The Art of Legilimency

      Легилименция была навыком, которому пытались научиться многие волшебницы и волшебники, умение читать мысли и мгновенно отличать правду от лжи. Куинни часто задавалась вопросом, сможет ли кто-нибудь из тех людей, которые посвятили время и энергию совершенствованию этого навыка, выжить в ее шкуре один день.       Сколько себя помнила, она всегда знала, о чем думают люди. Но все изменилось, когда она выросла. У нее появилась интуиция, и она смогла заглядывать в головы людей, чтобы увидеть то, что они чувствовали и скрывали.       И в то же время невозможность избавиться от этого вызывала у нее нервные срывы, чаще всего в подростковом возрасте. Было много случав, когда она не могла сосредоточиться на одном человеке и его мыслях. В Ильверморни она выбегала из класса из-за того, что слышала слишком много мыслей одновременно. А на улице огромное количество людей и их мысли душили ее собственные. Но она научилась контролировать это к тому времени, когда начала работать в МАКУСА. Смогла сосредотачиваться на конкретных людях, чтобы отстранить мысли других.       Быть натуральным легилиментом было не просто редкостью, это было ненормально, даже для ее вида, а дети были особенно жестоки к ней. Когда она возвращалась в класс после срыва, Дейдре О'Шонесси и Иска Лагор называли ее безумной сумасшедшей. Так она получила прозвище ”Чокнутая Голдштейн” среди тех, кто не сочувствовал ее проблемам.       Даже Тина, ее собственная сестра, демонстрировала удивительную грубость по отношению к проблемам Куинни и злилась, когда та не могла себя контролировать. “Ты не ребенок, поэтому, пожалуйста, соберись! Ты не можешь этого сделать, люди будут чувствовать себя оскорбленными!”       Она спрашивала себя, не приходило ли ей в голову когда-либо мысли о том, что она не хочет читать мысли каждого в любой момент.       Это был не подарок, это было проклятие, как она сказала Гриндевальду однажды вечером, когда они сидели в конференц-зале. Она думала о Тине, Якобе и о том, как они ее бросили, а мужчина сидел рядом с ней, сочувствуя ей и расспрашивал, что случилось.       “Куинни, я очень хорошо тебя понимаю, почему ты считаешь, что твои силы - это бремя, даже если это не так. У тебя никогда не было человека, который помог бы тебе контролировать этот дар, были лишь те, кто пытался подавить его в тебе; а это не лучший вариант. Старая система не заботится о тех из нас, у кого есть экстраординарные способности, даже для нашего вида: ее приоритеты направлены на другое.”       “Да, знаю. В МАКУСА, я должна была держать себя в руках, потому что Тина сказала мне, что если бы у меня случился неприятный эпизод там, я бы сразу отправилась в больницу на Стейтен-Айленде." Тогда она повернулась к Гриндевальду, пытаясь казаться равнодушной, но знала, что дрожащий подбородок предал ее: “Вам когда-нибудь кто-то говорил, что вы сами виноваты в том, что не можете помочь себе?”       Бледные губы Гриндевальда скривились в грустной улыбке. “Я провидец, Куинни. В юности мои видения изводили меня, и это делало меня изгоем среди моих сокурсников и даже в моей собственной семье. Всякий раз, когда случалось что-то плохое, и я видел это заранее, я был виноват.”       Он положил руку ей на плечо, как старый друг, чтобы успокоить: “Но мы не виноваты”. “Кто-нибудь, кого вы любили, когда-либо оставлял вас из-за этого? Потому что они думали, что вы ненормальный и опасный?”       На этот вопрос Гриндевальд не ответил, даже если на короткое мгновение Куинни показалось, что его лицо ожесточилось, хотя это могло быть игрой света. “Твои силы не делают тебя плохим человеком, дитя мое. А теперь отдохни. Ты пережила много трудностей в последние дни, ты заслуживаешь отдых.”       Куинни улыбнулась и кивнула, чувствуя, что ее временно избавили от плохих чувств.       Но всего несколько дней спустя она чувствовала себя ужасно, на секунду она даже подумала покинуть Нурменгардский замок и найти любой способ вернуться к Тине и Якобу, извиниться перед ними, броситься к их ногам, прося прощения.       Но она знала, что ее никогда не отпустят, потому что она знала слишком много. И ценой была ее жизнь, которую она должна была заплатить, если хотела вернуться к людям, таким обиженным, слепым и невежественным. Поэтому Куинни повернулась на каблуках, убрав руку с дверной ручки своей спальни, и снова пошла спать.       С тех пор прошло три недели, а Куинни так и не покинула окрестности замка. Помощники Гриндевальда время от времени уходили, часто отсутствовали часами, и возвращались заполночь, принося новости со всего мира своему хозяину. Сам Гриндевальд скрывался и готовился, прежде чем сделать следующий шаг. Время от времени он и сам уходил, но не более чем на несколько часов, поэтому в замке в основном всегда были они - Гриндевальд, Аурелиус и Куинни.       Мальчика она едва видела в течение дня, потому что Гриндевальд обучал его основам магии и тому, как направлять ее через свою палочку, вместо того, чтобы бесконтрольно взрывать силу маленькой бомбы, или размышлял в своей комнате. Куинни время от времени навещала его, поскольку чувствовала, что ему нужно с кем-то поговорить, и, учитывая, что она часто была единственной, это был очевидный выбор.       Гриндевальд, казалось, тоже изолировал себя от них, запираясь в своих покоях на несколько часов, будучи в замке. И хотя у Куинни было чувство, что если она постучит, ей будет позволено войти и выяснить чем именно он занимался, она никогда этого не делала. Она подозревала, что он проводит магические эксперименты и находит способ сделать свои видения видимыми для аудитории.       Никто в Нурменгарде никогда бы и не подумал назвать ее «Чокнутая Голдштейн», и она знала это, хотя не могла прочитать большинство мыслей, принадлежащих людям, которые там жили.       С Абернети, ее бывшим начальником, это было легко, но это могло быть потому, что она знала его. Что удивляло ее, так это его преданность, граничащая с одержимостью Гриндевальдом; он практически поклонялся земле, по которой шел их лидер! Куинни иногда было забавно следить за его мыслями, когда Гриндевальд говорил со своими собравшимися последователями об их будущих действиях, и именно тогда Абернети был самым эмоциональным, а его щиты были самыми слабыми.       Он был очень благодарен Гриндевальду за то, что тот показал ему, что он может сделать больше, чем оставаться скромным надзирателем в Магическом правоохранительном управлении МАКУСА, что есть способ изменить мир. В любом случае его самое большое желание было в том, чтобы Гриндевальд признал его потенциал и преданность, которая давно переросла в безумие. Абернети держался за него - но для последнего он был слишком сдержан, чтобы когда-либо признаться в этом.       Мальчик - уже не Криденс Бэрбоун, а Аурелиус Дамблдор - временами был на удивление трудным, но в большинстве случаев он был открытой книгой. Его разум был обеспокоен и мрачен, полон ненависти к себе и неуверенности. Он размышлял над своим прошлым со злобной опекуншей, ненавидящей магию. И спрашивал себя сделал ли он правильный выбор, присоединившись к делу, или нет.       Удивительным было то, что он полностью доверял Гриндевальду и верил всему тому, что этот человек рассказывал ему о своем наследии; даже при том, что это подняло миллион вопросов, оставив многие из них без ответов. Почему родственник хотел уничтожить его? Почему он был отделен от своей семьи в первую очередь? Что будет, если он встретит Альбуса Дамблдора? Узнает ли он его?       Куинни сказала Гриндевальду, что Аурелиус все еще находился в конфликте, но не из-за того что не принимает свою истинную личность, а потому, что он не знал обо всем этом, что происходило с ним раньше. Но он просто сказал ей дать мальчику некоторое время, чтобы он сам пришел к правильному выводу.       Говоря о Гриндевальде, человек этот был особым случаем. Очевидно, он был опытным окклюменом, но Куинни могла сравнительно легко заглянуть в его разум. Однако у нее было ощущение, что он осознанно что-то показывал, а что-то нет. И что с любым другим человеком это было бы явным обманом, но она понимала, почему он это делает. У него могли быть свои планы, которые он не хотел раскрывать, прежде чем смог бы их реализовать, и Гриндевальд был человеком, который играл с картами близко к груди.       Но она чувствовала доверие и доброту, которые он оказывал ей каждый раз, и это было настолько сильно, что она знала - это никогда не будет ложью. Именно это и его истинная вера в то, что он меняет мир к лучшему, заставили Куинни доверять ему, этому недооцененному обманутому гению, который приведет не только волшебников, но и все человечество к величию.       Его помощники и другие жители Нурменгарда, наоборот, были пустыми страницами, которые ни разу не позволили заглянуть в свои мысли. Возможно из-за того что в дополнение к окклюменции они думали исключительно на других языках. Так, например, исландский охотник за головами Гримссон, создавал плотный щит, чтобы защитить себя от любого вида легилименции, это было все равно что пытаться разбить голыми руками кирпичную стену.       Тем не менее, с ними в комнате, Куинни чувствовала странное спокойствие, потому что на этот раз ее разум не мог вторгаться в чью-то личную жизнь, и она была наедине со своими мыслями. Должно быть, именно так себя чувствовали “нормальные” люди, подумала она в первый вечер, когда сидела в конференц-зале с помощниками.       Зима наступила в горах, намного раньше, чем Куинни ожидала. Был всего лишь сентябрь, а уже выпало много снега, намного больше, чем она когда-либо видела, даже во время зимних каникул в Ильверморни. И все же розарий замка, который она открыла для себя на первой неделе, остался практически нетронутым холодом. Он стал местом, куда она могла отправиться, когда хотела уединения. Розы там все еще цвели, а снег никогда не превышал одного фута.       После полудня была удивительно хорошая погода, не было ни единого облачка на голубом небе, когда Куинни вышла на улицу и вдохнула свежий горный воздух.       Она прошла сквозь арки,с которых свисали виноградные лозы, и хихикнула, когда увидела, как на снегу играют три галки. Это напомнило ей, как они с сестрой делали снежных ангелов и строили ледяные замки с помощью взмахов своих волшебных палочек на территории Ильверморни, как Тина всегда обвиняла Куинни в том, что она читает ее мысли, а потому она знает, как будет выглядеть ее замок, и как построить свой лучше.       Воспоминания заставили ее нахмуриться, и она разогнав птиц шумными шагами, пошла к своему любимому месту. Это была небольшая ниша, в которой находилась скамья, спрятанная между тремя огромными кустами роз, - идеальное место для размышлений о своей жизни и отдыха.       Она застегнула новое пальто, которое было намного теплее, чем то, что она носила в Нью-Йорке, посмотрела в нишу и остановилась. Конечно, Куинни никогда не думала, что она единственная, кто знал об этом месте, но, тем не менее, она была удивлена, увидев Винду Розье, сидящую на скамейке в длинном бордовом пальто. Но та совсем не выглядела удивленной, увидев ее.        “О, здравствуй!”- Воскликнула Куинни и попыталась улыбнуться, в надежде скрыть свое разочарование от того, что ее лишили убежища. - “Я не знала, что тебе тоже нравится быть в саду”.       Красные губы Винды растянулись в ухмылке. “Добрый день, Куинни”, - поприветствовала она, ее сильный французский акцент просачивался сквозь слова: “Иногда я прихожу сюда, чтобы подумать. Это очищает мою голову.”       Из всех помощников Винда оказалась той, кто меньше всего времени проводил в Нурменгарде. Возможно, это связано с тем, что она была правой рукой Гриндевальда. Куинни просто пришло в голову, что за несколько недель, проведенных там, она видела Винду, возможно, несколько раз, и всегда, когда Гриндевальд вызывал свое высокопоставленное лицо, чтобы спланировать следующий шаг.       Однажды она присоединилась к ним за обедом, во время которого села напротив Куинни, просто немного поела и выпила стакан красного вина, прежде чем вернулась в свою комнату, чтобы немного отдохнуть.       Всякий раз, когда они видели друг друга, Куинни вежливо приветствовала ее, а на губах Винды была таинственная улыбка, когда она кивала.        Они обменялись несколькими словами, и тогда Винда покинула Нурменгард по просьбе своего хозяина.       Куинни попыталась - ну, не то чтобы специально, а скорее по привычке - заглянуть в голову Винде, когда женщина подняла ее с дождливых улиц Парижа, чтобы узнать, действительно ли она пытается ей помочь или имеет сомнительные намерения. Но она обнаружила совершенно непроницаемый щит вокруг ума Винды.       Когда Гриндевальд вошел в комнату, она чувствовала себя преданной и использованной, но теперь все было иначе. Она понимала, почему это должно было случиться таким образом, Куинни не знала о его истинных намерениях, и она была очень благодарна тому что случилось с их помощью.       Но это не изменило того факта, что разум Винды никогда, даже на секунду, не был для нее ничем иным, как пустой страницей. Это не расстроило ее или что-то еще, скорее наоборот, она была очарована этим. Встреча с Виндой изменила ее жизнь и дала ей возможность бороться за что-то большее, чем она сама, но на гораздо более личном уровне она чувствовала себя так комфортно, находясь с ней, невольно вторгаясь в чей-то разум, и Винда была первым человеком, после ее прежней работы в МАКУСА, с которой это случилось.       Это делало связь между ними святостью, и Куинни ценила это больше всего на свете в Нурменгарде.       “В самом деле? Какое совпадение, это именно то, что я тоже здесь делаю!“ - сказала Куинни с радостной улыбкой. Ее первоначальное недовольство исчезло, когда Винда хихикнула, оглянулась и передвинулась на одну сторону скамьи.       “Садись, не стой рядом,“ - сказала Винда, и ее зеленые глаза засияли в тени ниши. Куинни села рядом с ней, все еще улыбаясь.       “Я не видела тебя несколько дней, где ты была?“       Винда поджала губы и, казалось, внимательно обдумала ответ.        “Меня отправили на миссию в Палермо, чтобы найти сторонников нашего дела“.       “О, Сицилия! Я уверен, что погода там намного лучше, чем здесь!“ - воскликнула Куинни и сразу же пожалела об этом, чувствуя, как внезапная волна стыда накрыла ее. Она казалась невероятно мелкой и воздушной, и поднятая бровь Винды заставила ее осознать это, и когда губы женщины дернулись, она не знала, было ли это насмешкой или удовлетворением.       “Действительно, так и есть. Мне не нужно было надевать пальто, - заметила Винда. - Но также я пересеклась с итальянскими аврорами, поэтому все прошло не так успешно, как я надеялась“.       “Ох, - Куинни закусила губу. - У вас не будет неприятностей из-за это, не так ли?"       Винда несколько секунд смотрела на нее, и Куинни почувствовала странную вещь, как будто ее пытаются прочесть. “Я настояла на том, чтобы взять миссию в то время, когда авроры посвящают все свои силы на поиск нас, поэтому я справедливо понесу наказание, если наш лидер решит так“.       “Но вы его главный помощник!“       “И поэтому я все еще следую его командам. Тем не менее, я считаю, что сейчас неподходящий момент для временного прекращения нашей кампании. Наш лидер не согласен, но он позволяет мне приблизиться к потенциальным союзникам по нашему делу, потому что, если он ошибается, у него будут новые возможности с моим подходом“.       Куини закрыла глаза. Тот факт, что Гриндевальд признался в возможных правонарушениях, казался ей настолько диковинным и полной противоположностью «Модус операнди» в МАКУСА, что почти отвлек ее от помощницы.       "Это странно. Не странно в этом смысле плохо, - поспешила сказать она, когда Винда скептически посмотрела на нее. - Но это очень… отличается от того, к чему я привыкла“.       Винда улыбнулась. “Геллерт Гриндевальд - человек, не похожий ни на кого другого, и это включает в себя его стиль руководства“.       Куинни медленно кивнула.        “Я заметила“.       Она посмотрела на свои руки, собираясь с духом, прежде чем задать вопрос, который был у нее в голове в течение некоторого времени. "Когда ты присоединилась к нему?"       Винда, похоже, не смутилась от вопроса, на деле она откинулась назад и скрестила длинные ноги. “Много, много лет назад его пригласил друг семьи в мой родной город Авиньон. Я только закончила учебу, и мы обнаружили, что разделяем много общего в своих мнениях, особенно относительно отношений между немагами и нами, поэтому когда он ушел, чтобы исследовать мир, никто и ничто не могло удержать меня от ухода вместе с ним.“       “Это звучит… довольно романтично“, - смущенно сказала Куинни и с удивлением увидела, как Винда расширяет глаза и пытается подавить смех.       “Извини, я… Я не хотела этого говорить, понимаешь, ты…“ - она несколько раз спотыкалась о своих словах и отводила взгляд от своих ботинок, когда смешок ускользнул от Винды.       "Вы такая смешная, мадемуазель Куинни."        “О, не смейся надо мной!“ - вдруг выпалила Куинни, чувствуя гнев в груди, и встала со скамейки. Рука, обхватившая ее запястье, помешала ей уйти. Она обернулась и увидела, что Винда смотрит на нее с чем-то вроде извиняющегося лица.       “Я не смеюсь над тобой. Пожалуйста, не подумай, что я тебя оскорбляю,“ - сказала она мягко, заставив Куинни упасть обратно на скамейку.       “Боже, я… я не знаю“. Куинни вздохнула. «Ты, конечно, думаешь, что я всего лишь глупый вздор, но слишком мила, чтобы сказать это».       Винда слегка наклонила голову. “Я не думаю, что ты вообще глупа. Любопытство - не глупость, - твердо сказала она, - и ты знаешь, что лучше для нас, волшебников, ты понимаешь, почему мы должны фундаментально изменить общество и ... - она на мгновение заколебалась, прикусила губу и снова поймала себя на мысли о свободе. - Никто не знает, что это глупо.“       Ее глаза встретились с глазами Куинни, и в этот момент Куинни больше всего хотела иметь возможность заглянуть в голову Винде и узнать, правда ли это то, что она имела в виду. Не имея ничего, кроме подтверждения того, что Винда действительно не думала, что она наивная дурочка. Но она так и не узнала, поэтому ей пришлось просто довериться Винде - что-то, что оказалось ей на удивление легко.       “Спасибо, Винда“. Она искренне улыбнулась, взяла Винду за руку и сжала ее.       “У тебя большой потенциал, Куинни. Не позволяй этому пропасть впустую; твои силы не проклятие.“       Куини открыла рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыла его, так как не нашла подходящих слов. Как она вообще узнала? Разве Винда нарушала их связь, читая ее мысли? Было ли все это односторонним с самого начала? Предательство сгорело в ее груди в мгновение, когда Винда произнесла следующие слова:       “Наш лидер рассказал мне о твоих проблемах с легилименцией. Если ты хочешь, я могу научить тебя, как улучшить свое внимание в необычных обстоятельствах, особенно в моменты сильного эмоционального стресса,“- Винда наклонилась вперед, и в этой близости Куинни подумала, что она может почувствовать прекрасный аромат ее духов. -“Я верю, что ты можешь быть лучшей версией себя, и я хочу помочь тебе стать этим“.       “Я... я не знаю, что сказать“, - через несколько мгновений начала Куинни и почувствовала, как кровь хлынула ей в лицо.       “ Тогда ничего не говори,“ - тихо прервала ее Винда и очаровательно улыбнулась, что заставило Куинни покраснеть еще больше.       Наступило долгое молчание, в котором ни одна из девушек не говорила ничего и они просто сидели с комфортом рядом друг с другом, пока Винда не встала и не протянула руку Куинни.       “Не хотела бы ты присоединиться ко мне на прогулке по саду?“       Куинни улыбнулась и положила руку Винде в перчатку. “Конечно, с удовольствием“.        Взявшись за руки, они шли через сады, в которых можно было провести больше времени чем в лабиринте, как подметила Куинни. Винда рассказала ей о заколдованных изгородях из тиса, которые меняли позиции и иногда специально позволяли вам ходить кругами. После нерешительного замечания Куинни, что это уже произошло с ней, и именно поэтому она избегала живых изгородей, Винда тихо рассмеялась и нежно коснулась руки Куини.       “Я действительно должна показать тебе весь замок правильно, было бы стыдно, если ты потеряешься по-настоящему,“ - размышляла она.       “О, Гриндевальд рассказал мне, какие части замка открыты для меня, а какие нет, и Абернети показал мне все вокруг. В чем дело?"       При упоминании Абернети нос Винды на мгновение сморщился.       “Вы очень наблюдательны, мадемуазель Куинни. Я просто подумала, что Кэлвин мог бы сделать лучше, учитывая, сколько он намеревается угодить, но...“ - она пожала плечами. - Я думаю, мы должны принять его даже с его недостатками. Все же он очень предан нашему лидеру и, конечно же, нашему делу “. Изумленный тон в ее голосе заставил Куинни задуматься, не читала ли она время от времени и мысли мистера Абернети, и она бы не удивилась, если бы это был случай. Как только мысль пришла в голову Куинни, Винда остановилась у одного из кустов роз и отпустила ее руку.       “Розы так очаровательны, они цветут круглый год. Моя семья использовала их в лекарствах и зельях, мы выращивали их по всему Авиньону на протяжении нескольких поколений “.       “Розье выращивали розы? Это забавное совпадение,“ - заметила Куинни.       “Да, именно так мы и получили свою фамилию. Это означает “розовый куст“ на французском языке. Мне нравится как и ваша звучит: Голдштейн. “Золотой“ и “каменный“ - роскошь и сила “.       “Да, я еврейка - родители моего отца приехали из Германии“.       Винда вынула свою палочку из кармана пальто и сделала быстрое резкое движение, отрезав одну из роз с куста. Вместо того, чтобы упасть на землю, цветок парил в воздухе, и когда Винда протянула руку, он медленно опустился на нее. Она повернулась к Куинни и подала ей розу. Когда та взяла цветок, то почувствовала, как ее сердцебиение ускорилось и уставилась на нее.       Она была уверена, что в любом месте мира дар цветов был романтическим жестом, особенно, когда это была красная роза. Несколько раз она получала красные розы от мужчин, которые пытались ухаживать за ней, а в последний раз - от Якоба, который однажды вечером купил ей целый букет красных роз в качестве сюрприза.       Она знала, что для Винды, женщины, делать такое, было не естественно, она знала, что должна отскочить или отговорить Винду, но она не сделала этого. Как будто ее язык замерз во рту от холода, и она просто смотрела на цветок, избегая взгляда Винды. Подумав об этом, она была не против того, чтобы эта роза вообще была романтическим подарком, и это заставило ее злиться на себя за то, что ей не нравилось это понятие. Она глубоко вздохнула и сказала: “Спасибо“, - надеясь, что ее голос звучит ровно и не дрожит.       Винда снова взяла ее за руку, и Куинни не знала, должна ли она отдернуть ее, потому что, если ей нравится тепло другой женщины, находящейся рядом с ней, как это может быть неправильно? Каким-то образом Винда, казалось, почувствовала, что что-то не так, потому что она посмотрела на Куинни через плечо и подняла бровь.       “Хотела бы ты, чтобы мы вернулись в замок? Они скоро подадут еду, если я не ошибаюсь."       “О, если хочешь. Я…- Куинни вздохнула.- Да. Давай вернемся. Холодно, и я проголодалась“. Она глубоко вздохнула и посмотрела в глаза Винде, и снова ей захотелось, чтобы она могла читать ее так же, как и всех остальных, чтобы знать, что именно она думает и какие следует сделать выводы. Она не хотела отделяться от Винды только потому, что она что-то неверно истолковала.       “Тогда давай вернемся. Я не хотела бы, чтобы ты заболела или умерла с голоду.“ Изумительный тон в ее голосе был все тем же. Шаги стали немного быстрее, Куинни поскользнулась на снегу и не упала только потому, что все еще держалась за руку Винды.       “Ты уверена, что все в порядке?“- с непритворным беспокойством в голосе спросила Винда, посмотрев на Куинни.       "Да. Я в порядке, не волнуйся.“       “Тогда хорошо“. Когда они начали идти в этот раз, это было медленнее, как будто Винда волновалась, что она снова споткнется. Они шли в тишине рядом друг с другом, и Куини была уверена, что мысли в ее голове можно услышать даже без легилименции.       Винда была хороша. Очень мило, на самом деле, но она никогда не думала о том, что Винде она может понравиться так же, как Якобу. Чем больше она об этом думала, тем меньше она думала, что это плохо или даже странно, но она никогда бы не подумала, что окажется в такой ситуации. Конечно, ее коллеги-женщины относительно громко думали о ее привлекательности, но для Куини это всегда было привычно. С Виндой это было нечто иное, странное и личное.       Конечно, она знала о барах и местах, где женщины покупали напитки для других женщин, некоторые из них были похожи на обычных женщин, а другие были одеты как джентльмены. Они были предметом грубых шуток между ее коллегами, как по характеру их причудливости, так и по ненависти, проявляемой к ним со стороны немагов мужчин, предпочитавших компанию мужчин. Она тогда не находила шутки особенно смешными, но теперь они были прямо лицемерными.       Как будто это так сильно отличалось! Ненависть к любви двух женщин или волшебнику, влюблённому в немага; это в основном то же самое.       Она усмехнулась и невольно сжала руку Винды, которая бросила на нее удивленный взгляд.       "Да?"       "О, я не хотела…- начала Куинни, но затем покачала головой. - Я просто думала о чем-то“.       “Ты очень задумчивая сегодня,“ - заметила Винда и замедлила шаги. Когда Куинни подняла голову, она поняла, что они стоят перед дверью обратно в замок.       Взмахнув палочкой, Винда распахнула дверь, они покинули холодные сады и вошли в коридор в западном крыле Нурменгарда. Мгновенно Куинни почувствовала, как тепло проникает до самых костей, и расстегнула пуговицы своего пальто. Когда она подвела руки к шарфу, который надела на шею, то к ней протянулись руки в черных кожаных перчатках, и Винда наклонилась вперед, чтобы помочь ей снять его.       “Итак…,- начала Куинни, и она сделала это, даже не заметив, что она вообще говорила. - Вы с Гриндевальдом любовники, значит? “       Винда резко остановилась, и на мгновение она посмотрела на Куини в полном замешательстве. Руки Куинни едва не коснулись ее рта, когда она поняла, о чем она просила, но остановилась, когда на губах Винды снова появилась забавная улыбка.       “Я думала, что достаточно ответила на этот вопрос. Но нет, мы ими не были и никогда не будем. Скажем, мы не предпочитаем друг друга в этом плане."       “Значит, вы не любите блондинок?- невинно спросила Куинни, но ей казалось, что это до боли очевидно.       Зеленые глаза Винды не отрывались от ее голубых, когда она сняла шарф с шеи Куинни, аккуратно сложила его и отдала в руки Куинни. Затем она потянулась, и на мгновение Куинни подумала, что погладила ее по щеке, но вместо этого она взяла локон и обвила его вокруг указательного пальца.       Взгляд Винды устремился к полосе светлых волос, как будто это было самой интересной вещью во всем мире, и когда он вернулся к Куинни, это было так, как будто дюймы свободного пространства горели, и любое движение могло зажечь искру, и это подожгло бы их.       “Мне они очень нравятся “, - сказала Винда, ее голос был низким, и Куинни внезапно захотела соединиться с ней, просто чтобы что-то попробовать, когда Винда сделала шаг назад, с озорной усмешкой.       “Я думала, ты голодна?“ - спросила она, ее тон был легким, как перышко. Когда Куинни не ответила и только открыла рот, чтобы снова закрыть его, она усмехнулась про себя и жестом пригласила Куинни следовать за ней через коридор.       Куинни глубоко вздохнула и посмотрела на шарф, аккуратно сложенный в ее руках. Она все еще пыталась прийти в себя и выяснить, получила ли она ответ на свой вопрос, на который надеялась.