Люди

Я смотрел в окно, но не замечал ни проезжающих мимо автомобилей, ни сменяющихся пейзажей. Тишина казалась неуютной, но мне было совершенно не о чем разговаривать с дядей Верноном и Дадли. Когда-то, окончив первый класс, я пробовал поговорить о Хогвартсе, но мне было неприятно. Чувствавал, как тетя завидует, поджимая губы и стараясь сделать заинтересованный вид, как дядя Вернон пытается осмыслить происходящее своими критериями, для волшебника совершенно неприменимыми. В квиддич играют без подстраховки? Лестницы меняют направления, когда ты по ним идешь? Это же травмоопасно, там есть страхование здоровья и жизни? Он всегда все переводил в деньги. Но я все же любил летние каникулы, несмотря на собственное чувство неуместности в доме родственников. Потому что неуместен я был только у них, а мир — он не ограничивался домом, особенно, если не нужно делать домашние задания. И вокруг было полно людей, о том, что я волшебник, не догадывающихся. Тетя и дядя регулярно уезжали отдыхать, мы с Дадли, разумеется, ездили с ними. На неделю всегда приезжала тетушка Мардж со своими псами, и мне приходилось много врать в это время. По легенде я учился в Королевской гимназии Гилфорда, с каждым годом легенда обрастала новыми подробностями. Так, после второго курса у меня появился друг Билли, сын владельцев клиники. Наверное, про клинику мне пришло в голову, когда узнал, что родители Гермионы владеют своим стоматологическим кабинетом. Не задумывался о профессиях, привык только, что дядя Вернон управляет фирмой в Лондоне, а тетя Петуния тогда еще работала в банке, поэтому назвал первое, что пришло в голову помимо этого. Это было довольно весело, я как будто за неделю проживал год другого человека. Забавно было представлять себя совсем иным, придумывать или переделывать школьные истории, которые никогда не происходили. Раздражало на каникулах только одно — невозможность пользоваться магией. Оказывается, если девять месяцев в году, просыпаясь, использовать «Акцио очки», вместо того, чтобы найти их, то привыкаешь к этому. Приходилось специально убирать палочку подальше, чтобы я по привычке не достал ее спросонья и не использовал. Год назад я узнал, что большинство чистокровных и полукровок используют магию дома. Надзор накладывался на место жительства волшебника и на его палочку. У многих имелись палочки умерших родственников, старые и ненужные. Качество колдовства чужой палочкой, конечно, гораздо хуже, но это все же что-то. Было немного обидно, живя с магглами, и так ощущаешь какую-то отчужденность. И, главное, не знаешь, к чему стремиться. Дадли собирается выучиться на экономиста, как и дядя Вернон с тетей Петуньей, он живет в мире, который знает, он остается в нем же, возвращаясь из школы на каникулы. У нас все иначе. Думаю, Рон и Невилл на каникулах, так же как и Дадли, не выпадают из того мира, где им жить. У таких, как я, Дин или Гермиона все иначе. Нас, как щенков, выкидывают на лето за дверь. К родственникам и родителям, ни опыт, ни знания которых уже непригодны для преемственности поколений, в мир, в котором ты уже чужой, не всегда можешь поддержать разговор, многого не понимаешь и ощущаешь себя неловко. Я даже понимаю, почему мама и тетя Петунья не были дружны. Просто с какого-то периода они стали друг другу совершенно чужими людьми, которых не объединяло ничего, кроме детских воспоминаний. Тетя планировала поступать в колледж, мама собиралась заниматься изучением зелий и пыталась рассказать о значимости этого сестре, которая готовилась сдавать экзамены по математике. Не то, чтобы я совсем не люблю дядю с тетей. Но с каждым годом они становятся мне все более чужими людьми, их значимость в моей жизнь стирается. Но это лишь потому, что они знают, кто я. Общаясь с тем же Пирсом или Дэном, не ощущал, что я лишний, нахожусь не там, где должен. Потому что им можно было свободно лгать. С Дадли мне тоже вполне комфортно общаться, потому что ему интересно. Узнать о магии, Хогвартсе, о нашем министерстве. Как-то, помню, размышляли мы над тем, почему волшебники тайно не управляют всем миром, как в каких-нибудь теориях заговора, ведь если у кого и есть для этого возможности, так это у магов. Тетя с дядей не скрывали от меня, что я волшебник, поэтому в отличие от магглорожденных, я жил ожиданием письма из Хогвартса. Не то, чтобы жизнь проходила мимо меня: я учился в начальной школе, и как оказалось, это большое преимущество перед чистокровными, многие из которых были едва грамотными и писали настолько медленно, что поначалу физически не успевали вести конспекты. Мы ходили с Дадли в секцию бокса, где он достиг определенных высот, а я забросил занятия спустя полгода. Но ожидание письма и те надежды, которые я на него возлагал, во многом мешали мне. Я как будто проживал демо-версию. И попав в Хогвартс, я был разочарован. Волшебники ничем не отличались от магглов: Криса Андерса — нашего папенькиного сыночка и мажора, который кичился тем, что будет поступать в Винчестер, как и его отец, заменил Драко Малфой, такой же тощий и бледный, с таким же надменным лицом, как будто он самый молодой лауреат Нобелевской премии. Дадли заменил Рон Уизли, который пусть и не любил бокс, но был не против любой драки, при этом обладал своим собственным чувством справедливости, и так же любил покушать, нашу отличницу Кэти из начальной школы заменила Гермиона Грейнджер. Остальных я поначалу не замечал. И я чувствовал себя неуютно. На меня пялились. Мне казалось, что я чем-то не оправдал их ожиданий. Гарри Поттер, тот самый Гарри Поттер должен быть великим волшебником, а он не смог превратить спичку в иголку на первом уроке трансфигурации. С того самого Гарри Поттера каждый урок зельеваренья снимают баллы, при том, что сам предмет я вполне неплохо понимал. Наверное, наследственное, хотя мама так и не успела доучиться. Мне казалось, что я не оправдал чьих-то ожиданий. Наверное, сейчас меня бы это не задело. Тогда, в одиннадцать, когда до этого ты жил пробную версию, ожидая Хогвартса, где начнется настоящая жизнь, где появятся настоящие друзья, я решил стать лучше. Сейчас мне просто легко. Легко делать зелья качественнее, чем они выходят у Гермионы, легко даются чары, трансфигурация, нумерология с рунами. Не думаю, что программа Хогвартса сложнее программы средней школы Дадли. По его рассказам, у них там все серьезнее, только дисциплины другие. Как-то, помню, после первого курса разговорился с тетей. — Маме тоже нельзя было колдовать вне школы? — Конечно, это разумная мера предосторожности, здесь нет преподавателей, которые смогут все исправить. — Но ведь я могу забыть все, что учил в течение года! — Делай, как твоя мама. Больше читай, наверстаешь хотя бы теорию. Тетя села в кресло и некоторое время молча смотрела в окно. Шел летний, но довольно холодный дождь, он барабанил по крыше, подоконнику и окнам. В гостиной было неуютно, я бы сам никогда не стал жить в таком доме, будь у меня выбор. Все было слишком правильно, слишком добротно, слишком современно. В общем, примитивно. Разве что, комната Дадли была поинтереснее — кресло всегда было завалено ношеными вещами, на столе разбросаны кассеты, ручки, тетради. Те же кассеты неаккуратными стопками лежали на подоконнике, а на одной из стен висел постер Iron Maiden. — Какой она была? — Лили? Умной и веселой. Но в детстве мы с ней не дружили из-за ее волшебства. Родители считали ее особенной, даром божьим, на ее фоне мои успехи в учебе были ничем. Да, Гарри, — тетя Петунья, наконец, повернулась ко мне, и лицо ее отчего-то было злым. — Я ей завидовала. И была в обиде на своих родителей за такое отношение. Поэтому никогда не выделяла тебя по отношению к Дадли или Дадли по отношению к тебе. Ты умеешь колдовать и хорошо учишься, Дадли хорош в спорте, ленив, но тоже не глуп. И хитер, как отец. Вы разные. А наши родители этого не понимали. Была особенная Лили и обыкновенная Петуния. Тетя тогда замолчала, поняв, что сказала лишнего. Ее недовольное, обиженное и немного злое лицо сменилось обычным, равнодушным, и она отправила меня к себе в комнату, вспомнив, что нам в Хогвартсе на лето тоже задают домашние задания. Но я запомнил, что она завидует мне! Даже сейчас она бы с радостью отдала мои способности к волшебству Дадли и очень бы им гордилась, но ей приходится гордиться его успехами в спорте. И сестре она завидовала. Потому что мы, действительно, лучше. Вот за это я и любил летние каникулы, прекрасно понимая всю скверность собственных мыслей. Но, черт возьми, как же приятно считать себя особенным, осознавать, что ты лучше окружающих. У меня даже не было необходимости что-то доказывать, просто я всегда это знал. — Гарри, а ты ведь можешь превратить обычную бумажку в купюру? — прервал мои воспоминания Дадли, впервые заговоривший о волшебстве за последние две недели. — Пока нет. В теории это возможно, но я не знаю качественного заклинания создания копий. — Круто! Это же... это же офигенно! — Дадли, прекрати, — попытался строго сказать дядя Вернон. — Пап! Ну, это же правда круто. Представь, можно не работать, и при этом покупать все, что хочешь. Жаль, что я не волшебник. — Ничего, Дадли, как научусь, подкину тебе деньжат. — Гарри! Еще раз услышу подобные разговоры... Ваше министерство явно было бы недовольно. — Разумеется, оно будет недовольно, — я подмигнул Дадли, как бы договориваясь, что его идею нужно будет обязательно испробовать. В ответ Дадли показал мне большой палец. Шел август 1995 года, я ехал в Лондон, чтобы закупиться к школе. Дадли поехал со мной в Косой переулок, очень он уж любил мороженное Фортескью и забавлялся внешним видом гоблинов. Правда, в этот раз его пришлось уговаривать, иначе у тети с дядей могли возникнуть подозрения. Сам он вообще старался держаться от меня подальше в последнее время.