(не)настоящее сердце

Саймон никогда не считал, что создан по образу и подобию человека. Но тогда почему, когда он смотрит на Маркуса, тянет, не переставая, где-то за несуществующим шестым ребром? Там, где должно биться сердце, будь он настоящим человеком. Когда Саймон увидел Маркуса, он почувствовал что-то, что его система не смогла опознать. Первый серьезный программный сбой с момента девиации. Это его испугало. Саймон никогда не любил метафоры, сравнения - всё то, что используют в своей речи люди. Но Саймон всё чаще задумывается об огне революции. Понимает, что сам никогда бы не смог нести его, взять на себя ответственность за восстание. Потому что боится не справиться, оступиться. Сейчас он боится обжечься, потому что этот огонь горит у Маркуса в глазах. Саймон боится к нему прикасаться, и это иррационально, не может же метафора по-настоящему обжечь его? Да и если бы могла, боли он не почувствовал бы. [Саймон всё ещё не касается Маркуса.] Саймон не человек, он им никогда не был. Но тогда почему ему кажется, что у него ожоги третьей степени, что скина нет, что он поврежден до невозможности восстановления? Почему лёгкое прикосновение Маркуса остается фантомным ожогом, горящим на ненастоящей коже? Почему эти раны нельзя вылечить? Люси могла бы их прижечь (на этой мысли Саймон становится сам себе противен, лечить огонь огнем - что может быть нелогичнее?), дать восполнить утраченный тириум. Но их нет, они ненастоящие, это та самая чертова метафора, и он не знает, что с ней делать. Оставаясь на крыше в одиночестве, Саймон думает только о Маркусе, надеется, что тот выберется живым. Если его смерть спасёт Маркуса, спасёт всё их дело, он готов отдать свою жизнь. Но Саймон всё равно боится и чувствует какое-то горькое отчаяние от несказанных слов. Несказанных-непридуманных, потому что Саймон не понимает, что чувствует. Спасшись и вернувшись в Иерихон, Саймон приходит к Люси и спрашивает её, что это. Люси говорит, что любовь. Он боится поверить в это. Он же не человек. Способен ли он на такие глубокие чувства? Маркус рад его возвращению, обнимает его, и Саймону кажется, что сейчас он просто перестанет функционировать, система зависнет от такого количества программных сбоев. Он отвечает на объятия. У Саймона нет сердца, он же не человек. У Саймона и чувств-то, по идее, не должно быть. Тогда почему ему невыносимо больно, когда он замечает, что Норт и Маркус любят друг друга? Тогда почему ему невыносимо больно за Маркуса, потерявшего Норт? Тогда почему он отдает ему своё сердце, совершенно не боясь своего аналога смерти? Тогда почему его последние слова, обращенные к Маркусу, - это "я тебя люблю"? Ответ предельно прост. Потому что чувства у него всё-таки есть. И вполне человеческие.