Зависть богов

      В Северной провинции снег выпадает рано, в последней декаде октября или первой ноября. К декабрю большая часть континента, лежащая в верхних планетарных широтах, превращается в безмолвную снежную декорацию. Величественную и прекрасную. Знаменитые геральдийские кедры, укутанные в снежные меха, стоят в дремотном глубинном оцепенении. Жизнь в бескрайних лесах затихает и уходит глубоко под снег, ближе к теплой земле, ютясь и перебиваясь летними схронами. Медведи и щетинистые волки впадают в спячку, свирепые единороги мигрируют в южные широты. Более мелкие пушные хищники роют норы и лишь изредка выходят на поверхность. Царит звенящая морозная тишина.       Мартин запрокинул голову и посмотрел вверх. Дни стали короткими, темнело рано. Небо уже несколько часов как обратилось в черное стекло с вкраплениями звезд. Стекло совершенно прозрачное, без мути и взвесей. Огромная линза, позволяющая заглянуть в самые истоки вселенной, прочесть звездные письмена, провести новые линии и придумать новые созвездия.       Местное время: 20:44       Локация: 50°21′12″ с.ш. 7°34′43″ в.д.       Высота над уровнем моря: 75 м       Влажность: 14%       Скорость ветра: 0,7 км/ч       Температура: -34°С       Мартин зачерпнул горсть сверкающей снежной пыли. Одна из лун Геральдики накануне вошла в полную силу и висела над снежным безмолвием как всевидящий надзиратель, транслируя в наступившую ночь отраженную волю ушедшего за горизонт Аттилы. Даже в таком смягченном зеркальном варианте нрав звезды выливался в серебристое сияние ледяных песчинок, отвечающих небесному деспоту многократной пародией.       Снег шел все предшествующие дни. Снежинки были огромными, влажными. Когда закружились первые хлопья, Мартин выскочил из дома, чтобы разглядеть их поближе. Он ловил их на тыльную сторону ладони, будто с неба спускались не фигурные кристаллики льда, а уставшие после долгого перелета бабочки. Но снежинки быстро таяли и стекали уже в изменившемся агрегатном состоянии к своим кристаллизовавшимся близнецам. Мартин не успевал их разглядеть. Он не ожидал, что они такие хрупкие. Те смерзшиеся частички газа на планетоиде, которые он видел, были совсем другими. В мертвой своей устойчивости они сохраняли форму, даже если попадали под выхлоп маневрового двигателя. Мартин уже совсем было собрался понизить температуру тела, чтобы снежинки так быстро не таяли, когда Корделия, приоткрыв дверь, крикнула:       — Варежки надень, бестолочь!       Мартин растерянно посмотрел на очередную уже расползшуюся звездочку. И правда! Чего это он? Все же так просто. Вовсе не обязательно вычислять оптимальную температуру кожного покрова, при котором снежинка еще некоторое время сможет сохранять свою звездообразную форму. Достаточно надеть варежки.       Снежинки были такими красивыми. И такими разными. Тончайшие ледяные нити сплетались в сложные, но строго выверенные узоры, как будто кто-то невидимый, заоблачный, вытачивал их с ювелирной дотошностью из космического хрусталя. Мартин с радостным азартом пытался уличить этого небесного «камнереза» в копировании, с детским упрямством опровергнуть эту изобретательность. Не может этот самоделкин каждый раз создавать что-то новое. Он должен повториться! Должен скопировать у самого себя. Мартин исследовал пару сотен снежинок. Он отходил от дома подальше, приближался вплотную, огибал то с южной стороны, то с северной, добирался до леса, менял дислокацию еще раз десять, пытаясь вот таким немудреным способом выяснить границы небесной креативности. Но, где бы он ни находился и где бы ни расставлял ловушки, изловленные им снежинки не подвели своего творца.       На следующий день Мартин в погоне за «сестрами-близнецами» воспользовался грависанями, которые на днях доставили из Лютеции. Правда, осваивая фигурное вождение по пересеченной местности, Мартин немного отвлекся от первоначальной цели. Испытывая возможности двигателя и свои собственные, он несколько раз перевернулся, пару раз свалился в овраг, распугал на километры вокруг всю мелкую живность и, в конце концов, вернулся домой пешком, потому что в грависанях сел аккумулятор.       Хозяйка встретила его, скрестив руки на груди и грозно сдвинув брови:       — Так, — многозначительно протянула она, изучая пришельца. — И кто тут у нас? Геральдийский йети? Хорош!       Мартин попытался раскрыть глаза пошире, чтобы изобразить придурковатую преданность (у Дэна научился), но сделать это было непросто — ресницы смерзлись. Потом он начал оттаивать, и вскоре на полу образовалась лужа. Корделия ругалась на чем свет стоит. Сначала погнала его отогреваться в горячей ванне, а потом отпаивала какао с молоком.       Снег шел всю ночь, и наутро Мартин, вооружившись лопатой («Никаких роботов-уборщиков! Ты наказан!»), три часа разгребал образовавшиеся сугробы. («Ты же хотел посмотреть, что такое зима? Вот, смотри!»). Работа, несмотря на ее монотонность, ему нравилась. Снег был такой белый, такой сверкучий, и он так напоминал мороженое! Время от времени Мартин бросал лопату и сам валился в сугроб, чтобы обратиться в его подобие. После чего снова получал нагоняй и очередной наряд на расчистку дорожек. Он не протестовал. Это же был его дом, и дорожки он расчищал тоже к своему дому. Своему приюту, своему единственному убежищу. В этом доме он впервые проснулся счастливым. В этом доме он обрел безопасность. И потому разгребать снег у своего дома он готов каждый день.       Мартин снова посмотрел вверх. Небо чистое, бездонное. Звезды яркие. Висят низко, будто созревшие плоды на утомленной их тяжестью ветке. Звезды уже не кажутся недосягаемыми и враждебно-равнодушными, какими были когда-то. Они стали близкими, приветливыми и даже дружелюбными. И загадочности в них поубавилось. Да и какая может быть загадочность, если поблизости от каждой висит станция «гашения», а пассажирский лайнер с рутинной определённостью перемещается от одной звездной системы к другой, как маршрутный аэробус. Конечно, облететь их все невозможно… В одной только галактике Млечный Путь их до четырехсот миллиардов, а есть еще другие галактики — Малое Магелланово Облако, Большое, Подсолнух, Головастик… Дух захватывает. Мартин зажмурился. От представшей на внутреннем экране выраженной в цифровом эквиваленте перспективы закружилась голова.       Он задержал дыхание и медленно выдохнул. На морозе дыхание стало видимым. Живое тепло его легких порхнуло облачком.       — Эй, звездочет, ужинать.       Мартин оглянулся. Сквозь прозрачные стены лился мягкий свет. Счастье вдруг стало осязаемым, острым и даже слегка болезненным. Там в доме в странном плавающем камине пылал огонь. На столе ждал ужин. Он видел силуэт хозяйки… нет, человека, женщины, которую любил.       Мартин пошарил в кармане своей меховой куртки. В кармане лежал предмет, ради которого он, собственно, и вышел из дома. Это был тот самый серебристый комм, который Дэн сорвал у него с запястья. После схватки на «КМ» Станислав Федотыч спрятал комм в сейф и отдал только месяц спустя на Короне, где была назначена встреча с «Подругой смерти». Комм был деактивирован, поврежден, но функции свои не утратил. По-прежнему хранил смертоносную начинку. Мартин бросил его на дно своей дорожной сумки и, кажется, забыл. Нашел уже здесь, на Геральдике, когда разбирал вещи. Вот сегодня вновь обнаружил. Украдкой сунул в карман и вышел прогуляться.       — Так, считаю до трех. На счет три «Жанет» блокирует двери, и геральдийский йети останется голодным. Раз…       — Иду! Уже иду!       Мартин вытащил из кармана комм, зашвырнул его в самый дальний сугроб и побежал к дому. Там его не отыщут даже самые завистливые и жестокие боги.

КОНЕЦ