Тлеющая свеча

      Тонкий белый лук кажется практически игрушечным. Широко распахнув глаза, Агнет наблюдает, как легко чужие руки натягивают тетиву и посылают стрелы в мишень: одну за другой, точно в центр. И когда ее руки касаются еще теплого дерева, Агнет кажется, что на этот раз она сможет все. Но послушная тетива в ее пальцах превращается в неподатливую сталь, и сколько бы Агнет ни старалась — та не сдвигается ни на палец, а мишень кажется настолько бесконечно далекой, что не достать никакой стрелой.       Так было всегда. С самого раннего детства: то, что другим удавалось играючи, Агнет приходилось вырывать с боем. Отвоевывать у бунтующего тела каждый шаг, бороться с накатывающей слабостью, чтобы держать голову прямо. Она бы хотела, чтобы все было иначе. Хотела видеть в глазах отца гордость, а не жалость. Хотела, чтобы он не бросался так отчаянно, стоило ей пошатнуться. Чтобы не смотрел так холодно и расчетливо, беззвучно шевеля губами, а потом надолго исчезал в своем кабинете.       Лунный свет просачивается сквозь старые ставни, чертит квадраты на каменных полах коридоров, которые Агнет знает с детства. Она стоит в тени стенной ниши, крепко прижимаясь к ней лопатками, и ей кажется — она и сама часть камня, слитая с замком, с бесконечной галереей портретов на лестнице. Она — здесь, всего лишь дух старого замка, наблюдает со стороны за собой же, медленно бредущей по коридору. Агнет пристально смотрит на мелькающую в лунном свете фигурку с белыми, как одуванчик, волосами, на беззвучной тенью следующего за ней отца, и мир двоится, разламывается и вертится вокруг. Так вот как она выглядит со стороны. Потерянный призрак старых стен.       Агнет ничего не говорит, только отчаянно вгрызается в преподаваемую отцом науку, изучает старые расходные книги и аккуратным округлым почерком вписывает историю в новые. Она улыбается, когда видит — тени в глазах отца исчезли, он улыбается, и улыбка делает его самым красивым человеком на свете. Будто вместе с солнцем исчезли все сомнения и страхи, подаренные луной. Будто все на самом деле хорошо.       Сегодня ей подчиняется все, включая неподатливую тетиву. И стрела летит, вонзается точно в центр мишени, дрожит, хищно и нетерпеливо. Неважно, что до мишени всего несколько шагов, а тетива ослаблена так, что натянуть её под силу и котенку. Агнет улыбается и старается забыть о том, как все в груди печет нервной, дергающей болью, как воздух не хочет проходить в легкие, задерживаясь где-то в горле. Она улыбается так, что болят скулы, и смотрит на солнце до тех пор, пока глаза не начинают слезиться от яркого света.       Огонь поселяется в груди и не отпускает ее ни на мгновение. Он сильный, сильнее, чем она, он хочет гореть ярко, и Агнет чувствует себя оплавляющейся свечой, что каждый день зажигает на ночь Катерина. Она рассказывает сказки, пугает шепотом костей, но Агнет не слушает ее: она смотрит на текущий воск, на огонек свечи и загадывает: если Катерина погасит ее раньше, чем свеча догорит сама, она увидит весну.       Зимой солнце все чаще скрывается за густыми, тяжелыми облаками. Они такие низкие, что задевают шпили замка, проникают внутрь, наполняя коридоры стылой сыростью, сгущаются клочьями тумана и сжимаются вокруг едва трепещущего сердца. Внутренний пожар разгорается сильнее: кажется, ее огонек изо всех сил пытается спастись от холода. Спасти от него всех вокруг. А туман все стелется и стелется, заполняет все собой, приносит тревогу и быстрые, неверные сны. Катерина обещает, что все наладится, что зло уйдет. Агнет не верит ей. Она бьется отчаянной птицей в запертые двери, спешит туда, где туман особенно густ, а в тенях, все чаще закрывающих лицо отца, плещутся искры безумия. Агнет знает. Она чувствует.       И улыбается гостям, ведет беседу, задорно смеется, прилагая все силы, чтобы улыбка не обратилась гримасой боли. Она выдержит. Вырвет у судьбы еще один шаг. Заставит солнце сиять еще немного. Агнет действительно верит в это. Верит, делая шаг вперед, через залитый зимним солнцем холл, навстречу раскрывшему объятия отцу. Она загадывает для себя — если дойдет, то непременно увидит летнее солнце.       А пламя в груди разгорается так сильно, что способно поглотить не только жалкую оплавленную свечу, но и весь замок, вспыхнуть так ярко, что затмит даже солнце. Ей не хватило трех шагов. Трех шагов, отвоеванных коварной темнотой, в которой погасло свечное пламя.