Лучший подарок

Зигмунд подошёл к ней со спины; обвиваясь единственной рукой о талию Рейн, он притянул дампира к себе, зарываясь носом в рыжие волосы. С тихим грудным смехом она чуть откинула голову, спиной прижимаясь к груди Кригера; ладонь немца ласкала живот дампира сквозь тонкий слой бархата, красного, как ягоды омелы, тёплое дыхание касалось алебастровой кожи, заставляя ежиться и льнуть к мужчине теснее, а губы скользили по шее, задевая черную бархотку. Круглый медальон с красным камнем лежал ровно в ямке между ключицами. Ладонь Рейн, затянутая в узкую черную перчатку, накрыла пальцы Зигмунда, мягко массируя костяшки; немец поцеловал завивающиеся кончики огненных локонов, поставил подбородок ей на плечо. - Вы были моей самой большой радостью в этом году, фройлян, - прошептал Кригер, крепче обнимая Рейн; рука дампира, лежащая на мраморный перилах балюстрады, сжалась в кулак, сверкнув бриллиантом на безымянном пальце. - Вот как, - протянула Рейн, стараясь спрятать дрожь в голосе; воздух пах елочной хвоей и шампанским, от Зигмунда веяло древесным дымом, кофе и хорошим табаком. Весь калейдоскоп запахов, засев в чутком носу дампира, дурманил голову; Рейн казалась себе пьяной, хотя она ещё не пила в этот вечер – ни вина, ни крови. - Истинно так, - рыжая почувствовала улыбку немца; его рука, обнимающая живот дампира, опустилась чуть ниже, всего на миллиметр, но этого оказалось достаточно, чтобы Рейн беспокойно заплясала на месте. Каблуки её вечерних туфель звонко цокнули по полу, подол платья заволновался, приглушенно мерцая в свете хрустальный люстры, тяжёлой и громоздкой, рассыпавшей радужные блики на всю залу. - Если бы я не встретил вас, я бы изнывал от тоски, - тихо продолжал Зигмунд, перемежая слова с мимолетными поцелуями, приходящимися в нагие плечи Рейн, - пусть по началу моё сердце мучилось по вашей вине, но это была сладкая мука. Рейн надменно фыркнула, чиркнув каблуком по полу. - Скажи уж, что тебе просто нравится роль шекспировского страдальца, - улыбка дампира вышла ленивой и высокомерной, как у пресыщенной светской дамы; объятия Кригера стали крепче, его рука сдавила Рейн стальным кольцом. - Обвиняете меня в притворстве, фройлян? – угрожающе прорычал немец, но дампир лишь бесстрашно рассмеялась. - Скорее, к чрезмерной тяге к театральщине, - внизу сновали горничные в накрахмаленных передниках поверх чёрных платьев и официанты в галстуках-бабочках; музыканты, важно настраивающие инструменты, в своих фраках походили на пингвинов. Шампанское пенилось и золотилось, разлитое по хрустальный бокалам, свет дробился в бриллиантовом крошеве украшений, серебряных черепах и крестах свастик, бенгальские огни рассыпались искрами, кудрявые ленты серпантинов и снопы конфетти летели на вскрикивающих дам и задорно смеющихся мужчин; среди всеобщего веселья острым камнем выделялось угрюмое лицо Юргена Вульфа. Геггенггруппенфюрер грыз мундштук, оглядывая зал сурово прищуренными глазами; круглое стеклышко его монокля поблескивало грязной льдинкой. Он шёл, скупо кивая на приветствия и поздравления, ведя под руку Минс, ради новогоднего бала нарядившуюся в бледно-розовое платье, сплошь расшитое стеклярусом. Её гладко зачесанные волосы украшало кокетливое белое перо, а поверх белой атласной перчатки запястье обнимал ажурный золотой браслет. Рейн было непривычно видеть Минс одетой словно красотка со страницы довоенного журнала, но дампир знала, что на каблуках и в платье посреди бального зала Минс не менее смертоносна, чем вооружённая на поле боя. Рыжая дернула уголком рта, видя, как Вульф, взяв с подноса проходящего мимо официанта два бокала шампанского, галантно подаёт один из них Минс. - В чем вы упрекаете меня, фройлян? – Зигмунд обнимал Рейн под грудью, говорил, прижавшись щекой к её виску. – Неужели вы не верите в мою искренность? - Отчего же? Верю, - дампир оперлась обеими ладонями о бледно-золотистый мрамор, чуть выгнув спину, прижалась задом к бедрам немца и прикусила губу, ощутив его дрожь. – Только вот выражение чувств у тебя немного… не в моем стиле. Протяжный вздох Кригера запутался в волосах Рейн. - Иногда ты бываешь такой злой, - посетовал он, вдавив рыжую в перила; дампир охнула, вжимаясь телом в Зигмунда, чья рука дерзко прошлась над линией её декольте, невесомо касаясь кожи. Рейн строптиво тряхнула головой, мазнув немца волосами по лицу. - Чушь! И вовсе я не злая. Просто ты слишком чувствительный, - откинув голову на плечо мужчины, Рейн улыбнулась и прижалась ладонью к его щеке. Зигмунд потерся скулой об её ладонь, прикрыв глаза. - Говоришь так, будто это что-то плохое, - проворчал он, подаваясь навстречу дампиру; они столкнулись носами, Рейн чертыхнулась и засмеялась, Зигмунд ухмыльнулся, поигрывая бровями, и потянулся губами к её губам, темно-красным от помады. Дампир поцеловала Кригера быстро, едва коснувшись его рта, и тут же отстранилась. Лицо арийца недовольно вытянулось, брови поползли вверх; разочарованный и недовольный, со следами помады на лице, он выглядел таким трогательным, что у Рейн защемило в груди. Она погладила Зигмунда по гладко зачесанным волосам и раздражённо прикрыла глаза, когда внизу, рассыпая блестящие конфетти, взорвалась хлопушка. - Если хочешь, можем уйти куда-нибудь, где потише, - невинным тоном предложил Кригер, игриво блестя голубым глазом. Рейн со смешком пихнула его локтем в бок. - Хитрый засранец, - проворковала дампир, касаясь кончиками пальцев пряжки его ремня. Шум давил ей на виски, постоянные хлопки, звон бокалов и визгливый смех Эмми Геринг вызывали у рыжей мигрень, а близость старшего из братьев Кригер согревала и успокаивала, под его ласками рыжая нежилась пригревшейся кошкой. Ей бы хотелось уйти из зала с его помпезной лепниной на стенах и потолке, колоннами и ёлкой, увешанной игрушками, как фюрер – орденами, но Юрген Вульф требовал обязательного присутствия на приёме всех своих офицеров. Батори Менгеле в мрачно-торжественном чёрном атласе и лице, скрытом расшитой маской, откровенно скучала в компании своего отца, Гиммлера и доктора Штрауса, Симон Кригер лучезарно улыбался обступившим его дамам, пока Вульф, выпив бокал шампанского одним махом, будто стопку шнапса, обменивался любезностями с Мартином Борманом. Фрау Борман и Магда Геббельс с неприязнью и опаской косились на Минс, застывшую изваянием за плечом геггинггруппенфюрера . Свет, отражаясь в гранях стекляруса, облачал дампира в наряд из холодных искр и огня. Пока отсутствия старшего Кригера и Рейн никто не заметил, но рыжей хотелось, что хотя бы на сегодняшний вечер все – и Рейх, и Бримстоун, - позабыли о её существовании. - Ну, что вы, фройлян? - Зигмунд с ухмылкой, не отнимая руки от талии рыжей, развернулся на каблуках и привалился к перила. – Неужели вы подумали, что я хочу заманить вас в укромный уголок, чтобы нагло и беззастенчиво воспользоваться нашим с вами уединением? - Да. Проскочила такая мысль, - Рейн положила руки на плечи немца, краем взгляда продолжая следить за людьми внизу. Такой удобный выдался случай, когда можно было прикончить всю фашистскую верхушку одним ударом, однако приказ был чётким: следить, наблюдать, не высовываться. Вынужденное промедление выводило из себя, но позволяло узнать больше и давало призрачную возможность побыть с Зигмундом ещё немного. Рядом с ним Рейн забывала о войне, о сердце Белиара и о собственной семье, стае кровожадных упырей, каждому из которых она бы с радостью пустила серебряную пулю в лоб. Мысли о дражайших родственниках залегли злыми складками в уголках рта, отразились острым блеском в дымчато-голубом взгляде; уловив изменения в настроении Рейн, Зигмунд притянул её к себе и прижался лбом к её лбу. - Давай уйдём, - искушал он рыжую взглядом, голосом, прикосновениями, но дампир грустно улыбнулась и покачала головой. – Ну же, любовь моя, решайся. О нас никто и не вспомнит, вот увидишь. Побудем немного вдвоём прежде, чем вновь взяться за строительство великого будущего для не менее великой Германии. - А как же твой брат? – Рейн кивнула в сторону Симона, рядом с которым пунцово-красная фрау Геринг томно обмахивалась кружевным платочком. Кригер коротко пожал плечом, даже не взглянув на близнеца. - Он не будет скучать – слишком увлечён, красуясь перед барышнями, и не расстроится, если мы с вами отлучимся ненадолго. Или, - немец легко поцеловал рыжую, прихватил губами её нижнюю губу, - на всю ночь. Рейн нахмурилась, поджав губы, онемевшие от сладости поцелуя. Соблазнительно было сбежать из этого гадюшника, но разве она могла? Зигмунд ласково отвёл волосы дампира, пламенеющие в свете хрустальной люстры, за ухо, пальцами очертил щеку и линию подбородка, спустился к шее. Веки Рейн дрогнули, опускаясь, тень от ресниц упала на щеки; Мартин Борман гавкал очередной высокопарный тост, размахивая бокалом, и едва не окатил шампанским уже захмелевшего Геббельса. Юрген Вульф презрительно кривил тонкие дряблые губы, Минс успокаивающе гладила его по плечу. Конец тоста ознаменовался довольными криками и аплодисментами, вальс грянул в унисон со звоном бокалов, на паркете закружилась пары. Доктор Менгеле вывел на танец дочь, Гейдрих пригласил фрау Геббельс, но по залу пронёсся вздох изумления, когда геггинггруппенфюрер, обнимая Минс, закружил её в вальсе. - Видите, фройлян, - все развлекаются. Пора бы и нам немного подумать о себе. Он отступил на шаг, и Рейн почувствовала себя ужасно одинокой, но в следующий миг Кригер протянул ей руку, коварно улыбаясь, и дампиру, счастливой от влюблённости, захотелось смеяться и плакать одновременно. Его открытая ладонь была опасной для рыжей, будто медвежий капкан: вложи пальцы – и уже не отпустит, но Рейн смело приняла его руку, сквозь перчатку обжигаясь о его ладонь. - Моя бесстрашная фройлян, - прошептал Зигмунд, притягивая девушку к себе для нового поцелуя, быстрого, бьющего прямо в сердце. Крепко держа её за руку, немец потянул рыжую за собой; их шаги терялись в торжественных звуках вальса, Рейн шла, придерживая подол и борясь с отчаянным желанием сорваться на бег. Быстрее, быстрее, подальше от Вульфа, Бормана, Геббельса, этих фашистских ублюдков с их гнилой идеологией. Умом Рейн понимала, что идёт, петляя по тёмным коридорам вместе с нацистом, таким же, как Гейдрих и Менгеле, но сердце девушки отказывалось это принимать. Поэтому она все-таки побежала, и Зигмунд вместе с ней, крепко сжимая её ладонь. Они неслись по коридору, смеясь, как дети, а вслед им летело эхо вальса. Впервые после становления членом ГГГ Рейн почувствовала что-то похожее на счастье. Кригер, задыхающийся после бега, налетел плечом на дверь, тускло мерцающую в полумраке полированный ручкой, и ввалился в комнату, оказавшуюся библиотекой, вместе с Рейн. Дампир ударилась грудью об его спину, вцепилась в плечи немца, сминая в пальцах пустой рукав кителя. Она видела в темноте куда лучше обычного человека, и заметила выступившие из полумрака шкафы, заставленные книгами, напольный глобус, шахматный столик и чучело медведя, стоящее в углу на задних лапах. Он свирепо щерил клыки на незваных гостей, шахматные фигурки из янтаря и слоновой кости стояли неправильно, а сквозь неплотно прикрытие дверцы шкафа лился запах грушевого бренди и горького шоколада. Рейн едва успела принюхаться, как оказалась прижатой к тяжёлому письменному столу с малахитовой столешницей: Зигмунд, подхватив её под спину, усадил дампира на стол и втиснулся между раздвинутых коленей Рейн. Платье жалобно затрещало, рыжая выдохнула, ошеломленная напором, и в то же мгновение губы немца накрыли её рот. - Я так долго этого ждал, - жарко прошептал Зигмунд сквозь поцелуй; Рейн обнимала его за шею, гладила по затылку, зарываясь пальцами в волосы. Единственной рукой Кригер шарил по телу дампира: гладил спину, плечи, бедра, зацеловывал её лицо; рыжей только и надо было подставляться его жадным губам. Выгнув спину, она оперлась рукой о прохладную, гладкую столешницу; Зигмунд, держа рыжую под поясницу, зарылся лицом ей в грудь. Рейн низко рассмеялась, прижавшись щекой к его макушке; пол и стены задрожали от громоподобных аплодисментов: на бал приехал сам фюрер. - Мы не так уж давно знакомы, - пробормотала Рейн, сжимая в пальцах волосы Кригера; ей нужно быть внизу, встречать Адольфа Гитлера вместе с Вульфом и Минс, как и Зигмунд, но вместо этого она, коленями обнимая немца за бедра, прижимала его к себе, пока он целовал её грудь. Соски ныли от желания, тяжёлый жар копился внизу живота, кровь тягуче текла по венам. Заведя руку за спину, Рейн дернула за язычок молнии на платье; одновременно Кригер потянул зубами край декольте вниз, и грудь дампира выскочила из лифа. - В самом деле? А мне казалось, мы знакомы всю жизнь, - хрипло ответил немец прежде, чем сомкнуть губы вокруг развратно торчащего соска. Прикосновение горячих губ и нежная ласка языка вырвали стон из пересохшего горла рыжей, едва не роняя её на стол. Пальцы на ногах свело приятной судорогой, кожа горела от поцелуев Зигмунда; потянув его за волосы, Рейн вынудила Кригера поднять голову и поцеловала его жадно, вторгаясь языком в его рот. Выходило совсем не романтично: влажно от слюны, до боли вжимаясь в губы друг друга, но им было так хорошо, что хотелось только больше. Рейн взяла лицо Зигмунда в ладони, впиваясь в его рот языком, острым и алчным, словно жало, Кригер ответно ласкал его своим, обволакивал, втягивал в теплый рот, пальцами оттягивая бархотку на шее дампира. Твердые костяшки упирались ей в горло, смятая ткань вминалась в кожу, тонко позвякивал медальон; в бальной зале грянул величавый марш, сотрясший особняк, но Рейн и Зигмунд едва его заметили. Даже если бы советские войска принялись палить по дому из крупнокалиберных орудий, они бы не обратили на них внимания. - Останови меня, - внезапно попросил немец; его хватка на шее рыжей ослабла, ладонь чинно опустилась на плечо, но пальцы закаменели от напряжения. Рейн тряхнула волосами, осоловело моргая, грудь лениво качнулась, дразня острыми сосками, и Зигмунд голодно сглотнул. - Зачем это? - немец хотел отстраниться, но дампир положила ему руки на пояс, не отпуская. - Ты, что, специально заманивал меня сюда, чтобы потом дать задний ход? - Нет, - светлые волосы, растрепавшись, падали ему на сосредоточенно наморщенный лоб. - Потому что я хотел не так. Признаться, я представлял себе все в более романтичном ключе. - А по-моему, романтики и так у нас хоть отбавляй, - Рейн коленями стиснула бедра Зигмунда, закинув руки ему на плечи. - Сегодня новогодняя ночь, и у нас праздник только на двоих. На троих, - она досадливо поморщилась, - если считать твоего неугомонного братца. - Снова ты надо мной смеешься, - вздохнул Зигмунд удрученно, но через секунду улыбнулся и снова поцеловал Рейн, но уже куда нежнее, заставив ее почувствовать себя девицей в шелковом платьице, встречающейся со своим женихом под цветущей яблоней. Тепло разлилось по всему телу, сосредоточившись внизу живота; рыжая лобком вжималась в пах Кригера, чувствуя, что у него стоит. Она толкнула немца животом, вынуждая отстраниться, поставила ноги на пол; каблуки стукнули по полу в унисон с первым ударом часов; до нового года оставалось еще два часа. Рука Зигмунда обхватила ягодицу Рейн, но она, смеясь, ударила его по запястью. - Не распускайте руки, герр Кригер, - рыжая погрозила ему пальцем, - что-то вы больно прыткий для того, кто недавно хотел, чтобы его остановили. - Но не остановили ведь, - он шагнул к дампиру, на ходу звеня пряжкой ремня; Рейн хотелось бы увидеть его без одежды, ее не пугали шрамы и отсутствие конечности, но времени у них было немного, а хотелось так, что ноги подкашивались. Пока Зигмунд одной рукой боролся с ремнем, рыжая бесстыдно задрала подол, обнажив ноги в черных чулках и подвязки. - А я представлял, что ты не носишь нижнего белья, - признался Кригер; Рейн повернулась к нему спиной и бросила через плечо игривый взгляд. - Иногда - не ношу, - она вильнула бедрами и со свистом выдохнула сквозь зубы, почувствовав его пальцы у себя между ног. Зигмунд гладил, мягко надавливая, сквозь ткань трусов; у Рейн затряслись ноги, она упала животом на стол, чуть отставив зад, и невольно сжалась, ощутив, как его пальцы касаются голой кожи. - Я не хочу сделать тебе больно, - клитор катался между его пальцев бусинкой, все тело дампира горячечно пылало, отзываясь на ласки. - И не сделаешь, - прошипела Рейн, подкидывая бедра, пытаясь насадиться на пальцы, получить больше, утолить голод, выворачивающий ее нутро на изнанку, но Зигмунд продолжал действовать с предельной осторожностью и нежностью, забираясь рукой между ног рыжей. Когда он медленно, чертовски медленно ввел в нее один палец, Рейн была готова выть и грызть край стола. В ней Зигмунд двигался тоже медленно, водя остальными пальцами между влажных складок, истекающих влагой, словно спелый манго - соком, и щекоча тугой выступающий бугорок клитора. Рейн дышала тяжело и хрипло, царапая ногтями столешницу, сжалась вокруг его пальца и застонала, когда по телу прошелся внутренний трепет. Рейн была напряжена и взвинчена, как голодный зверь, которому дали понюхать кусок мяса, но не позволили поесть. Зигмунд, такой напористый в самом начале их вечера, совершенно не торопился, лаская ее протяжно, смакуя каждый стон Рейн. Зло мотнув головой, отбрасывая упавшие на лицо волосы, дампир посмотрела на него через плечо; ее потемневшие глаза горели в полумраке как у кошки. - Что такое, моя фройлян? - Кригер потянулся к рыжей, чтобы поцеловать, но девушка зло отвернулась, и его губы влажно мазнули по ее щеке. - Скажите, что вы хотите? - Будто ты не знаешь, - прорычала Рейн, стискивая зубы. От звуков тихого грудного смеха немца вдоль позвоночника прошлась вереница мурашек. - Я хочу, чтобы вы это сказали, - он вошел в нее двумя пальцами, задвигался быстрее, толкая дампира к столу. Рейн билась животом о край стола, а ягодицами звонко шлепалась об его руку. - Что, теперь ты решил надо мной посмеяться? - усмехнулась она, ненасытно насаживаясь на его пальцы. Третий палец и бешеный темп вырвали из горла дампира сдавленный крик. - Отнюдь, - подойдя в рыжей вплотную, Зигмунд поцеловал ее в плечо и сдвинул трусы в сторону; его член лег ровно между ягодиц Рейн, и она принялась азартно подкидывать зад. Член скользил между половинок, распаляя еще больше; Кригер, скрипнув зубами, вытащил пальцы, жемчужно блестящие от осевшей на них липкой влаги, и подхватил Рейн под живот. Член проехался между бедер дампира, рыжая, застонав, шире расставила ноги; она выпрямилась, прижавшись спиной к груди Зигмунда, ходящей ходуном, и, заведя руку за голову, обхватила ладонью его за затылок. Повернув голову, Рейн нашла его губы, вжалась в них ртом; лицо ее сморщилось, и она вскрикнула, как от боли, когда идеальный арийский член Кригера скользнул в нее. - В такие моменты я жалею, что у меня всего одна рука, - пробормотал Зигмунд в губы Рейн. Пряжка ремня глухо звякала, ударяясь то об его ногу, то об стол, грудь дампира подпрыгивала в такт толчкам; Кригер бился бедрами о зад рыжей, забирая в горсть ее живот. - Хотя и двух рук мне было бы недостаточно. Рейн в ответ застонала, не в силах что-либо говорить. Пересохшее горло саднило, каждый новый стон обдирал его до крови изнутри, сердце норовило проломить грудь изнутри. Продолжая одной рукой держать немца за затылок, она впилась ногтями второй в его бедро, чувствуя, какое оно твердое от напряжения. Внутри все сжалось, перекручиваясь, заставляя Рейн поддавать бедрами, а Зигмунда толкаться в нее быстрее и сильнее, исступленно колотясь о покрасневшие ягодицы. Его брюки свалились к коленям, ноги дампира скользили по полу, разъезжаясь, будто она стояла на льду. Кригер пыхтел и рычал что-то неразборчивое на немецком, мокро целовал плечи и спину Рейн, мял ее грудь, выкручивая соски, а рыжей было все мало. Пока Минс изображала на новогоднем балу послушную собачку Рейха, Кровавая Рейн сладко принимала в себя член фрица, верного идеалам Гитлера до зубовного скрежета. Эта мысль, рука Зигмунда, сминающая ее грудь, и его член внутри нее, заставила дампира выгнуться дугой, затрястись мелко и обессиленно упасть на стол, пока немец, еще не насытившийся, продолжал биться об нее. Рейн вздрагивала, принимая каждый его выпад; Кригер держал ее за бедро, вминаясь пальцами в ягодицу; когда он вдруг замер, а потом его тело свело судорогой и затряслось, будто в припадке, и из груди вырвался стон, больше похожий на рык, внутри стало влажно, так влажно, что потекло по ногам и закапало на пол. Это было так... по-человечески, но от того было еще слаще. - Ну... с новым годом, - просипела Рейн и сдавленно рассмеялась над собственными словами; Зигмунд промолчал, прижимаясь щекой к ее спине. Он все еще был в ней и не торопился вынимать, а рыжей совсем не хотелось его отпускать. Дампир была готова простоять так всю ночь, чувствуя Кригера в себе, но внизу ее ждала Минс, и Юрген Вульф явно будет недоволен их отсутствием. До нового года оставалось чуть меньше часа, следовало спуститься вниз до полуночи и речи фюрера, но у дампира не было сил поднять голову, однако каждая мышца ее тела застыла, напитываясь напряжением, когда Зигмунд, поцеловав ее в рыжий затылок, прошептал: - Вы - мой самый лучший подарок, фройлян Рейн. - Не сомневаюсь в этом, - нахально откликнулась дампир, чувствуя, как горит ее лицо. Говорят, что как новый год встретишь, так его и проведешь; если это правда, то Рейн была совсем не против провести все двенадцать месяцев с Зигмундом Кригером.