосредотачивался на предметах и пару минут мог не проходить сквозь них, Рокэ сосредотачивался на самом Окделле, но окончательного результата всё это не давало. Постепенно они выяснили, что чем сильней Рокэ злится в процессе, тем долговременней отлучки Окделла, и тот обрадовался: – Я же могу как-нибудь так вывести вас из себя, чтобы совсем исчезнуть? – Вряд ли можете. Окделлу, даже призраку, даже с этой непривычной задумчивостью, далеко было до послов, придворных, просителей всех мастей, до тех, чьи лица Рокэ разве что во сне ещё не видел. То есть, когда Окделл появился в третий раз, Рокэ спросил, конечно: – Вы это что, навечно теперь ко мне привязаны? А Окделл ответил: – Ну, кажется, да. То есть, они сказали: «Пока не умрёшь, домой не возвращайся», ну, и я не хочу. Кто были эти «они», Рокэ предпочитал не выяснять. Фыркнул: – Но я же не могу прилежно убивать вас каждый день до конца дней своих. А вот, кстати, что будет, если я уйду за грань раньше вас? Окделл нахмурился, напрягся, собрал все свои призрачные силы и запустил в него подушкой, поскольку находились они как раз в спальне. Рокэ полежал немного на спине, с подушкой на лице. Вставать и выбираться не хотелось. – Вот говорю же, – поделился задумчиво, – уйду за грань. Кидаетесь тут в уважаемых людей. – Ещё скажите – в старого больного человека, – огрызнулся Окделл и в кои-то веки прозвучал почти как в старой жизни. Вообще-то с Окделлом было забавно настолько, насколько в принципе может быть забавно с призраком. Ему не требовалось спать, и в своей ненавидимой бессоннице Рокэ внезапно обзавёлся постоянным спутником. Прикосновения его ледяных пальцев снимали мигрень, и Рокэ даже вслух рассеянно заметил: – Смотрите-ка, от вас есть какая-то польза. – От вас зато не очень-то. Одного призрака раз в жизни попросили упокоить, и ничего. Вам бы только выигрывать да выигрывать. – Нет, это вас по всей очевидности настолько не хотят видеть за гранью. Вы что, и там уже кому-то насолили? – Они говорят, я неправильно убит. От этих его незамутнённых ответов Рокэ должно было бы стать то ли жутко, то ли противно, но не становилось. Уцелевшие в Излом друзья отмечали его улучшившийся цвет лица и аппетит. Марселю Валме Рокэ даже как-то рассказал что-то такое без подробностей про призрак Окделла, но Валме поинтересовался только, знаком ли тот с достопочтенным Валтазаром. Время шло. Они перешли на яды и попробовали отравленный кинжал, отравленное вино, которое всё равно пролилось на пол, просто вдохнуть яд (это получилось). – Вы же, надеюсь, ничего не чувствуете? – Только злюсь, что не получается. И шея чешется. – Вы же призрак, вам не положено чесаться. – А вам откуда знать, чего мне не положено. Помимо исцеления мигрени Окделл неплохо его развлекал. Ну как неплохо. Видимо, тоже изнывал от скуки, тоже в каком-то смысле оказался пойман, вот и выделывался как мог. Например, наловчился иметь вес, когда нужно, и не иметь – когда не нужно, поэтому один раз, бестелесный, танцевал на столе какую-то неистовую пляску прямо во время очередного зубодробительно торжественного праздника. – Не так уж плохо вы танцуете, – заметил Рокэ вечером, – мне даже удалось не подавиться. – Вы давились от смеха, – сказал Окделл и почему-то фыркнул сам. Рокэ подавил внезапное желание взъерошить ему волосы – нельзя привязываться к тому, кого убиваешь, пусть даже по его многократной просьбе. – Вы всё ещё уверены? – А вы? Иногда Рокэ задумывался, как со стороны смотрелись его записи о неудачных попытках. «Сегодня придушить не удалось, поскольку он объявил, что ему щекотно». – Важна, ну, сила вашего намерения, – говорил Окделл и смотрел с надеждой. – Вы недостаточно хотите от меня избавиться? Возможно, правда была в том, что Рокэ не хотел. Недавно в его кабинет-таки прокрался некий безрассудный заговорщик, и Окделл запустил в него чернильницей. – Вы нанялись ко мне в телохранители? – Вы обещали! И ещё не исполнили. Рокэ сжал зубы и сорвался в Гальтары, бросив дела на Валме. В Гальтарах Окделла не брало вообще ничто. Рокэ попробовал убить его во сне, но во сне они словно оба были призраками. – Вы нужны миру, – сказал Окделл, – поэтому вы всё ещё здесь. Но я-то разве нужен. – Знаете что? – сказал Рокэ лениво, глядя на то, как Окделл сидит на полу у его постели, как запрокинул голову, прикрыл глаза. – Я вас отказываюсь убивать. Я вас воскрешу. Не знаю, правда, как. Но это – проще. – Но мне сказали, что вы можете помочь… – Помочь, а не убить. Вы дурак, Ричард, и извиняет вас лишь то, что и я обманулся точно так же. Не знаю, может, напою вас своей кровью. Не знаю. Это всяко занимательнее, чем раз за разом наблюдать, как вы рассеиваетесь.