Жизнь с друзьями, проблемы с самоудовлетворением и Тэхен.

Предисловие. Чонгук рад бы иметь ещё хотя бы одну руку в запасе, ну или дилдо, который можно прикрепить куда-нибудь, это уж как посмотреть. И если первое – тема довольно странная, ну типа, человек с тремя руками – не круто от слова «совсем», то вот второе вполне реально. Было бы вполне реально, если бы не шестеро хёнов, любящих рыться в чужих вещах по разным причинам: от скуки, постирать, просто так, что-то одолжить – так что и эта тема не работает. Ему ведь двадцать пару месяцев назад стукнуло, и секс – все ещё потребность. Только вот рук реально не хватает, чтобы стимулировать все, от этого и удовлетворения меньше. Чонгук, как и многие подростки, мечтал съехаться с друзьями, чтобы вечеринки, выпивка, веселье, бесконечные игры в приставку, никаких материнских наставлений и куча всего того, что можно делать с друзьями. Но под «кучей всего» он ни разу не имел в виду то, что происходит сейчас. Однако, идём по порядку. 1. Впервые за два года обучения в университете ему так повезло. Сегодня среда, самый загруженный день обычно: Джин, Джун и Юнги, как самые старшие, сидели на парах в разных частях города до четырёх вечера, если не считать факультативных занятий, затем каждый из них тратил больше двух часов на дорогу, чтобы добраться до общего места работы – одного из ресторанов сети – и перекусить в ближайшей забегаловке минут за тридцать; Хосок, менее активный последний месяц, после своих пар бежал сначала на практику, перекусывая чем придётся набегу, а затем в зал, чтобы подготовиться к соревнованиям, уже там делая перерыв на полноценный ужин, приготовленный Джином в качестве повара и Юнги в качестве неудачной пародии мебели, которую заставили-таки сделать хоть что-то; Тэхён по средам после пар пропадал обычно у кого-то из одногруппников, потому что подрабатывал тем, что занимался репетиторством – на удивление, японский язык ему давался лучше, чем английский – или помогал Хосоку с практикой, его университет был через дорогу от школы искусств; Чимин же, отзанимавшись, всегда сидел в библиотеке, уча конспекты, и потом пешком шёл домой – а это, на минуточку, три часа в лучшем случае. Сам Чонгук по средам освобождался к шести вечера, ведь пик дополнительных занятий приходился именно на середину недели, сидел час в библиотеке, тренировался вместе с остальными ребятами из секции по баскетболу на спортивной площадке и ехал домой на метро. Но в эту среду сами боги соблаговолили ему: пары было всего две – и те несерьезные – баскетболисты сделали перерыв, потому что два игрока повредили мышцы, а соревнования не так уж и скоро, чтобы заставлять их тренироваться вопреки травмам, да и просто отдохнуть не помешало бы.  Чон с чистой совестью и треугольным кимпабом в желудке сел на метро, чтобы оказаться, наконец, дома. Оказаться там одному. 2. Чонгук устроился на своей кровати сидя, поджав под себя ноги и немного расставив их в стороны. Обувь была кинута где-то в коридоре, кажется, один из кроссовков оказался сверху тумбочки; футболка валялась прямо в комнате, рядышком с прикрытой белой дверью, а джинсы покоились одной штаниной на кровати, другой – вместе с трусами на полу. Рюкзак лежал в углу кровати, открытый, с торчащими тетрадями и пеналом. Чон прятам смазку именно там, потому что это было единственным местом, куда не смел лезть никто, ибо от конспектов воротило знатно каждого в этом доме. Парень упирался пятками себе в ягодицы, ерзая немного в предвкушении, пока искал в телефоне порно длиннее пятнадцати минут – после долгого воздержания он был уверен, что одним заходом не обойдётся, да к тому же он постоянно был неудовлетворён даже после дрочки. Чонгук, запустив видео с миленькими на вид парнями, положил телефон на простынь между разведенных согнутых коленей и, особо не всматриваясь в самое начало, открыл заранее вытащенный из рюкзака тюбик смазки. Пока один из мальчиков активно ласкал другого на видео, розоволосый в нетерпении разогревал смазку на пальцах; в комнате едва уловимо пахло кокосом, парню нравилось – не так приторно, как заезженные банан или клубника. Как только терпеть стало невозможно, а шатен на видео делал пассиву римминг, Чон, положив левую руку на полувставший член и доведя тот до состояния полной боевой готовности, завёл правую за спину, пальцами проходясь между ягодиц, смазывая, и, надавив пару раз на пробу, вошёл в узкое кольцо мышц сразу двумя на две фаланги. Судорожно вздохнув, он вытащил пальцы до конца, а затем вогнал их до упора, двигая внутри, прокручивая, насколько это возможно, сгибая, в попытках найти простату. Левая рука скручивала сосок, оттягивала его, но член болезненно ныл уже через пять минут после таких стимуляций, поэтому пришлось, массируя подушечками пальцев простату, оторваться от чувствительной бусины и вновь уделить должное внимание органу. Чонгук ненавидел это, потому что рука, плотно обхватывающая собственный член, и свои же пальцы в заднице были не тем, чего он желал на самом деле. Ему не было достаточно только этого, его главная эрогенная зона оставалась нетронута, холодный воздух неприятно воздействовал на разгоряченные и крайне чувствительные соски, но было бы куда хуже, оставь Чон футболку на себе: та бы жёстко и неприятно  терлась о них, доставляя больше болезненных ощущений, нежели наслаждения. Ягодицы то и дело съезжали с пяток, но Гук, предпочитая именно это положение, возвращался обратно. На экране белокурого пассива корейской наружности втрахивал в кровать темноволосый европеец, и это смотрелось достаточно горячо, чтобы на десятой минуте Чон смог кончить. На передышку у него было около семи минут того времени, что крупным планом с разных ракурсов показывали минет, а затем Чон позволил себе второй заход, потому что член так и стоял, а неудовлетворение пожирало юное тело. 3. Пальцы активно  двигались, растягивая проход; причудливой формы передние зубы впились в нижнюю губу; Чонгук плотно сомкнул веки, зажмурившись так, что перед глазами появились жёлтые, белые и фиолетовые пятна, и водил, сжимая, рукой по члену, уделяя особое внимание раскрасневшейся головке. Парень был близок к тому, чтобы кончить; он скулил, ерзал на простыни, сводя согнутые колени вместе или раздвигая их в стороны, но достичь пика не мог, хотя член и низ живота уже болели от перевозбуждения. Чонгук хныкал и даже начал плакать от огромной чувствительности и невозможности достичь оргазма, когда вдруг что-то влажное и тёплое коснулось его правого соска, в то время, как левый до приятной боли скрутили. Чон, распахнув глаза от шока, пытался понять, что происходит, но взгляд сфокусироваться не мог хотя бы потому, что парня накрыл крышесносный и долгожданный оргазм: его потряхивало, наслаждения и удовлетворения было явно больше, чем все предыдущие дрочки, и он ощущал, как сжимается вокруг своих же пальцев, пока сперма капает на руку и левое бедро. 4. Сфокусировав взгляд, парень увидел ярко-красную макушку, хозяин которой внезапно поднял голову, смотря своими карамельными глазами в красное от стыда и недавнего оргазма лицо. Чонгук рвано вдохнул, опуская голову и сводя колени вместе, ему было так чертовски стыдно, возможно даже потому, что член снова стал твердеть, хотя основной причиной Чон считал именно то, что его застукал хен, да ладно бы за простой дрочкой – мужские потребности всем известны, особенно в таком молодом возрасте и без партнёра – но хен застукал его за гейским порно (которое, к слову, все еще звучало фоном) с собственными пальцами в заднице, хнычущим, как щенок, почти плачущим от того, что ласк недостаточно. Чонгуку думается, что, может, и хрен со всем этим, в двадцать первом веке геи – норма, он же не какой-нибудь извращенец, фапающий на маленьких мальчиков или трахающий их, или эксгибиционист, в конце-то концов. Больше парня напрягает то, что его хен сделал: какой нормальный мужик будет лизать соски своего друга, трахающего себя пальцами и держащего в руке член впридачу? Вот и Чон думает, что никакой. — Тэхён-хён? – неожиданно для себя шепчет парень, нос красноволосого оказывается совсем рядом с чонгуковым. Чон не находит, что сказать ещё, лишь поджимает губы, стараясь унять чёртово возбуждение. Тэхён с места не двигается, все так же опирается на кровать локтями, смотрит внимательно, моргая иногда, его ресницы вблизи действительно очень длинные и пушистые, а радужка карего цвета напоминает поверхность какой-то планеты, он причмокивает беззвучно своими губами необычной формы и вдруг говорит: — Я хочу попробовать кое-что, – Чонгук не понимает, лишь останавливает свой взгляд на родинке на кончике чужого носа, – позволь мне. Кивок будто на автомате. 5. Чонгук, как и многие подростки, мечтал съехаться с друзьями, чтобы вечеринки, выпивка, веселье, бесконечные игры в приставку, никаких материнских наставлений и куча всего того, что можно делать с друзьями. Но под «кучей всего» он ни разу не имел в виду то, что происходит сейчас. Один из его хёнов, самый близкий, пожалуй, друг (возможно, звучит двусмысленно в свете последних событий) укладывает абсолютно голого (!) Чонгука поперек кровати на лопатки, отодвигая ноутбук к подушкам, закрепляет свои руки на чужом теле, большими пальцами надавливая на выступающие тазобедренные косточки и («о, боже, х-хён») начинает вылизывать чужие до невозможного чувствительные соски.    Чонгук стесняется жутко, особенно краснея, когда чувствует, что собственный член упирается хёну в низ живота. Он закрывает пунцовое лицо ладонями, из его рта доносятся тихие стоны и хныканье. Тэхён обращает внимание лишь на издаваемые младшим звуки, пробуя делать что-то новое с покрасневшими бусинами: скручивать и прикусывать, вылизывать, зажимать пальцами, оттягивать – и комбинируя некоторые способы. Проходит чуть меньше семи минут, и Чонгук хныкает, плачет, стыдясь слов, что вылетают из его рта без его ведома: — Хен, пожалуйста, позволь мне, – тянет он ладонь к изнывающему члену; крупная капля естественной смазки тянется от головки до низа чонгукова живота липкой ниткой, затем обрывается, но Ким перехватывает чужие запястья, разводя их в стороны, и аккуратно кладет их на простыни. – Хен, я не могу, пожалуйста, дай мне кончить, пожалуйста, Тэхён-хён. Ким молчит, вслушиваясь только в стоны и хрипы, казалось бы, совсем пропуская мимо ушей просьбы младшего. Он усердно вылизывает чужие соски, проводя по очереди шершавым горячим языком по ореолам, прикусывая несколько раз левый сосок зубами и скручивая в это время правый до лёгкой боли. — Давай же, Чонгукки, – шепчет Ким, – кончи для меня. Ты же можешь, крольчонок. Хен так старается сделать тебе хорошо, давай же. Чонгук плачет, его стояк уже болезненный, он устал чертовски сильно, хотя раньше никогда такого не было: ему всегда было мало. То, как доводил его Тэ, отличалось от его попыток ублажения самого себя – это ощущалось намного лучше и приносило в разы больше наслаждения, даже если стимулировали только соски. Те слова, что вылетали изо рта старшего, удивили Чонгука очень сильно, но и подвели к финалу так же. — Давай же, малыш, – Тэхён запустил пальцы в взмокшие волосы младшего, оттягивая прядки и массируя чувствительную от возбуждения кожу головы. – Хен вылижет тебя не только тут, если ты будешь достаточно хорошим. «..вылижет..» «..не только тут..» «..достаточно..» Чонгук  кусает нижнюю губу до боли и чувствует, как его тело прошибает волной наслаждения, как все мышцы разом напрягаются, а затем приходят в состояние полного расслабления. Перед глазами галактики белого, фиолетового, голубого и жёлтого цветов, и ему настолько хорошо, что крупные слёзы градом стекают по вискам, а с губ шёпотом без пауз несколько раз подряд срывается «так хорошо». 6. Парадная дверь открывается несколько раз с разницей во времени десять, двадцать восемь и двенадцать минут: все ребята после завершения рабочего дня собрались на первом этаже, отнеся вещи в комнату и переодевшись. Они заказали доставку, потому что готовить было лень, и стали щёлкать каналы на телевизоре, громко переговариваясь. Чонгук слышал, как взвизгнул Сокджин, наверное, случайно попали на какой-то фильм ужасов. Он был очень уставшим,  когда после душа надевал на себя самую свободную футболку в своём гардеробе – соски были очень красными и все ещё чувствительными в силу чонгуковой особенности – и он подумал, что будет лучше, если он не заденет и не натрет их одеждой. Чон сидит в своей комнате минут двадцать, пока дверь не открывается и не входит Тэхён, сменивший свитер – не то, чтобы он был фанатом тысячи переодеваний за одни сутки, прото на нем неоднозначно пятном расползлась чужая сперма, Тэ был вынужден – на футболку. Чон смотрит в упор, перебарывая в себе стыд, но не сумев скрыть румянец. — Пойдём, там еду привезли. Ты должен хорошо поесть, да? Чон хлопает глазами, нахмурив брови, и смотрит на лукавую улыбку старшего. «Хён думает издеваться надо мной? Что он хочет этим сказать? Он ненавидит меня? Расскажет остальным?» — Эй, крольчонок, ты чего завис? Если задумался над тем, вылижу ли я тебя, то тебе стоит только попросить об этом, – улыбнулся Тэхен. – Так что, кушать? Остальные, наверное, уже начали без нас..