a hundred daggers

«совсем скоро я сомну этот чертов листок и выкину в мусорное ведро, а пока… здравствуй, кристофер. помнишь меня? пишу на этой пожелтевшей бумаге тебе уже третий раз и каждый раз выбрасываю свои мысли в дальний угол моей пыльной комнаты, где жуткое тиканье настенных часов сводит меня с ума, медленно, но верно. знаешь, после твоего ухода моя жалкая жизнь превратилась в очередную цепь неудач и громких разочарований. я была сломлена, но училась игнорировать боль. в моем доме не осталось ни одной живой вазы, а мои ноги каждый вечер встречаются с сотнями осколков на холодном паркете. я не знаю, как перестать прислоняться спиной к одинокой стене и не знаю, как перестать вспоминать грубую кожу твоих рук. мои щеки превратились в сухую корку, а глаза можно со смелостью назвать красным морем. морем, в котором я постепенно тону. помнишь тот пышный бал в доме браунов? мою шею окольцовывала невзрачная подвеска, а до самого локтя красовались карнавальные перчатки. я взяла в руки небольшой бокал искрящего шампанского и оглянула весь зал; было душно, легкие немного сковывало и сжимало, пока я отбивала ритм подошвой недорогих туфель. на мое плечо упала чья-та рука, и я заметно дернулась, позволив напитку расплескаться на блестящее платье. впопыхах я повернулась; мое лицо выражало полное недовольство ровно до того момента, пока глаза не встретились с твоими. горький шоколад с лесным орехом. клянусь, если бы ты был солнцем, то я была бы ванильным мороженым, безостановочно тающим под твоим лучезарным взглядом. ты сделал книксен и положил мне в руки салфетку, виновато улыбнувшись. помню, как я безрассудно махнула рукой, потому что что-то не позволяло мне держать злобу на тебя; может быть, твоя прекрасная родинка над верхней губой или ямочка на правой щеке, но мои ноги буквально выворачивались коленями назад от твоего вида. ты подал мне свою руку, когда по залу приступила разливаться волшебная мелодия. я сильно засмущалась, но все равно вложила свою ладонь и переплела наши пальцы, когда ты отвел нас в самый центр золотого зала. я полностью растворилась в головокружительном вальсе; ноги сплетались между собой, но сами несли меня за тобой. мы кружились от одного угла гостиной в другой, в третий и в четвертый, не замечая окружающих нас гостей и их восторженных взглядов. твои руки плясали где-то на моей пояснице, проезжаясь по позвоночнику к шее и обратно; своими действиями ты пробуждал на моей девственной коже миллион мурашек, ты заставлял мое дыхание сбиваться и кончиками пальцев дотрагивался до моих закрученных пшеничных локонов. когда музыка подошла к своему так неохотного мною концу, я не хотела отпускать твои плечи; твой парфюм засел где-то в грудной клетке, играя пальцами на моих ребрах. перед глазами все плыло; ты поцеловал тыльную сторону моей ладони и отвел к столу, где предупредил меня о своем отлучении, которое представляет из себя всего несколько минут. я благородно согласилась, хотя желания отпускать тебя не было совсем. всего за жалких пол часа ты стал для меня тем самым кислородом, без которого люди не могут прожить и дня. я мирно стояла у столика, выжидая твоего обещанного возвращения. теребила подол блестящего платья, на котором виднелось пятно от шипящего напитка, и поглядывала на огромные часы на стене. минуты тянулись бесконечно долго, жизнь в этих четырех стенах кипела, но совсем скоро старый механизм пробил полночь, что означало твое отсутствие ровно в час. я немного поникла и грустно хмыкнула, накидывая на плечи серое пальто. я думала, что мы больше никогда не увидимся. но нет. это было скучное воскресенье; я стояла на кухне и пекла имбирное печенье. был рождественский день; моя семья пригласила в гости каких-то неизвестных мне друзей по работе, и я взяла на себя ответственность за прекрасный ужин. по дому цедил запах теста и карамельных конфет; я долго возилась у плиты, стараясь сделать еду как можно вкуснее и симпатичнее, на что у меня ушел весь день. скоро наступил вечер. в столовой мерцала гирлянда, и в входную дверь наконец-то постучали; по телу пробежалось легкое волнение, и я с трепетом дернула ручку. передо мной оказалась невысокая дамочка лет тридцати и ее супруг – мужчина такого же возраста на взгляд. я поприветствовала их и пригласила за стол, приняв на себя обязанность убрать их верхнюю одежду. я уже собиралась идти ко всем гостям, но в дверь снова кто-то постучал. моему удивлению не было предела, когда на пороге я увидела тебя. в своем черном облегающем пиджаке ты выглядел слишком красиво и до безумия прекрасно. я видела твое лицо и хорошо понимала, что ты был поражен не меньше. мы сидели за столом вместе, ты держал мою руку и рассказывал о себе все больше. я узнала, что твои родители работают вместе с моими, что твою собаку зовут джо, и что каждую субботу ты катаешься на коньках. честно признаться, я впитывала твои слова как губка, запоминала каждую букву и плавилась от твоей улыбки. я наконец узнала твое имя, оно было так звучно и мелодично, как тягучая карамель тянулась по моему языку и заполонило каждую клеточку моего мозга. я влюбилась в тебя, как наивное дитя, как верный пес в своего хозяина; ты решил приходить ко мне каждый вечер, убаюкивал своими словами, обжигал мою тонкую шею мятным дыханием, когда мы лежали на мягкой кровати. ты говорил, что мои волосы пахнут клубникой и каждый раз целовал меня в макушку. и, о боже, как же это банально, но ты стал моей опорой и моим смыслом, моим другом, моим приятелем и любовью всей моей чертовой жизни. может быть, я слишком наивна. может быть, я слишком бесхребетна, но ты когда-нибудь таял во мне так же, как я таяла в тебе? я надеялась на это, долго хранила ту нежность и тот жар к твоей персоне в своем крошечном сердце, охраняла и обороняла как зеницу ока, пока ты все не растоптал. своими ногами ты прошелся по моим ребрам, сломал их, перевернул мой внутренний мир с ног на голову, а потом хлопнул дверью. я до сих пор прокручиваю этот худший отрывок в своей жизни, как пленку старого кино на пыльном проекторе. собственноручно втыкаю тысячу кинжалов в окровавленное сердце. теперь самобичевание – то, чем я живу. то, что я ем по утрам и запиваю в обед. а ведь было все так хорошо. ты позвонил мне на мобильный, и мы договорились о встрече. мой желудок совершил тройное сальто, когда я услышала твой серьезный голос, но не придала этому столь огромное значение. на улице было морозно, ноги покалывало, но это все было лишь глупой мелочью по сравнению с тобой. такой родной и любимый ты стоял передо мной, несколько раз пытался сказать что-то, но каждый раз не решался. твои слова застревали где-то в глотке, поэтому я принялась невероятно нервничать и стучать ногой по снегу. не поверишь, как я хотела прикоснуться своей кожей к твоей, дотронуться рукой до твоей щеки и почувствовать мяту на своих губах, но ты не дал мне этого сделать. с каждой минутой пугал меня все больше, строя кирпичную стену вокруг себя. честное слово, я могла найти на своей голове несколько седых волос, пока ты стоял передо мной, решаясь сказать что-то. и знаешь, лучше бы я поседела вовсе, чем услышала то, что мне пришлось услышать. ты признался мне во всем, абсолютно во всем, и хрустальные слезы застывали на моих глазах, накапливаясь в большую лужицу. ты предал меня, и я никогда тебе этого не прощу, хотя ты ни разу и не просил прощения. ты изменил мне; за моей спиной ты целовал другую девушку, за моей спиной ты шептал на ухо совсем другие комплименты девушке, чье имя тебе так и не хватило храбрости сказать. да и знать я особо не хотела. ты полюбил другую, хотя я и не уверена, любил ли ты меня. проведенное с тобой время, казавшееся мне золотыми блестками, превратилось в серый пепел и разлетелось при помощи ветра. разлетелось так же, как и мое доверие к кому-либо. так же, как и моя нежность и забота к чему-либо. так же, как и мое умение любить. браво, кристофер шистад, но ты растоптал меня безвозвратно».