***
Питер молча, несвойственно для него, поглощал яичницу. Выпил чай не до конца, что никогда не делал. После завтрака в его руках она тут же увидела планшет, откуда он начал что-то переписывать в блокнот. Спрашивать его об этом Хелен не стала: он всегда ворчал и говорил не лезть ей в его дела. Чисто случайно взгляд мужа упал на застеклённую дверь, и он ахнул. Хелен вздрогнула и тоже уставилась туда. Прямо у их бассейна сновал туда-сюда соседская кавказская овчарка Рекс. — Как он, черт побери, оказался здесь! Найджел где? — Он дома, не бойся, Рекс не кусается… — Если так, то иди и выгони ее! Быстрее! — Он же прямо у бассейна… — то, что бассейн вообще у них есть, это все заслуга ее уступки в пользу Питера и Найджела, обожающих купаться. К нему она сама не подходила за километр. — Да не грохнешься ты туда, иди! — А он тебя не укусит, что ж ты сам не идёшь! — рявкнула она, и Питер смолк. То, что он увидел в ее глазах — ему знакомое, родное; возможно, именно это объединяло души супругов, возможно, именно их это и объединило, когда они впервые встретились: страх. Усложняющий жизнь и настолько сильный, что вызывал непонимание и насмешки со стороны людей. Хелен, один раз чуть не утонувшая в детстве, даже ванную не принимала, пользовалась лишь душом, за что на нее не раз орала мать, когда она ещё жила с ней, говоря, что ванная лучше смывает грязь и даёт облегчение душе, а одногруппники ее как-то раз, во время общей вылазки на пляж, посмеиваясь над ней, затащили ее в пруд и держали там, пока ее истерика не разорвала им уши. А бывшая Питера как-то заявила ему, что ей плевать на его глупости и все равно заведет собаку, ее мечту детства, и если он недоволен, ему придется выбирать между ней и своим «бзиком». Он, может быть, и всерьёз задумался над борьбой с фобией, но до тех пор, пока не увидел купленную ею собаку, по иронии судьбы так похожую на ту, что у него на глазах разорвала в клочья его брата. Насмерть. — Ладно, чёрт с ней, смотри, — он протянул ей планшет. — Контакты корпорации «Из когтей кошмара». — Что это? — В смысле? Ты не слышала о ней, что ли? Ей всего год, но она уже на расхвате у всех и даже есть в нашем городе, недавно появилась. — А, мне говорила о ней моя подруга Вирджиния. Помнишь, она до смерти боялась насекомых? Теперь работает пчеловодом. Думаю, это какой-то гипноз или… — Ты отсталая? Это сверхновые технологии! Для нашего две тысячи двадцать пятого это вполне нормально. — Я не отсталая, я просто в отличии от некоторых умею мыслить рационально, — он и забыл, какая язвительная она порой бывает, когда эту способность разбудишь, — никакие технологии не смогут излечить от страха. Наверняка это мошенничество. — Ну что сразу мошенничество! Твоя подруга же говорила, что уже не боится пчел или чего там. — Ой, Вирджиния, — фыркнула она, — да ей внушить, что она принцесса Марса не составит труда. Особенно если ты гипнотизёр. — И все равно она упрямилась. — Ты собираешься тратить на это деньги? Хоть знаешь, сколько это стоит? —Ради него, — шепнул он. Такие тихие и короткие слова, а какое действие произвели на нее. И на весь мир: куда-то делся шум работающего холодильника, почему-то прекратили тикать часы. В воздухе наэлектризовалось напряжение. Неужели ее натура всегда такая бунтующая, непреклонная до тех пор, пока не заговоришь о сыне? Но для Питера главным было то, что она согласилась.***
Хелен ничто не внушало такой тревоги, как это чисто-белое убранство помещения. Здесь все отдавало белизной: потолок, стены, пол, мебель и даже униформа девушки на ресепшене. Исключение составили ее каштановые волосы. Она спросила, на сколько они записаны. — Мы не записаны, сначала нам хотелось бы сначала задать… — она судорожно стала вспоминать фамилию, такую лёгкую, но почему-то вылетевшую из головы, она даже испугалась, что от тревоги забыла ее совсем, но мигом вспомнила: — Доктору Филлипсу несколько вопросов и разузнать о некоторых деталях. — Хорошо, подождите только сначала, когда кабинет освободится. Семья села на диван (белый диван), поставленный сюда для ожидающих. Найджелу было немного волнительно, но больше всего — неуютно под испытующими взглядами родителей. Только из-за этих них он и не сильно боялся. Раз родители уверены в действии этой волшебной машины, значит, она поможет ему на самом деле. Правда, они ещё уверены, что его чудовища нет, но они на то и взрослые. Он даже в глубине души хотел верить в это. Но каждый приход чудовища был так реален, что это становилось невозможным. Тут же из кабинета вприпрыжку вышла девушка. Не успела дверь закрыться, как она полезла в сумку и вытащила маленький флакончик с кузнечиком внутри. Девушка всмотрелась в насекомое и, восторженно вскрикнув, выбежала, чуть не забыв оплатить на ресепшене. «Ну прям так приобадривает», — фыркнула Хелен и повела сына в кабинет, схватив его крепко, так, что Найджелу стало страшно. В голове тут же всплыла картина: он, привязанный к хирургическому столу, жутко кричит, а злой докторишка злобно хохочет, бегая вокруг него со скальпелем. Но доктор Филлипс, встретивший их, оказался очень милым. Сначала он улыбнулся малышу и только потом, с той же улыбкой, стал слушать рассказ Питера. Он не успел толком закончить, как Хелен тут же встряла: — Как вы осуществите это своей штукой? Доктор посмотрел туда, куда она указывала. Там, в углу, высился похожий на холодильник прибор сзади кресла со свисавшим над ним шлемом, будто сушуар в салонах красоты. — Он сядет в кресло, шлем опустится ему на голову, я включу прибор и выключу через десять минут и… — Побочные эффекты? — не замечая буравящего взгляда мужа, спросила она удивительно спокойным и властным голосом и так естественно, словно так и должно быть. — Абсолютно никаких. Ваш мальчик… Найджел, не ошибаюсь? — спросил он у него и получил утвердительный кивок, — всего лишь почувствует лёгкое головокружение. — Голово… кружение? — Хелен! — крикнул Питер. Она вздрогнула. Губы задрожали, пытаясь спросить его, в чем дело, пальцы сцепили сына ещё крепче. — Ты пугаешь ребенка. Найджел дрожал на самом деле, только от крика он испугался ещё сильнее. Доктор откашлялся. — Ничего страшного в этом нет. Ведь прибор излучает волны, действующие на мозг, особенно на отвечающий за наши страхи отдел, на лимбическую систему, точнее на ее часть, левую миндалину. «Нереалистично звучит. Пусть я и плохо учила в школе биологию…» Она стиснула зубы и решила смахнуть хотя бы часть этой предвзятости. В конце концов, она же согласилась, так пусть молчит. Но решила задать ещё один вопрос. — А разве после этого он не прекратит боятся всего-всего, не только своих фантазий? Как такое вообще возможно? Фантазий. Найджел сглотнул, смачивая пересохшее горло. Питер же нервно вздыхал вновь и вновь, и вздохи эти были похожи на рык. Доктор Филлипс же сохранял самообладание. Наверное, он привык. — Понимаете… Раньше такое возможно было только при удалении всей миндалины, и то, нельзя было точно узнать, от какой именно своей фобии человек избавится и избавится ли вообще. А сейчас, с прогрессом науки, мы можем достигать желаемого результата лишь действуя волнами. Найджелу во время операции только необходимо думать о своем монстре постоянно, представлять его наиболее подробно. Он в этот момент будет испытывать страх, и прибор определит, какой именно участок миндалины будет возбуждён в этот момент, и именно на него пошлёт свои волны. Остальная часть миндалины останется нетронутой. Таким образом, он будет испытывать страх там, где это необходимо, и будет бояться чего-то другого, если у него есть другие фобии, но тот монстр волновать его больше не будет. Вообще ее интересовало только последнее предложение, а все остальное ее не интересовало и даже не спрашивала об этом, и даже не поняла половину, но от спокойного и умного голоса доктора ей стало спокойнее. — Ну как, вы уверены в своем выборе? — Уверены-уверены, — поспешно сказал Питер, и, пока жена не передумала, побежал тут же оплачивать прием. Оставшись без него, Хелен смущённо прошептала: — Простите, я просто хотела быть уверена в некоторых деталях… Он же мой сын, — Она наконец отпустила руку Найджела и позволила доктору провести его к креслу. Мальчик обернулся к матери, но тут же, чтобы выглядеть храбрым, отвернулся и, тщательно скрывая страх, сел. — А вы будете, как зубной врач, говорить, что будет не больно? Он засмеялся, готовя шлем. — Ну, будет не больно. «Значит, будет очень больно», — хотел сказать Найджел, но резко остановился. Вдруг мама подумает, что он трус? Вдобавок доктор с фамилией, как папин телефон, выглядит добрее, чем зубной, вырвавший ему зуб на прошлой неделе. Вряд ли он будет врать. Шлем опустился на голову, заслонив глаза белым пластиком. Он услышал, что доктор нажал на какую-то кнопку, и за этим последовало лёгкое шипение, сменившееся плавной вибрацией, захватившей голову. Мысли покинули его, мир сузился до белой перегородки, но доктор вырвал его из этого состояния. — Найджел! Вспомни о монстре. Думай о нем как можно сильнее. Монстр. Найджел вырвался из спокойного мирного состояния и вернулся в свою комнату. Мысленно, но от этого монстр не становился менее страшным. Он видел его сверкающие глаза, его неровные очертания, окутавшую его тьму, чернее, чем ночная темень, еле освещённая ночным уличным фонарем, бившим свой свет из окна, и маленьким синим ночником. Он еле поборол желание убежать и продолжил смотреть чудищу прямо в глаза. Зачем-то он встал и пошел к углу. Он никогда не сделал такое бы в жизни. Монстр становился все ближе и ближе, и вот Найджел уже ощущал, как он отошёл от своего места покоя и неслышно поплыл по воздуху к мальчику, и глаза его вспыхнули миллионами огоньков, будто от азарта, от голода. Найджел не сразу почувствовал, что у него в голове что-то скребётся. Сначала это была как рука, поглаживающая мозг, только очень щекотно, а потом словно появилась стая мышей, бегущая по извилинам мозга и постукивающая по левому виску. Перед глазами появились звёздочки, и постепенно он — и слава богу — стал отдаляться от монстра, истошно крикнувшего и попытающегося достать мальчика своей лапой. Мир стал сужаться… Расплываться… И тут шлем соскользнул с головы, все стало на свои места. Он увидел кабинет, который видел, кажется, год назад. Папа уже вернулся и ждал его вместе с мамой на кушетке. — А мне было не больно! — крикнул он, соскакивая с места и подбегая к ним. Это первое, о чем он подумал: желание лишний раз сказать родителям, что он не слабенький трусишка. Папа довольно и гордо потрепал его волосы, мама с дрожью в руках сделала тоже самое. Выглядело это смешно. Мальчик вновь вспомнил о чудище, представил его во всей красе. И с удивлением — и радостью — отметил, что думает о нем как об обыкновенной фантазии. Как о фиолетовом жирафе или божьей коровке, стреляющей из бластера. Безразлично. Неужели все? С этим покончено? Стоило лишь прийти сюда… Это он и сказал родителям. Папа словно и не удивился. Мама же лишь улыбнулась, но улыбка эта выглядела измученно. Она уже схватила сумку, как папа, что-то вспомнив, резко схватил ее руку. — Забыл. Я оплатил и за нас. — Что? — не поняла она. — Думаешь, редко у нас будут такие случаи, когда мы будем препираться, потому что каждый боится выйти на улицу то из-за бассейна, который стоит уже несколько лет, то из-за безобидной соседской собаки, которую знает столько же? — Питер, ты серьезно… — Я уже оплатил. Иди. Хелен не знала, что сказать. Лишь смеялась от удивления и возмущения. А Найджел лишь с радостью отметил, что это лучший день его жизни.***
Весь вечер Найджел провел, наблюдая за родителями. Мама все такая же суетливая и болтливая с самой собой, пока моет посуду и так же бормочет под нос, пока готовит, папа такой же раздражительный от маминого паясничания и ворчливый до тех пор, пока не будет смотреть телевизор или читать газету с умным видом. Не изменилось ничего. А изменился ли он сам взаправду?***
Девять часов. Найджел лег спать, Питер собрался на ночную смену. Как же ему хотелось поспать, как вчера (хоть это толком и не удалось). Но для него среда — день тяжёлый. Хелен пожелала ему удачи и подала портфель. Питер чмокнул ее в щеку и уже надавил на дверную ручку, как обернулся и перевел взгляд с жены на второй этаж, где спальня сына. — Если опять… — Не думай об этом, — неожиданно резко оборвала его она, не желая раньше времени беспокоится об этой проблеме, настолько важной, что, думая о ней, они — по крайней мере она точно — забыли о своих. А вспомнив — она не могла уже выкинуть из головы. Поэтому, когда муж ушел, она вышла во двор. Какой-то результат она уже прочувствовала: добраться она смогла, и спокойно. Выкачать воду Питер забыл, и это даже обрадовало. Бассейн был полон воды. Воды, зияющей чернотой темного неба. Хелен встала прямо у края этой пропасти из мглы. То, что должно напугать — не пугало, нет, а даже успокаивало. Где-то блестели отражения звёзд, мягкий свет луны ложился серебристой дорожкой, пытаясь хоть как-то развеять тьму своим светом, настолько приятным, что этого уже было достаточно. Хелен сняла туфлю и погрузила ногу в воду, вздрогнув от холода. Он тоже ее успокоил, несмотря на дрожь в теле. Спокойствие — именно то, что ей нужно. Раздевшись, она, полностью отдавшись этому миру и покою, царящему везде и, не отдавая ни в чем отчёта, погрузилась в воду. С самого детства она не делала этого, даже в ванной. А каким релаксом для нее всегда была вода, до тех пор, пока она чуть не утонула. Даже вспомнив об этом, она отметила, что не почувствовала страха. Лишь разомлела, работая ногами и руками. Ноги слегка свело судорогой, но она не обратила на это внимания. Она лишь отдалась воде, расслабляясь под холодным поцелуем воды у себя на шее. Спокойствие — именно то, что ей нужно.***
Питер шел по асфальтированной дороге, ведущей к площади, по которой всегда пролегал его путь. Взгляд упал на часы, давшие понять, что он опаздывает. Нервно цокнув языком, он искушенно посмотрел на парк справа. По нему можно было сократить путь, но Питер принципиально обходил это место ночью, опасаясь грозной собаки по кличке Таффи, всегда активной в ночное время. Но сейчас он не видел в этом никакой опасности, особенно перевешивающей выговор. Это его засмутило, но тут же подбодрило. В конце концов, не это ли действие чудо-прибора не менее чудесной корпорации? Питер пролез через кусты, расцарапав себе пиджак, и побежал. Он не думал о собаке абсолютно. Не думал и когда черная огромная собака возникла, словно тень, перед ним. Не думал и когда она встала перед ним — он лишь захотел ее обойти. Только потом он сообразил, что надо было подумать о возможной опасности, но уже было поздно: обладательница миленькой клички вновь преградила путь и низко рыкнула. Питер инстинктивно отошёл назад, но абсолютно без страха, что неимоверно удивило его. Стало неуютно. Сейчас перед ним стояла Таффи, и он понимал, что она настроена зло, ведь он пробежал мимо нее, это собачье табу, но при этом он нисколько не боялся ее, даже когда она зарычала вновь, и жёлтые блики фонаря легли на и так искажённую оскалом морду, а глаза бешено сверкнули красным пламенем. Он лишь ждал. Чего-то. И тут он и испугался. Именно своего спокойствия. Он чувствовал, что тут что-то не то, что-то неправильное. Но что — он понял слишком поздно. Он вновь почувствовал страх, точнее, ужас, за свою жизнь, когда собака прыгнула на него. Во тьме блеснули клыки, направленные на шею. Жёлтые пятна сильнее исказили морду, так же, как искажался мир под водой в бассейне, где Хелен падала вниз, так и не научившаяся за всю жизнь нормально плавать и даже не подумавшая о последствиях судороги в воде.***
Найджел устал, и поэтому заснул быстро. Но что-то заставило его пробудиться, а что — он так и не понял. Посмотрел на часы. Полдесятого. В животе заурчало. Наверное, мама не разозлится, если он разбудит ее и попросит покушать. В предвкушении Найджел встал и спустился вниз. На стук в спальне никто не отреагировал, и он заглянул туда. Мамы не было. Радость от осознания того, что она не спит, сменилась напряжением. Она не откликалась, как бы он не звал. Постучался в ванную, в туалет, даже в кладовку посмотрел: мамочки нигде нет. Он остался дома один. «Наверное, она просто куда-то вышла», — сказал он себе и решил проявить самостоятельность, приготовив себе что-то на кухне. Свет там включился не сразу, заставив Найджела ещё немного постоять в кромешной тьме. Холодильник жужжал, и этот звук в пустом доме казался каким-то слишком живым. Признав, что ему страшно, он решил все же вернуться в постель. Но он не лег, а сел на кровать, думая, что делать. Мама все не возвращалась. Может, папе позвонить? Он уже подумал об этом всерьёз, как взгляд упал на угол, тот злоклятый угол. Там, во тьме, сплелись мутные очертания очень хорошего знакомого. Но Найджелу было все равно. Это его улыбнуло. Улыбка погасла, когда плохо закрытая дверь шкафа с протяжным скрипом открылась и заслонила собой угол. «Может, сквозняк?» — подумал мальчик, вставая и направляясь к двери, чтобы закрыть. С каждым шагом он спокойно приближался к месту, так мучительно то долго пугающего его ночи подряд, и это не могло не подбодрить его. Ему даже захотелось вплотную встать к углу и посмотреть в эти кроваво-алые глаза (свет от фар? Фонаря?), ведь он не боится, он взрослый умный мальчик, родители правы и ничего там нет. Он уже стоял так близко, как тогда, в воображении, когда надел шлем: тогда он очень напугался, но страх его в тот момент и умер. Вздохнув, Найджел притянул дверь шкафа к себе.