Исключительно для графских задниц
4 января 2019 г. в 17:16
Прекрасное чувство облегчения, когда понимаешь, что сделал все возможное и от тебя уже ничего не зависит. Для Арсения это было нередким явлением, и, не смотря на постоянное стремление накидывать на ситуацию метафорическую узду, он, как и большинство - те это делали, скорее всего скрывась, и выражали свое упрямство и подростковый максимализм через споры с преподавателем, чем, разумеется, огорчали и его, и себя, когда не получали желаемого результата, - иногда хотели оказаться в течении ситуации, полностью лишаясь права выбора, чтобы была возможность свалить ответственность на кого угодно; и непременно оказались бы счастливы, если бы каприз судьбы повернул их жизнь в совершенно другую сторону, о которой было невозможно догадаться ранее.
Привычное обществу деление на чёрное и белое давно осталось позади, когда стало ясно, что ситуация давит на плечи каждого по-разному. И точно так же нельзя было делить эмоции на положительные и отрицательные — это оказалось бы прямым противоречием сказанному выше, словно мысль, которую кто-то пытался донести, в момент ускльзнула, подобно нити из рук первоклашки на трудах, и безвозвратно потерялась среди всех предметов и явлений вокруг, которые могли бы стать следующим поводом для размышлений или обсуждений; например, нелюбимая Поповым зависть за все время урока не мелькнула в его сердце ни разу, даже услышав практически идеальный ответ Антона, для брюнета осталось делом принципа запереть внутри недовольный голос, который мог заныть о том, что не мешало бы вместо просмотра фильма полистать атлас по анатомии или банальный учебник биологии — один из многих, которые лежали на стене совсем неаккуратной стопкой, хотя изредка и они оказывались сложены в идеальную линию, выстроены по увеличению размера корешков, и в такие моменты для Арсения становилось непонятным, почему он никогда не приписывает себе такую черту характера как перфекционизм.
За успех Шастуна он радовался более чем искренне, однако первая и вполне заслуженная тройка в электронном журнале постоянно вертелась в голове, и, убирая вещи в рюкзак, Арс мысленно сравнил её с царапиной на телефоне, о которой невозможно забыть, и кажется, что она будет преследовать вплоть до смены экрана — выпускного в реальной ситуации.
Шастун выходит перед Матвиенко и смеётся над насупленным Арсением, не забыв ободряюще похлопать его по плечу.
— Ещё целая четверть, чего ты переживаешь? Оценки с той школы перенесут и будешь ты снова отличником. Только сердечную все-таки выучи, а то тебя будут с ней до самого нового года гонять.
Позади слышится смех, Попов с Антоном оборачиваются и смотрят на Серёжу в ожидании хоть каких-то объяснений его хорошего настроения. Насколько Арс мог заметить, Матвиенко проводит большую часть времени за разговорами с Антоном и девушками, а оставшееся тратит на просмотр чего-то в телефоне. И наивно думать, что там им усердно изучаются перефотканные конспекты или статьи — то, насколько быстро и нервно он ищет информацию прямо перед уроком, Арс тоже не оставил без внимания.
— Тох, ты прежде чем кого-то учить, сам бы вспомнил, сколько раз пытался пересдать методы селекции. Арсюх, он с третьей попытки не смог и забили на него только потому что, по словам Добровольского, с таким размером организма мало что остаётся на обеспечение мозга, — Матвиенко приходится пригнуться, чтобы даже со своим ростом не попасть под руку обиженного Антона. Шастун на несколько секунд проникается их дружбой, смотря как двое людей с огромной разницей в росте и отношением, кажется, ко всему, ругаются, а после пихают друг друга плечами, и Серёжа с практически незаметной заботой кивает на дверь к лестнице.
— Не успеешь, давай быстрее, — он поправляет хвостик и забирает рюкзак у Антона, который хлопает себя по карманам и достает из заднего что-то, быстрым движением перекладывая в передний. Делает он это, уже спускаясь, а из-за общего шума на этаже вопрос Попов задаёт лишь возле подоконника у конца коридора, где Матвиенко остановился с истинно хозяйским видом.
— А куда он? До звонка меньше пятнадцати минут.
Серёжа отрывается от телефона, расплывается в улыбке, словно только и ждал интереса именно к этому, поднимает палец и через пару секунд показывает куда-то за окно. Арсений выгибает бровь, замечая быстро направляющееся к выходу с территории розовое пятно, которое на деле оказывается толстовкой Антона с ним самим, а после Попов удивлённо распахивает глаза и высказывает свой вывод с такой интонацией, будто сделал по меньшей мере открытие и нашёл способ восстанавливать кожу с третьей степенью ожога с помощью яблочной кожуры — в такой ассоциации стоит винить не столько увиденную с утра в новостях ВК гифку с донельзя экологичным стаканчиком их тех же яблок, сколько то, что он не смог запихнуть в желудок ничего, кроме чашки какао и пары конфеток «Ментос» по дороге в школу.
— Он ушёл курить.
Серёжа без лишних слов кивает, роется в рюкзаке и через несколько секунд Арсений достает телефон, услышав оповещение. Он непонимающе смотрит то на присланные фотки, то на Матвиенко и недовольно вздыхает, услышав «надо», сказанное с такой интонацией, словно это по меньшей мере приговор к смертной казни, впрочем о чем-то таком Попов и думал, когда заметил заголовки вроде «Способы гаструляции» и «разновидности яиц», и эти не самые добрые пожелания метались между учителем биологии и министром образования, хотя и компенсировались в общем на последнем.
— А там не холодно? Я в куртке приехал, но все равно замерз основательно.
Приходит черед Матвиенко вкладывать во вздох всю скопившуюся усталость. Он поворачивает голову, высматривая из-за крыш недалеко находящихся гаражей знакомую толстовку.
— Там дубак и ветер ледяной до пизды, я знаю. И он знает, но если ждать, пока откроет раздевалку уборщица, то без опоздания не получится. Он пробовал, ты не думай, только закончилось все тем, что он сидел зимой в обнимку с пуховиком на физике и был словно укуренный. Вообще его сигареты та еще дрянь, скажу тебе.
Попов начинает взволнованно поглядывать на окно, когда до звонка остается менее трех минут, и искренне удивляется спокойствию одноклассника — в том, что он дружит с Антоном не для галочки, Арс был почему-то уверен полностью и убеждался в этом только сильнее после вроде мелких и незначительных действий Матвиенко, так или иначе связанных с Шастуном.
Тот появляется в поле зрения через минуту, но посмотреть на яркое пятно удается не долго, что не удивительно, учитывая рост Антона и размер его шагов.
Все уже заходят в класс, но Арсений остается ждать вместе с Серёжей, чем одновременно и удивляет и радует последнего. Есть в этом что-то от уже нелюбимого Арсом понятия «проверка», но остаться и поддержать, избавить от лишнего повода накручивать необходимо для того, кого хочешь видеть своим другом.
Настоящую дружбу от показушной он умеет отличать и считает, что сравнение последней с фальшивой монетой неверно — среди людей слишком много тех, кто заводит знакомства и терпит окружающих ради выгоды, и цель часто оправдывает средство, если даешь внимание и возможность высказаться человеку, который никогда раньше не смог бы найти себе собеседника, однако не стоит забывать о том, что в таких отношениях до абсурда важны детали выхода из них, ведь становясь для кого-то единственной отдушиной и светом, не сможешь оставить свой уход незамеченным. И глупо ожидать, что это не станет болезненным, поэтому во что бы то ни стало нужно объясниться перед человеком — на беду Попова, он понял это слишком поздно и на своем опыте— а вот излюбленная метафора Арсения «ящик Пандоры » более чем справедливо описывает взаимоотношения между такими «друзьями».
Антон хватает с подоконника свой рюкзак, бросает удивленный взгляд на Попова и осуждающий — на Матвиенко, но тот в ответ сует ему под нос средний палец в прыжке и заходит в класс.
— Я силком никого не держал, можешь его поругать только за инициативность, а меня за то, что не стал мамочкой и не запихал в класс до звонка.
Шастун недолго смеется, замолкая, когда видит, что преподаватель уже находится в классе и сверлит их неприятным, будто физически ощущаемом на коже, взглядом. Арсений мысленно дает Антону подзатыльник, потому что мятная жвачка неплохо перебивает запах сигарет, но отвратительно справляется с запахом прелых листьев, который осел на рубашке.
Пожилая женщина в темном платье с нарисованными тут и там белыми ласточками — насколько Попов успел понять, форма в этой школе существует лишь для учеников, — тянет к себе листочек и со вздохом протягивает фамилии Антона и Серёжи, и по сразу погрустневшим лицам ребят, Арсений приходит к выводу, что дело — дрянь, и можно поддаться порыву помочь, даже если собак потом спустят на него. Он пропускает пункт про шаг вперед и смиренно опущенную голову, взятый из выстроенного в голове плана.
— Извините, я первый день тут, попросил ребят показать мне библиотеку, чтобы взять книги.
Они втроем переглядываются между собой, но напряжение пропадает уже через мгновение после тяжелого вздоха учителя. Снова занимая место с Антоном, Попов краем уха слышит шепот Серёжи.
— Если ты за спасибо, то видали мы такую благотворительность, знаешь где? Нашелся, тоже мне, граф.
Арс усмехается и качает головой, тихо выкладывая на стол нужные тетрадь и ручку.
— Чтобы ты знал : они занимались благотворительностью не ради чувства самоудовлетворения, а ради сохранения чести. Так что да, в этом плане я на сегодня граф.
Из класса их все-таки выгоняют в коридор, потому что, как оказалось, тихо смеяться для Шастуна — невыполнимая задача. Тот продолжает веселиться даже подпирая спиной стену, на что Серёжа лишь цокает языком и подпрыгивает, чтобы дать подзатыльник.
— Вот напишут об этом твоей матери, тогда я послушаю, как ты смеешься, а пока усиливающие тягу к учебе пиздюли нам светят только от Добровольско...
Антон закрывает ему рот ладонью, шумно выдыхает и ярко улыбается.
— Не светят. И от матери ничего не будет, успокойся. Я видел, как старуха журнал закрыла, а ты сам знаешь, сколько надо искать техника по школе, чтобы данные на тебя, такого особенного, исправить.
Матвиенко поднимает глаза на потолок и с максимальной отдачей эмоций выдыхает.
— Спасибо.
Хмыкнув, Шастун хлопает по плечу Арса и направляет его к лестнице, прикусывая губы от предвкушения. Серёжа выглядит аналогично, и Попов на некоторое время чувствует себя или лишним, или в совершенно неправильной даже для учебного заведения степени тупым. Заметив замешательство нахмурившегося одноклассника, ребята переглядываются и усмехаются, но ничего не говорят до тех пор, пока не падают на уже приглянувшиеся Арсу диванчики этажом ниже. Антон тянет за плечо Попова, усаживает его рядом с собой и забирает телефон у Серёжи, выключая вибрацию и после этого убирая в карман.
— Жизнь короткая, а тратить ночь на сон западло. Поэтому будь хорошим мальчиком, клади сумку под голову и спи. Господи, целых полчаса, Серёж...
Матвиенко смеется, устраиваясь головой на коленях Антона, но какой-либо ответ теряется в зевке и Арс невольно повторяет за ним, чем вызывает беззлобную усмешку Шастуна.
— А нам не станут выговаривать, если увидят тут? Нормальные люди на занятиях, мы, наверное, должны были пойти к классному и рассказать. Хотя кого тут...
— Кому тут пиздеть, правильно. Но для расстроенного пропуском литературы ты слишком много болтаешь по делу. Признавайся, что тебя связывает с Блоком и Маяковским?
Антон хнычет, приоткрыв глаза, и опускает голову, недовольно смотря на Серёжу.
— Много пиздишь сейчас ты. Если у кого-то такое желание поговорить, то можете с чистой совестью идти на урок, я не обижусь. Проводить?
В ответ он получает мотание головой сначала от одного, а после и второго.
— Тогда глаза закрыли, я вам гарантирую, что будильник мы не проспим. Он разработан исключительно для графских задниц.
И по смешкам новых друзей Попов понимает, что эта шутка далеко не на один день.