Зависть богов

      — А мы, оказывается, знакомы.       Кира свернула вирт-окно с голоизборажением и активировала значок следующего. Это было уже третье офисное здание, которое она внесла в список как наиболее подходящее для обустройства в нем штаб-квартиры ОЗРК.       — С кем?       Она задала вопрос машинально, не поднимая головы. Времени катастрофически не хватало.       Корделия Трастамара, свежеиспеченная владелица «DEX-company», тоже была занята поступающими на ее терминал запросами, контрактами, резолюциями, отчетами, а также досье на интересующих ее персонажей, либо имеющих непосредственное отношение к корпорации, либо связанных с ней косвенно.       — С капитаном Петуховым, — ответила она на вопрос девушки.       Кира растянула окно с картинкой, развернула на 180 градусов, приблизила и… спохватилась.       — Со Станиславом Федотычем? Вы знакомы с капитаном «Мозгоеда»?       Корделия тоже свернула вирт-окно и откинулась в кресле. Они работали уже шесть часов, приводя к единому финансовому и юридическому знаменателю свои тесно сосуществующие проекты и чувствовали если не усталость — устать им не позволял азарт победителей, стремящихся как можно скорее обратить выигрыш в надежные и долгосрочные активы, — то некоторую мышечную стагнацию. Ныла спина, ноги сигнализировали о недостаточном кровоснабжении, а глаза слезились. Но остановиться, выйти из потока событий они были не в состоянии. Их несло через пороги и мели в крепком, безупречно обтекаемом, но крошечном подвижном модуле, остановить который и пришвартовать одним усилием практически невозможно. Остается только лавировать, уклоняться, сохранять равновесие и лететь до гипотетического финиша. До тех пор, пока русло не раздастся, поток не разольется, а дно не уйдет вниз, утаскивая в глубину торчащие камни. Они должны спешить. Должны успеть перегруппироваться, выровнять фланги, подогнать обозы, обезопасить тылы. Они выиграли сражение, но не войну. Вот если только дух перевести, наскоро перекусить, выдохнуть.       Корделия крутанулась в кресле, чтобы оказаться спиной к пестревшему вирт-окнами терминалу, и закрыла глаза. Под веками пульсировали искривленные копии тех окон. Визуальное эхо на сетчатке. Корделия усилила спасительную темноту ладонями, накладывая ее, как лечебный пластырь. Не отрывая рук от лица, ответила:       — Это нельзя назвать полноценным знакомством. Случайная встреча. Вряд ли я смогла бы его узнать, если бы встретилась без предварительной договоренности, если бы не знала, что он это он, а не какой-то абстрактный капитан транспортника. И он бы меня скорей всего не узнал.       Кира последовала примеру хозяйки кабинета, ставшего на время их совместным командным пунктом, и тоже свернула все окна. Встала и с удовольствием потянулась.       — И вы вспомнили об этом только сейчас? — непритворно удивилась она. — Это же замечательно!       — Замечательно это или же, напротив, факт знакомства произведет эффект негативный, сейчас трудно судить. Это произошло четырнадцать лет назад, — ответила Корделия. — Я бы и не вспомнила, если бы не сопоставила даты. Вот сейчас мне бросилось в глаза, что старшина Петухов командовал подразделением на Шебе с 2175 по 2180 год. Его рота базировалась на «Иблисе». Это и привлекло мое внимание. Потому что в 2178 года я тоже была на Шебе и тоже в окрестностях базы «Иблис».       — А… что вы там делали?       Корделия помассировала виски, помолчала и ответила:       — Лечила проказу.       — Что? — Кира уставилась на нее в растерянности. — Вы делали… что?       — Лечила проказу, — спокойно повторила Корделия, изучая ошеломленную Киру почти с сочувствуем. — Проказа — это такая болезнь. Вернее, была такая болезнь. В настоящее время если и встречается, то на малоразвитых и отдаленных планетах. Вот видите, вы о ней даже не слышали. Лечить научились. А вот раньше, в Средние века и в эпоху Возрождения, была настоящим пугалом наряду с чумой, оспой и холерой, хотя далеко не так заразна, как это утверждалось тогдашними медиками. Так вот, одним из проявлений этой болезни была потеря чувствительности. Отмирали нервные окончания. И человек, пораженный этой болезнью, мог без всякого осязаемого дискомфорта сунуть, например, руку в огонь. Он ничего не чувствовал. Некоторые бедняги именно так и поступали, чтобы избавиться, как они полагали, от заразы, поразившей их руки и ноги. Пройти очищение огнем. Или попробовать научиться снова чувствовать. Я и отправилась на Шебу, чтобы проделать со своей болезнью то же самое.       Кира смотрела на нее с некоторым недоверием. Разумеется, для Киры, девушки двадцать второго века, эпохи межзвездных перелетов, эры войн и сотрудничества с негуманоидными расами, такие болезни давным-давно «преданья старины глубокой». А с другой стороны, последствия той древней хвори как нельзя лучше иллюстрировали постигшую Корделию атрофию.       — Нет, физически я была совершенно здорова, — поспешила она успокоить собеседницу. — Разве что гемоглобин по нижней границе. И небольшой дефицит массы тела. Периферическая нервная система функционировала в штатном режиме, как выразился бы Мартин. Нервные окончания перегорели где-то внутри, на ином, нетелесном уровне. Само собой, если бы я сунула руку в огонь, мне было бы больно, а вот если бы я проделала то же самое со своей психоэмоциональной составляющей, то есть с душой, я бы не пострадала. Не чувствовать ни страха, ни печали, ни ярости в некоторой степени выгодно. Эмоции не мешают действовать.       — Как у киборга, — быстро вставила Кира. — Без рефлексии.       — Именно, как у киборга. Очень удобно. А с другой стороны, утрачиваешь инстинкт самосохранения. Да и пресным все становится, безвкусным, черно-белым. Вот я и поехала. Лечиться. Мне тогда казалось, что длить подобное черно-белое плоское существование в объемном мире невыносимо. Будто бы и не живешь вовсе. Так, одна оболочка. Или программа. На такой планете как Шеба существует высокая вероятность это существование прервать, ампутировать, так сказать, оставшееся. Ну… или вылечиться.       — Помогло? — осторожно спросила Кира.       — Какой-то терапевтический эффект был, — согласилась Корделия. — Меня тогда взяли стажером в мобильную бригаду «GalaNews24». Пытались таким образом от меня избавиться. На Шебу в то время отправлялись самые отчаянные искатели правды, чаще всего самые беспокойные и неудобные, желающие подвигов и карьерного роста. А я не подпадала ни под одну категорию. Меня отправили как балласт, который при необходимости, пролетая над океаном, можно и… сбросить.       — У них получилось?       Корделия чуть пожала плечами.       — Слышали такое выражение — когда рассуждаешь о завтрашнем дне, крысы на чердаке смеются? Вот они и посмеялись. Все вышло с точностью до наоборот. Они остались там, на Шебе, а я сижу здесь и беседую с вами.       — А что с ними случилось?       — Накрыло ракетным залпом. Бригада отправилась на передовую, чтобы задокументировать и увековечить штурм одного из опорных пунктов шебских сепаратистов. Накануне из леса вернулась разведывательно-диверсионная группа с координатами лагеря «лесных братьев». На штурм отправили роту десантников. Ту роту ракетами тоже проредили. Поговаривали, что в штабе завелась «крыса», видимо, одна из тех, с чердака. Предатель, торгующий секретными данными, или внедренный на Земле «крот». Впоследствии это подтвердилось.       — Станислав Федотыч тоже попал под обстрел?       — Нет. Старшине Петухову, можно сказать, повезло. Он со своим взводом остался на базе. Его отправили на поиски пропавших журналистов несколько дней спустя. Десантники прочесывали джунгли в окрестностях базы и нашли то, что осталось от мобильной бригады. То есть меня. Вот такая… несправедливость. — Корделия виновато развела руками. — Все, кто хотел жить, бороться, добиваться, побеждать, делать карьеру — погибли, а я, балласт, которая ни жить, ни бороться, а уж тем более побеждать в планах не имела, вышла к «Иблису». Старшина первым меня увидел, потребовал назвать имя. Должно быть, мой тогдашний облик вызвал у него… недоумение. Существо, подпадающее под определение гуманоид, но никак не человек. Самая правдоподобная версия — перед ним террористка-смертница. Не удивлюсь, если Станислав Федотович каждую секунду ожидал, что я начну лозунгами обличать кровавый режим, а затем активирую детонатор и взорвусь. Держал плазмомет наизготовку, едва не тыча мне дулом в нос. Не очень вежливо, но его можно понять. Смертники с поясом взрывчатки не раз приходили на базу. И женщины, и даже дети. Приходили под видом беженцев или чудом уцелевших заложников. Так что я вполне подпадала под типаж. Он несколько раз спрашивал мое имя. Я долго не могла понять, чего он от меня, собственно, добивается. Надышалась болотными испарениями и кто-то ядовитый меня укусил, плохо соображала. Потом нашла свое журналистское удостоверение. Меня тогда звали Кора Эскотт, по фамилии матери. А Кора — уменьшительное от Корделии. В юности полное имя казалось мне слишком претенциозным. Изгнанная дочь короля. Единственная, кто его любил, единственная, кто осталась ему верной. И что самое смешное, единственная, кто оказалась генетически подтвержденной.       Корделия печально усмехнулась.       — Вот так мы и познакомились. Он спросил, не осталось ли других выживших. Я ответила, что нет. Во всяком случае, я никого не встретила, кроме оголодавших зверушек. До сих пор удивляюсь, почему они меня не съели. Вероятно, вид был крайне неаппетитный. А потом он проводил меня до КПП и сдал на руки медикам. Потом мы с ним мельком виделись у кабинета особиста. Он входил, я выходила. Он меня не узнал. Я его тоже. Личность в полном десантном снаряжении лишается львиной доли своей индивидуальности. Мне потом сказали, что это был именно тот старшина, который меня нашел. Но я тут же забыла. Не до того мне было.       — Вы потом еще возвращались на Шебу?       — Да, возвращалась. И не стажером. Я уже сама возглавляла мобильную группу. Это было поощрение за то, что сохранила все отснятые бригадой материалы. Но на «Иблис» я не возвращалась. Самые ожесточенные бои шли за город-маточник и в окрестностях перевала Хаб. Пришлось даже пострелять. Потом я нашла себе приключение на Лире, а дальше… Дальше почитайте в инфранете.       — Я уверена, что Станислав Федотыч вспомнит, — сказала Кира. — Он, правда, не любит говорить о войне, о службе, только по необходимости, но помнит, я уверена, он все помнит. А этот эпизод тем более! Женщина, одна, в джунглях!       — Вы думаете? В его насыщенной военной биографии есть немало ярких событий, которые мое участие явно затмевают. Вот хотя бы штурм Маяка. Но если вспомнит… Я против ничего не имею.       Решений, которые Корделия подвергала корректировке или отменяла, было немного. Хватило бы пальцев на одной руке, чтобы их пересчитать. Решение спрятать Мартина на «Космическом Мозгоеде» грозило стать одним из тех, которое задействует вторую руку.       На первый взгляд, решение выглядело обоснованным. Одиночество и отсутствие привязанностей имеют неоспоримое преимущество — полная свобода действий. Нет необходимости оглядываться или просчитывать трассу с учетом станций «гашения». Можно двигаться только вперед, к цели, участвовать в самых рискованных маневрах и побеждать. В этой автономности был главный секрет Корделии Трастамара — она не боялась. Потому что у нее не было никого и ничего, чем она бы не могла пожертвовать в течение тридцати секунд. Пролившийся из опрокинутого иллюминатора космический холод раз и навсегда обесценил все привычные атрибуты.       Да, она получила наследство. Да, она довольно успешно управляла холдингом. Да, ей удавались большинство из задуманных ею финансовых комбинаций. Но она никогда по-настоящему всем этим не дорожила. Это было всего лишь доверенное ее попечению имущество. Суррогат истинного смысла. Кто доверил? Или что? Не так уж и важно. Она работает энергичным и даже увлеченным смотрителем этого имущества. Когда придет время, она передаст это имущество своему преемнику, кем бы он ни был. Она может потерять часть этого имущества, может даже растратить. Правилами это допускается. Но через какое-то время она все же выплатит кредит и покроет недостачу. А ничего особо ценного у нее и нет. Все ценное, прошитое в сердце кровавой нитью, она потеряла, и с тех пор она всего лишь сотрудник по контракту. Лишиться своей работы она не боится.       Этот ее контракт на имущество вовсе не означал, что и окружающих ее людей она также рассматривала как дополнительный параграф к соглашению. Корделия выбирала себе в соратники людей той же эмоциональной отстраненности, тех, кто, подобно ей, пережил смерть близких, крушение надежд, утрату смысла, тех, кто падал и поднимался, умел терять и начинал все сначала.       Заблуждением было бы считать, что все до единого сотрудники холдинга принадлежали к этой категории. Конечно, нет. У большинства были семьи, дети, престарелые родители, кредиты, дом и новый флайер. Было бы несправедливо подвергать их будущее рискам. Поэтому от своего юридического отдела Корделия потребовала внести в контракты такие пункты, при задействовании которых сотрудник выходил бы из форс-мажорных обстоятельств с наименьшими потерями.       Это очень по-человечески — бояться. Бояться потерять своих близких, потерять свое имущество, потерять свое здоровье. Теперь и Корделия оказалась в этом большинстве. Она боялась. Ей было кого терять. Прореха в доспехах, привязанность, веревочка, за которую можно потянуть и задушить. У нее есть Мартин. Если кому-то придет в голову шантажировать ее Мартином, последствия будут ужасны. Для всех.       Несколько лет назад ее уже пытались шантажировать. Угрожали взять в заложники ее мать, Катрин Эскотт. Корделия не общалась с этой достойной дамой много лет, с того дня, когда мать приехала к ней в госпиталь на Селене, где разместили выживших с «Посейдона». Эскотт-старшая явилась, вероятно, с самыми благими намерениями, несмотря на то, что теплые отношения их не связывали, но Корделия ее не узнала. Нет, информация из хранилищ памяти поступала исправно, но дочь встретила мать полным безучастием. Окинула ее взглядом и вдруг в ответ на утешения произнесла: «То, что во мне, правдивей, чем игра, а это все наряд и мишура»*. И Катрин, оскорбленная, удалилась.       С тех пор она жила на Аркадии и при необходимости обменивалась с Корделией текстовыми сообщениями. Эскотт-старшая три раза выходила замуж, и каждый ее последующий муж был младше предыдущего. Перед очередным замужеством Корделия получала счета из клиники пластической хирургии. Когда на терминал поступило сообщение «переведите требуемую сумму на такой-то счет, иначе ваша мать будет похищена», Корделия восприняла это как неудачную шутку. Не задумываясь, она ответила, что, если похищение состоится, то шантажистам придется доплатить не менее двухсот тысяч, чтобы Корделия согласилась забрать похищенную обратно. Позже выяснилось, что неудачливым шантажистом оказался второй, уже попавший в отставку, муж матери, молодой актер.       — Вот дурак, — сказала Корделия своему начальнику СБ, — лучше бы просто денег попросил. У него было бы больше шансов.       С тех пор ее шантажировать не пытались. Вероятно, более опытные мошенники тщательно изучали историю их семейных отношений.       Мартин не имел с ней ни одного общего гена. Он даже не был человеком. Он был киборгом. Малоинтересная добыча, но его ценность была известна как раз тем людям, с кем Корделия затеяла противостояние. Она чувствовала, как подспудный страх подтачивает ее, ослабляет. Она даже сомневалась в содеянном.       Зачем было ввязываться в авантюру с «DEX-company»? С этой покупкой акций она влезла в очень серьезные игры, затронула сферы, наиболее влиятельные в Федерации. Зачем? Разве она не смогла бы найти Мартину убежища? Разве у нее не хватило бы средств, чтобы увезти его как можно дальше? Да и на Геральдику Бозгурд, будь он жив, не посмел бы вторично сунуться. И «DEX-company», возможно, обанкротилась бы без ее участия. Брат Волкова, Анатолий, не производил впечатления умного и расчетливого бизнесмена. И какое дело Корделии до других разумных киборгов? До утопических идей этой экзальтированной девицы Киры Тиммонс, затеявшей войну с ветряными мельницами? У Корделии есть свой разумный киборг, и одного ей вполне достаточно. Так нет же, влезла! По самые уши. Барахтайся теперь.       Корделия встала из-за терминала и кивнула Кире.       — Я пойду пройдусь и закажу что-нибудь поесть. Если есть необходимость сделать межпланетный звонок, можете воспользоваться моим стационарным видеофоном.       В действительности Корделия намеревалась позвонить Мартину. Он более шести часов в квартире один. Сам вызвался побыть добровольным узником, чтобы не стеснять хозяйку своим присутствием. Сослался на свою стойкую неприязнь к людям. Но причина, как подозревала Корделия, была в другом. Мартин дважды сопровождал ее в штаб-квартиру, с интересом наблюдал за перемещениями сотрудников и даже прогулялся по этажам без сопровождения. А тут вдруг — нет, люди, боюсь.       Корделия набрала на видеофоне домашний номер. Мартин не отвечал. Она активировала комм и вызвала панель с данными. Мартин по-прежнему сидел на вай-фай «поводке». Локация, уровень глюкозы, пульс, давление. Все в норме. Он дома. Только уровень энергии низковат. Со вчерашнего дня не ест. Вот же вредина.       Наконец видеофон ответил. На Корделию взглянул мрачный взъерошенный Мартин.       — Что это за вид? — строго спросила Корделия. — Сижу за решеткой в темнице сырой?       — Система стабильна, — хмуро ответил Мартин.       — По-человечески говори.       — Все хорошо. Что мне сделается?       — Тебе привезти вкусненького?       Он пожал плечами. Опустил голову.       — Мартин, — позвала она.       Нет ответа.       — Мартин, пожалуйста.       Он взглянул грустно и покорно. «Ну я же не возражаю! Не спорю, не протестую. Чего ты еще от меня хочешь?» говорили его глаза. «А то, что идея мне не нравится, и не скрываю своих чувств, так ты сама предоставила мне свободу».       — Мартин, пойми, это необходимо. Тебе нельзя оставаться рядом со мной. Это опасно.       — Я знаю. Можешь не объяснять. Твоя логика безупречна.       — Тогда почему ты дуешься?       — Я не дуюсь.       — Кому другому расскажи. У меня нет детектора и датчиков, но у меня есть глаза. Тебе кажется, что все повторяется, что все это уже было, что ты останешься где-то один, как на той станции. Ты воспроизводишь события прошлого в настоящем. Но все изменилось, Мартин, все не так. Все закончится. Ты не останешься один. Ты вернешься.       Мартин молчал.       — И потом, мы же договорились. Без твоего согласия ничего не будет. К тому же, — Корделия запнулась, — есть и другая вероятность.       — Какая?       — Они тоже могут… не согласиться.       Корделия открыла дверь своего просторного кабинета и застыла. Кира сидела в ее кресле за ее терминалом. Светилось развернутое вирт-окно.       — Станислав Федотыч, нужна ваша помощь.       Первый порыв отступить и осторожно прикрыть дверь. Подслушивать чужие разговоры неэтично. Вероятно, Корделия так бы и сделала, если бы тон Киры был менее деловым. Таким тоном лирику тоскующих сердец не озвучивают.       — Что? Лететь? Спасать?       — Нет, Станислав Федотыч, меня спасать не надо. У меня все хорошо. Все просто замечательно. Даже лучше, чем я предполагала. Тут столько событий… Вы же ничего еще не знаете! Но это долго рассказывать. Сейчас не успею. Мне сейчас главное — получить ваше согласие.       — Согласие на что? Кира, удивить меня, конечно, трудно. С тех пор как этот транспортник заселили «мозгоеды», я ко всему готов, но все же... хотелось бы... определенности.       Кира шумно вдохнула и выпалила.       — Нужно спрятать одного киборга.       — Всего-то… Еще один сорванный?       — Нет, Станислав Федотыч, он не сорванный. Он разумный.       — Не сорванный, но разумный? Это как?       — Долго объяснять. Я обещаю вам все рассказать! Но не сейчас. Сейчас некогда. Вы только ответьте, согласны вы или нет. Считайте, что это очень важный заказ.       — Кира, как я могу сказать, согласен я или нет, если не понимаю, что от меня требуется. Какой киборг? Где он? Я так понимаю, что для начала его придется спасать?       — Нет, его не нужно спасать. Его уже спасли.       — Уже спасли? — К беседе присоединился еще один голос. Молодой, задорный. — Неужели кому-то кроме нас есть дело до разумных киборгов? А я думал, мы одни такие идиоты!       — Вынуждена тебя разочаровать, Тед, — ответила Кира. — Вы не одни.       — Обидно как-то, — протянул тот, кого назвали Тедом. — Я-то был уверен: «Мозгоед» настоящий эксклюзив.       — Тед, — прервал «обидчивого» пилота первый голос, принадлежащий Станиславу Федотычу, а, следовательно, капитану.       — Ладно, молчу.       — Кира, я жду объяснений.       — Спасать никого не надо. Киборга нужно спрятать. На пару месяцев, не больше. Вы же собираетесь в Магелланово Облако? Вот и возьмите его с собой.       — А те, что спасли, они что же? Передумали?       — Нет, что вы… Дело в том, что его хозяйка… понимаете, она… она очень известная.       Корделия решила, что пришло время заявить о своем присутствии. И представиться. Она рассчитывала провести переговоры с капитаном «Мозгоеда» совершенно в ином ключе: начать издалека, напомнить о знакомстве на Шебе, обговорить условия, выслушать возражения и в конце концов прийти к взаимовыгодному соглашению. Почему бы нет? Любая работа должна оплачиваться. Она предусмотрела и возможность отказа. Экипаж транспортника вовсе не обязан беспокоиться о безопасности чужого киборга, пусть и разумного. У них и своих забот хватает. Кира упоминала, что транспортник получил значительные повреждения и был вынужден отправиться на ремонт. К тому же после смерти Бозгурда у «КМ» осталось еще достаточно недоброжелателей, те же подельники и компаньоны Ржавого Волка, лишившиеся по вине какого-то старшины престижного и доходного бизнеса.        В подобной ситуации наиболее благоразумным было уйти в дальние сектора и привлекать поменьше внимания. У них есть свои разумные киборги. Зачем им брать на борт третьего, сулящего дополнительные неприятности?       Корделия была к готова к подобному повороту событий. Отрицательный результат тоже результат. Не откроется эта возможность, откроется другая. Мир многовариантен, и нет причины обвинять кого-то или сетовать на чье-то решение. Если переговоры закончатся безрезультатно, что ж, Мартин, пожалуй, обрадуется. Тоже своеобразный бонус.        Но планы и надежды вновь послужили поводом для крысиного смеха. Кира опередила свою союзницу. Отступать было некуда. Оставалось только выйти из тени.       — Известная хозяйка — это я, — сказала Корделия, становясь так, чтобы оказаться в досягаемости камер. — Здравствуйте, Станислав Федотович.       Кира от неожиданности едва не вскочила, но Корделия ее удержала. Собеседником мисс Тиммонс был знаменитый капитан Петухов. Корделия узнала его благодаря голоснимкам в личном деле. Строгого вида мужчина. Седые виски. Капитанская фуражка. Если бы Корделия не знала, что это бывший космодесантник, она и без дополнительной информации определила бы, что перед ней военный. Хотя бы по командным ноткам в голосе.       Фактор неожиданности сработал. Капитан слегка растерялся.       — Здравствуйте, — ответил он. — Простите, не имею чести…       Корделия уже вознамерилась представиться, как по другую сторону окна послышалось «ах!». Из-за плеча капитана вынырнула улыбающаяся девушка.       — Ой, а я вас знаю. Вы Корделия Трастамара, правильно?       Теперь уже слегка растерялась Корделия.       — Да, правильно. Это я.       — Я вас по головидению видела, — быстро заговорила девушка. — Вы принимали участие в презентации нового фэнтези сериала. Ну того, помните, про любовь прекрасного ксеноса и земной девушки…       Такое время от времени случалось. Ее в самом деле зазывали на всевозможные публичные мероприятия, и некоторые приглашения Корделия даже принимала.       — Да, я бываю на презентациях. Вполне вероятно, что на одной из них вы меня и видели.       — А я вас тогда тоже знаю, — заявил обладатель второго, более молодого мужского голоса, который сокрушался по поводу неуникальности «мозгоедов». — Это же ваша яхта «Подруга смерти»? Я про нее читал. — Черноволосый парень в бандане потеснил капитана в вирт-окне. — Крутая посудина! Класса А-плюс, восемь форсированных движков, собственная гасилка. М-м-м-м-м… Перед прыжком разгоняется до субсветовой.       — Как вы сказали? Корделия Трастамара? — послышался еще один голос.       Из-за другого плеча капитана выглянул плотненький круглолицый мужчина. И его Корделия узнала по изображениям в личном деле. Доктор Бобков, Вениамин Игнатьевич. Старинный друг капитана Петухова. Который, по некоторым непроверенным слухам, и подбил бывшего старшину на эту авантюру с транспортником. Ему Корделия тоже не успела ответить.       — Я вас тоже знаю. Во всяком случае, косвенно. Это же ваш фонд оплатил медоборудование для детской клиники на Миранде? Конечно, я могу ошибаться…       — Наш благотворительный фонд действительно выделяет средства для детских больниц, это правда, но ответить, была ли в их числе детская клиника на Миранде, с точностью не могу.       — Я уверен, что это был все-таки ваш фонд. Я слышал ваше имя. Оно у вас такое… запоминающееся. Очень, очень рад с вами познакомиться.       Доктор расплылся в улыбке. А капитан, похоже, слегка нахмурился.       — Михалыч там ничего не вспомнил? А то рассказал бы, как детальки протирал или гайки подкручивал. Нет? Могу продолжать? — хмуро осведомился он. — Так вот, в отличие от этих любителей сериалов и яхт, мне ваше имя незнакомо. Я презентаций не смотрю, вестник яхтсмена-любителя не читаю и в детские больницы не обращаюсь.       Тут уже улыбнулась Корделия. А Кира даже хихикнула. Пилот, с которым она, видимо, успела перемигнуться, насторожился и полушепотом подсказчика в классе произнес:       — Сюрприз будет.       — Тед, — строго одернул его капитан.       Пилот в знак серьезности намерения молчать закусил уголок своей банданы, как некогда матросы, идущие в атаку, закусывали ленточки своих бескозырок.       Корделия помедлила еще секунду. Капитан ждал объяснений.       — Вы совершенно правы, Станислав Федотович, имя Корделии Трастамара вам незнакомо. Вы знали меня под именем Коры Эскотт. Помните? 2178 год, Шеба. Попавшая под обстрел группа журналистов. И чудом выжившая в инопланетных джунглях стажерка. Вы проводили ее на КПП базы «Иблис».       Лицо капитана выразило некоторое недоумение, затем отрицание, затем поиск в закоулках памяти, куда он, как большинство участников военных действий, старался не заглядывать, в конце концов на его лице отразилось недоверчивое согласие. Видимо, искомый файл был все-таки найден. Он более пристально взглянул на Корделию, которая уже не улыбалась. И произнес:       — Прав был Роджер. Тесен космос.