Назад бы уехать...

      Что ты сделал со мной, бесстыдник? Мало тебе?       Я срываюсь на крик, взглядом провожая тебя в неизвестность. Я не выдерживаю, сыплю вслед тебе обидные слова, что так ранят душу, но мне легче не становится. Так странно, но больше я не могу молчать. Снова это заставляет меня вспомнить. А что это? Что такое ты оставил со мной, хлопнув дверью? Это что-то постоянно напоминает о тебе, я не могу на это смотреть, потому что мне больно. Это не вещь, это пустота, абстрактность, для которой не существует слов.       Это незримое воспоминание.       И оно очень метко колет сердце, мне становится невыносимо больно, а оно не унимается, словно играет со мной…       А ты вспомни хоть раз, какими мы были тогда. Что говорило в нас ровно семь лет назад?       А ты говоришь, что не помнишь. Обманываешь, ведь детство не забывается. А ты вспомни, как хорошо нам было когда-то. Как говорили мы с тобой часами напролёт. Как бродили мы по этим широким незамысловатым улицам, точно зная, что нам никогда не светит поселиться в одном из этих домов. Наш удел — мчаться отсюда, да подальше, минут сорок в этом «старом вагоне», как говорил ты, словно презирая те моменты. А ты ещё говорил, что всё, что видишь, — всё ерунда, когда-нибудь всё изменится. Ты уже тогда верил в эти глупые сказки, ты и сейчас продолжаешь в них верить.       А я пожимала плечами в силу своего возраста, не зная, как и возразить тебе на такие обидные, как мне кажется уже сейчас, слова, но никогда не воспринимала их всерьёз.       Знаешь, всё действительно изменилось, как ты и хотел, да вот только я выросла. За последние семь лет столько слёз было моих пролито, я срывалась на крик и была в отчаянии раза три, но ко мне никто так и не пришёл, а ведь я просила тебя о помощи. Странно было бы выслушать мою просьбу, когда она такая странная… Да ты и не пришёл ко мне: ты испугался прошлого. Тебя вообще мало что интересует, хоть ты и клялся мне в вечной верности, когда мы были там, где и правда было хорошо. А здесь ты сбегаешь от меня, быть может, бежишь назад, туда, где прошло наше детство?..       Я напрягаю память на что-то немыслимо далёкое от меня, кажущееся мнимым теперь, и мне удаётся.       Ты знаешь, там нет тебя. Там есть улицы с низкими и красивыми домами, а на них ведь кипела жизнь, а сейчас для меня будто всё замирает, потому что нет там меня…       И всё же есть одно напоминание о тебе. Когда-то давно, когда ты обещал мне счастливую жизнь, представляешь, даже на память о себе подарил кольцо, красивое такое, с двенадцатью ярко переливающимися на свету брильянтами, равномерно распределёнными по длине окружности. Это было несказанно дорого для меня, но тогда ты действительно стремился меня обрадовать, не то что сейчас…       Я даже носила его, не снимая, гордилась твоим подарком. А ты же сам забыл о нём и подарил мне ещё одно спустя годы, да и камней на нём в разы было больше. Тогда для меня это не было чем-то важным.       Теперь это приобрело скудную значимость в моей жизни. То, что поменьше, украшает теперь мой мизинец. Это так странно, но теперь я горжусь… И плачу. Теперь уже плачу, когда ты ушёл. Знаешь, я частенько его снимаю, когда рядом нет никого. Словно через линзу или маленький экранчик, я смотрю через него на мир и пытаюсь вспомнить то, что со мной было.       Воспоминаний и правда много, ведь гуляли мы каждый вечер.       Если вписать в кольцо прямоугольный треугольник большим углом вверх, можно увидеть, что именно делали мы, как мы шли и над чем смеялись в тот момент.       Когда я вспоминаю что-то важное для меня, один из камней будто загорается на моих глазах, сияет ярче, чем остальные, и воспоминание начинается…       Песня плывёт...       Там, где справедливо бы расположился меньший катет, обрываясь на гипотенузе, я прочту тебя, как раскрытую книгу. Я узнаю о тебе всё буквально с помощью одной истории, длинной и долгой, которую ты мне тогда рассказывал.       А в самом верху ты мне стихи читал, голову склонив, такие смешные, что мы оба падали, но всё же шли дальше, по той улице, что теперь я вспоминаю, когда мне горько на душе, там ты когда-то в любви мне признался.       А в правой точке треугольника, в этой сожжённой уже теперь треноге основы котла, воспоминаний я помню обратный путь из этого прекрасного мира к нам, в реальность, с редкими домами и огромными неизведанными территориями, и мы же сами были разведчиками: дружно разгребали траву с наш рост летом и утопали в сугробах зимой. Но никогда не заблуждались и всегда возвращались домой       Там новостройки сейчас. И ты ушёл, дверью хлопнув, словно отказался от нашего спецзадания, — всё осмотреть.       А я-то всё помню. Мне важно это было. И своим уходом ты заставил меня прокрутить в голове всё ещё раз.       Ещё и ещё я кручу в голове тот прекрасный закат, — а ведь нас тогда не пустили ночью гулять, мы, как бунтари, сами поехали, куда глядят глаза. Ты знаешь, я очень жалею, потому что мне кажется, что я никогда не смогу этого повторить.       Я будто и сейчас нахожусь там, в месте, где ты меня поцеловал впервые. Да ну, зачем я себе сердце опять терзаю.       А воспоминание снова возвращается, и стучит оно не в голову, а в самое сердце.       Ты знаешь, я в те моменты не о тебе думала. Я просто смотрела на этот огромный город свысока и не ощущала себя его частью. Всё потому, что уезжаю я отсюда, уже через несколько дней я буду лишена этого места. — Почему мы не воробьи… — Я сказала это быстро, так, что расслышать было этого нельзя. Да и никому не нужно, кроме меня.       Ты закрыл мой рот рукой — видимо, услышал. Ты не любил, когда я так говорила. Ты велел мне открыть глаза и никогда не оборачиваться. — Я же буду с тобой… Так зачем ты…       А за нашей спиной возвышался университет из наших лучших детских грёз… Ты разве забыл, что мы здесь мечтали учиться когда-то?       Ты опять за своё, ты невыносим. Ты словно кричишь: «Я ухожу», и этот крик заставляет дёрнуться всё внутри меня. Я застываю на мгновение, не в силах даже пошевелиться. Смотрю на тебя огромными глазами от удивления, а ты мне назло повторяешь. Я падаю перед тобой в слезах, ты уже собираешься утешать меня. А ведь мы договаривались расстаться по-человечески, чтобы никто из нас ни в коем случае не плакал, ведь друг друга не любим, и ты знаешь, я своё слово всегда держу.       Сердце поёт..       — На мне планета не остановилась, в мире столько ещё замечательных парней, — ты кладёшь меня к себе на колени, а я привстаю: мне не нужна твоя забота, когда в ней нет ни капли искренности. Точнее, она мне не нужна. А ещё точнее, я просто мечтаю, чтобы ты поскорее ушёл.       Я привстаю на диване, заглядываю в глаза и буквально умоляю тебя:       — Поехали назад…       Ты не понимаешь меня. Ну и правильно, дано ли тебе понять. Я говорю так тихо, ещё не отойдя от шока. Мне не нужны твои лишние расспросы. Я и сама вижу, что нужны комментарии, но я пока что не в силах их дать.       — Поехали назад, — уже выходя из себя, осипшим голосом от затяжной истерики прокричала я.       Я пытаюсь выдернуть с мизинца маленькое колечко: оно стало мне слишком мало.       — Забыл… Да, забыл, как гуляли мы? А ты помнишь, как шли мы, а машины стояли, — я начала смеяться сквозь плач. — А турникет ты тоже забыл? Да, вот тот самый турникет в метро, — я, наконец, выдернула кольцо с пальца и зажала в ладони, — а я их больше всего боюсь. А там нет их…       Я начала снимать второе кольцо, больше.       — Ты помнишь, как заблудились мы в этих бесчисленных подземных переходах… А я обожаю в долгих и изматывающих переходах смотреть на поезда… А ты вспомни, как мы слушали, когда поезд отходил, и там так смешно объявляли остановку с английским акцентом. А остановки такими красивыми были, помнишь, одна на другую не была похожа. Ты забыл, как встречались мы около столба, на котором сердце с руками висело: это было нашем местом встречи, которое мы никогда не меняли, хоть и назначение у этой странной таблички для нас, людей, имеющих другое мнение об этом месте уже с рождения, было другим. Ты забыл, как бесцельно катались мы по одной линии от начала и до конца, а потом опять в начало ехали, а ещё название у неё такое трудное, что с первого раза не скажешь, а если быстро произносить, то подумать можно, будто скороговорка это. Ты помнишь…       Эти слова…       Я недоговорила, ты толкнул меня, чтобы уйти. Я взяла кольцо побольше той же рукой так, что маленькое оказалось в нём ровно посередине.       — На, забирай! — И я протянула тебе руку.       О тебе…       — Я еду туда, — сказал ты, и раздался гулкий хлопок дверью.       Больше я тебя не видела. Знаешь, как-то пусто стало в один миг.       С ещё большими слезами и протянутой рукой весь остаток дня я пролежала на диване. Я кричала в голос, но никто не пришёл…       А мне ты и не нужен, без тебя жизнь-то лучше. Не тебя я люблю так сильно. Назад бы уехать, да поскорее.       Я же сдержала слово?