She is the author

Серые невзрачные улицы с самого рождения воспитали в ней грусть и смирение ко всему, что происходит вокруг. Её жизнь напоминала чёрную кляксу — почти что безрадостная, не имеющая ничего общего с жизнями людей из окружения. Эта мысль стала давить на неё словно якорь, тянуть ещё глубже, на самое дно. Она стоит на краю крыши и бездумно смотрит вниз, на маленьких суетящихся людей и быстро проезжающих на дорогах машин. Смотрит и даже не думает утирать подступившие слёзы. Азэми никогда не хотела сдаваться. Никогда... Даже когда родители избили её до потери памяти, когда на ней не осталось ни единого живого места и с разбитой губы стекали струйки крови. Да, казалось, били не только худое, нездоровое тело, а и душу. Калечили, потрошили, выворачивали наизнанку и давили грязной подошвой. Рвали на куски. Заставляли рыдать новый и новый день, забиваться в угол и самостоятельно прибивать каждый раз большие, тяжелые замки, чтобы пьяные не впутывали маленького, такого беззащитного ребёнка как Азэми в жестокие разборки. Она билась в истериках при подходящей ночи. Каждый день личный Ад. Бесконечный, начавшийся ещё с раннего детства — пяти лет. Сначала шутки, потом рюмки, потом разбитая посуда... Потом на неё подняли руки самые дорогие ей люди, которых она считала самыми замечательными, самыми прекрасными и заботливыми. Эти люди были ей всем. И тот факт, что именно они убивают её сутки напролёт, больно разрывает широкой когтистой лапой сердце. Врывается так глубоко, задевает настолько много, что раз за разом она начинает горько плакать. Их лица в миг постарели, изменились. Они пугают её, пугает мысль, что когда-то они не были так искажены необъяснимой злобой, отталкивающей неприязнью и огромными чёрными синяками под глазами. — Они погибли... Погибли, на самом деле их давно нет. Они перестали быть моими мамой и папой ещё тогда, когда потянулись к алкоголю, — захлебываясь слезами, кричит она, горя желанием сделать свой последний прыжок прямо сейчас, — меня ненавидит общество, у меня нет будущего, у меня нет родных, нет семьи, нет ничего! Японка среди грубых русских. Атеистка среди православных. Дочь бедных алкашей среди понтовых напыщенных придурков. Приезжая среди коренных жителей. Жёлтые зубы вместо белых. Унижения дома, унижения в школе. Изгой, никому не нужный человек. Даже... собственным родителям. Она хорошо помнит тот день, когда одноклассники толпой пинали её, валяли в грязи и сыпали оскорблениями. За что? Почему? Зачем... — Да тебя даже насиловать никто не будет! — Проваливай уже, Господи. На тебя смотреть тошно! «За что?» — За своё существование! — Слыхали, у неё родаки забухали? — Неудачница, даже им бутылка дороже неё! «Прекратите. Мне больно...» — Сука, да когда же ты уже сдохнешь? — Чего не орешь? Язык отсох? Ты одна, а нас много! Убейся уже, чтобы мы не терпели твоё уродливое лицо каждый божий день! Она хорошо помнит, как пыталась двигаться, но получалось только хуже. Помнит, как становилось абсолютно всё равно. Как тело привыкало к боли, как привкус крови оседал на языке. Помнит их прожженные ненавистью лица и горящие пламенем глаза. Как какой-то прохожий закричал и они в рассыпную разбежались по углам. Как она вскакивает и заряженная адреналином, хромая, пытается уйти как можно дальше от того проклятого места, от тех чертовых злых людей. «А Леви бы не сдался... Леви бы встал... И я встану... И я пойду, пойду! — рыдавши, ползла Азэми. Она не сдавалась лишь потому, что вырисовывала в своей голове любимого капитана и его полный требования взгляд, он кричал ей «вставай! У тебя нет выбора! Вставай, ради меня!». — я не сдамся... Не дам им забить меня до смерти и встречусь с ним ещё раз! Обязательно...» — Леви даже не существует, — пустым взглядом смотрит вниз Азэми, — даже его на самом деле нет. Порожденные отчаянием, плоды её глупых фантазий... Сны, в которых она была Всемогущей. И по-настоящему счастливой. Родители почти спились. Скоро одногодки снова придут к ней. А учёба, которую девушка искренне любила, уже завалена навсегда. — Скорее бы закончить всё это. Но что-то держало. Что? — Страх, что я больше не смогу видеть грёзы с Аккерманом. Но ведь у неё был план. Навязчивая мысль, безумная затея? — Я умру, встречусь с настоящим Богом и попрошу его отправить меня и Леви в параллельный мир. Где мы снова встретимся... Полюбим друг друга и будем жить счастливо. Наивные цветные мечты. — Я слишком устала от этого дерьма! Прыжок. Прыжок в неизвестность. Прыжок, хруст костей и безмолвное застывшее счастье. Она рада, что умерла. И надеется, что другие тоже порадуются. — Она оставила после себя записку. — И что в ней? — «я вас ненавижу. подавитесь, уроды». *** — Прости, — девушка с каштановыми волосами, в белом развивающимся на ветру сарафане обернулась. — мы раньше нигде не встречались? — Может быть, — кивнул брюнет. — Леви. — Очень приятно, — его сразу зачаровала её ослепительная улыбка. — Ангелина. — В белом ты действительно похожа на ангела. — Спасибо. Не хватает только крыльев, да? — Да... — Пойдём, Леви? — она расцвела и, казалось, засверкала. — нам по пути. — Пойдём.