cat (no) girl

Мое детство было коротким и холодным — наверное, тут было бы уместно сравнение с русским летом — большую часть времени занимали тренировки и учеба, но это никак не могло отразиться на воспоминаниях о мимолетных, порой длиной лишь в пару минут, перерывах на отдых. Тогда я имела право опуститься на досчатый пол и подумать о чем угодно. Мысли всегда менялись в зависимости от возраста — в пять-шесть лет это были мечты о счастливой жизни с прекрасным принцем, но становясь старше, я все жёстче и жёстче воспринимала окружающие меня суровые реалии, желая только выжить, найти себе место среди всех этих людей. Помню, как, после изнурительных уроков хореографии, падала на твердый матрац и забывалась во сне, не испытывая ни голода, ни жажды, теряясь в слабости собственного детского тела. Все, что мне было позволено в такие моменты — моменты, когда определенно не хватало поддержки и тепла родных — слышать шорох крохотных шажков, поднимающихся от ноги к голове, а после, по традиции, ощущать влажное опаляющее прикосновение розового язычка. Да, это и правда заставляло мою душу трепетать, ведь несуразное существо всегда, что бы ни случилось, приходило ко мне, терлось мокрым носом о мою щеку и удовлетворенно мурлыкало — наконец-то ты вернулась! Черный комочек шерсти на коротких лапках, имя которого — Мария, что значило ≪любимая, желанная≫. Впрочем, вряд ли кто-то вдавался в подробности имени, потому все кликали ее по-простому, Машкой, Мишкой или Маней. Хвост кошечки был изломлен в двух местах; тогда я думала, что это проделки местной ребятни, но, зная сейчас особенности некоторых пород, могу предположить, что она была бобтейлом. И дело не только в ее изувеченном хвосте — вовсе не только потому мне кажется, что мой котенок был необычным. Скорее даже из-за ее удивительной манеры поведения, походки, характера и пленительного взгляда. Машенька всегда вела себя так, словно она была главной звездой во всем мире, кичилась, бегала за всеми, задрав хитрую мордочку кверху. Также она очень обижалась, когда ее игнорировали, взмуркивала и пыталась прикусить — не важно, за что — за ногу, руку или же вовсе за ухо, главным было внимание. Взгляд всегда пробивал меня на подсознательное ощущения огромного уважения — твердый, он был полон безграничного благочестия и достоинства, что постоянно поражало сознание — как в таком хрупком тельце может содержаться столько величия? Но было и что-то еще, что-то, что всегда заставляло улыбнуться, отвлечься от суеты и проблем. Мишка, с характерным мурчанием, всегда бежала навстречу, а в ее голубых глазах-бусинках блестели задорные искорки, смена которых на ≪взрослую≫ величественность, которую кошечка так явно пыталась всем доказать, вызывало если же не смех, то точно ухмылку. Мне было где-то около десяти, когда меня впервые ввели в настоящий зал для настоящих тренировок — помещение было обставленно различными снарядами и тренажерами, о существовании большей части которых я и догадываться не могла, не то, что представить, как сама буду на них упражняться. Но это не пугало, напротив, завораживало и удивляло — я, что, тоже скоро так смогу? Стану сильной, как те девочки? Сказать, что я не понимала, что принесет с собой эта грязная сила — ничего не сказать, черт возьми. Страдания и физическая боль казались ничем по сравнению с ментальным давлением. Мне постоянно внушали, будто я должна, нет, обязана работать усерднее, но я не могла. И стоило мне только заикнуться об этом, как меня сразу же пытались убедить в том, что это ложь, что я пытаюсь отлынивать. Но выходило наоборот — Директриса убеждала в этом себя, а ее методы наказания из раза в раз становились изощреннее и изощреннее. В конце концов это меня сломило. А потом это же возвело внутри меня массивную опору, что и по сей день позволяет мне двигаться вперед. Знаете, сложно описать это ощущение — оно, наверное, как экзоскелет для парализованного человека, давно потерявшего надежду вновь подняться на ноги и выпрямить спину, окидывая этот мир оценивающим взглядом с высоты собственного роста. В пятнадцать они вручили мне пистолет и приказали убить человека. Я не знала ни его имени, ни истории его жизни, ни его грехов, за которые он мог быть достоин смерти. Но я, без каких-либо сомнений и угрызений совести, выстрелила. Самой стало интересно, а смогу ли я действительно сделать это, ведь остальные так усердно верили в успех этого эксперимента. Но цена была высока, возможно, для ребенка, что все еще жил во мне на тот момент, даже слишком — моя кошечка впервые не пришла ко мне. Глупо, скажете вы. Но для человека, единственным по-настоящему близким существом которого была дворовая кошка, эта потеря даже страшнее смерти постороннего человека. Я не заплакала от одиночества, хотя слезы и правда подступали, а ком так и сдавливал горло изнутри, но я смирилась. На тот момент я уже не мечтала о счастье, лишь стремилась к выживанию. Потом же в процессе моего обучения принял участие легендарный Зимний Солдат, лицо которого очень редко, скорее даже никогда, показывалось из-за черной маски. Его голубые глаза были абсолютно пустыми — это пугало, заставляло неприятных холодок подниматься по позвоночнику от копчика до седьмого позвонка. Но меня страшило даже не само отсутствие эмоций у этого человека — нет-нет, он никоим образом меня не волновал — скорее, я боялась того фантомного ощущения разочарования, что могла бы почувствовать моя кошка. Сами посудите — она исчезла сразу же после моего первого убийства. Что, если она ушла специально? И только потому, что я лишила того человека жизни? Вы бы не испытали желание сбежать от убийцы? Я знала все о поведении людей, знала об их слабых местах, знала, куда бить, чтобы человек потерял сознание или умер. Но никогда не могла объяснить лично для себя возникновение чувств — да, я очень любила Машу, знала, за что именно, но в тот же самый момент и вовсе не понимала, почему так произошло, почему я это чувствую… И все же это забылось — ненадолго, но мои переживания затерялись в пучине всяческих техник борьбы и прочих заботах, связанных с моими тренировками. Под ≪ненадолго≫ я подразумеваю отрезок времени от второго месяца обучения под началом Зимнего Солдата, до моего вступления в ряды оперативных агентов Щ.И.Т.а. Почему? Именно там я встретила её — ту самую, чьи глаза сияли ярче сапфира, а темные волосы всегда были аккуратно подобраны в пучок. Мария выглядела серьезной и величественной, в ее действиях наблюдался особый пиетизм, в то время как лицо казалось обычной маской спокойствия. Все это подтолкнуло мои воспоминания к свету, позволяя сравнивать человека и самое важное для меня на тот момент существо. Боже, знали бы вы, как мое сердце начало трепетать в момент нашей встречи. Она пришла в допросную, думаю, вполне ясно, зачем, но в тот момент я не могла думать ни о чем другом, кроме своей Маши. Впрочем, мне все же пришлось рассказать все, что я знала. Зато потом, после пары неловких попыток начать разговор с моей стороны, мы сдружились. В моем присутствии она перестала и вовсе казаться такой чопорной, выглядела более расслабленной; готова дать руку на отсечение, что порой я отчетливо видела те самые игривые огоньки в ее глазах, таких же больших, как и само небо. Нетрудно догадаться, что я пала жертвой столь удачного сравнения, поддалась детской привязанности и влюбилась в агента Хилл. Но ни сказать ей об этом, ни как-то намекнуть, я не могла — сами подумайте, как бы это выглядело? ≪Привет, Мария, я люблю тебя, потому что ты похожа на мою кошку≫? Вот и я думала, что это глупость несусветная. И, на самом-то деле, продолжаю так думать, в то время, как незначительная часть меня все еще отказывается верить в мое счастье. Она… Она выглядела и вправду чудесно в этом красном платье без выреза. Наверное, чистым везением в этот промежуток моей жизни были только две вещи — первой было то, что я все еще держала свою любовь, что только росла по прошествии времени, при себе, и второй была сама вечеринка, на которой оказалась и она. Быть барменом весело. Особенно, если ты наливаешь выпить предмету своего обожания, но, все же, верхом наслаждения было ее общество, ведь она никуда не отходила, сидела прямо напротив и, кажется, тоже получала удовольствие от общения. — Знаешь, ты теперь еще больше похожа на кошку, которая была у меня в детстве, — на эмоциях сказала я, прослушав рассказ Хилл. Она же ненадолго замолчала, поджав губы в улыбке и опустив взгляд на белую столешницу из камня, будто снова и снова пропуская только что сказанное мной через сознание, пытаясь понять смысл. — Ты любила ее? — хмыкнула она, в то время, как ее щеки разъедал пьянеющий румянец. — Она была всем, что было у меня на тот момент. Так что да, я любила ее, — ответила я, не сводя с нее взгляда полуприкрытых глаз. Мария тоже улыбнулась, не поднимая на меня взгляда. — Тогда я тоже тебя люблю, Таша. Узнав это, знайте также и то, что мгновениями после я проклинала Тони Старка всеми возможными проклятиями, известными мне — одно из его безумных изобретений поехало крышей и решило перебить всех присутствующих на вечеринке. Но… Не появись Альтрон в тот момент, возможно, я никогда бы не получила более удобной возможности прикоснуться, пускай даже мимолетно, к мягким губам агента Хилл.