Любовь

      Нура Рикуо в своей ночной ипостаси с хмельной улыбкой сидела посреди огромной комнаты, где обычно проходили абсолютно все торжества их клана. В руках у девушки была большая отеко* до краёв наполненная саке, которое, казалось, никогда в ней не закончится, ибо по обе стороны от неё сидели Зэн и Шоэй, которые своевременно подливали в чашу главнокомандующей саке.       В комнате было шумно и душно, ведь все, без исключений, члены клана Нура, веселились, празднуя тридцатилетие третьей главы их клана. Это был священный обычай екаев верховного клана Нура — пить за здоровье своего боевого командира, пока не отключишься от переизбытка алкоголя. Впрочем, пили они не только на подобных торжествах, просто сегодня не было необходимости скрываться или придумывать повод для очередной пьянки. Сама же девушка их радости от этого абсолютно не разделяла, напиваясь скорее с горя, нежели от счастья. Зэн видел это, периодически пытаясь отвлечь названную сестру от мрачных мыслей разговором, но Рикуо мастерски игнорировала главу клана Якуши. А сын Хихи, Шоэй, даже и не пытался заговорить с девушкой, степенно наблюдающей со своего места за пьяными выходками своих веселяшихся подчинённых. Ведь ни один из них точно не знал, по какой причине могла грустить в свой день рождения эта во всех планах сильная девушка.       Нура Рикуо выдохнула и залпом осушила очередную отеко саке, которую тут же вновь наполнил Зэн. Пошёл уже четвёртый десяток её жизни, и это скорее был повод для грусти, в особенности для одинокой женщины. Впрочем по поводу цифр она переживала в последнюю очередь, ведь стареть ханъе* перестала когда ей стукнуло двадцать и сейчас внучка Нурарихёна выглядела не хуже студентки-первокусницы. Оглядев комнату ещё раз, взгляд девушки упал на дальний угол, где обычно сидели парочки. Там были Цурара и Гозумару, Рикуо усмехнулась, вспоминая, как именно началось знакомство этих двоих…       Взаимная ненависть и презрение, когда подчинённый Гюки пытался их убить. Затем, после его переезда в главный дом, начались взаимные подколки и оскорбления. Но со временем язвительные речи этих двоих становились все безобиднее и теплей, казалось понемногу они притирались друг к другу. Позже Цурара забеременела от него и клану в срочном порядке пришлось готовить свадьбу для тех, кого они считали чуть ли не злейшими врагами. Сейчас Юкки-онна была беременна второй раз, а отношения этих двоих стали настолько трепетными и тёплыми, что Рикуо иногда казалось, что её лучшая подруга могла попросту расстаять.       Отведя взгляд чуть левее этой парочки, что окончательно не утонуть в зависти к их счатью, главнокомандующая вздрогнула как от пощечины. Рядом с ними сидел тот, кто занял её сердце ещё в детстве, тот из-за которого она отвергла все брачные предложения, которые сыпались на внучку Нурарихёна как из рога изобилия. Шутка ли, но вступить в брак ей предлагали по несколько раз на дню, и ладно бы, если бы это делали лишь приезжие екаи, но в их число входили и её товарищи. Зэн, Шоэй, Итаку из Тоны, даже Куротабо, впрочем последний сделал это в шутку, после отказа его предводительницы очередному приезжему екаю.       — Кубинаши… — одними губами прошептала Рикую, глядя на то, как он обнимает ту, что была её подругой.       Кеджоро кокетливо смеялась, обнимая его в ответ, пробегаясь тонкими пальчиками по щекам, постепенно зарываясь ими в русые волосы екая. Он же со смехом позволял ей делать все, что та хотела, периодически теряясь взглядом в глубоком декольте подруги. Осторожно потянув за волосы друга, шатенка притянула парящую над телом голову к себе и что-то прошептала ему на ухо, отчего член ударной группы, словно школьник залился краской и опасливо осмотрелся по сторонам. Нура не могла винить в этом ни её ни его, ведь бывшая орай была до ужаса любвеобильная, да и с Кубинаши они были близки ещё до её рождения и вступления в клан. Но все же эта картина отдавалась тупой болью в человеческой части её сердца, в другой же части росла жгучая зависть и гнев, способный спалить это поместье со всеми его обитателями.       Осушив ещё пару отеко, Рикуо отвлек от её приступа изощренного мазохизма, грозный рык Аотабо и резкий звук удара. Быстро переведя взгляд туда, откуда исходил этот шум, девушка увидела Ао, лежащего на полу звёздочкой, над которым со смехом «возвышались» маленькие екаи. Вся комната тут же погрузилась в дикий хохот, а главнокомандующая, использовав свой трепет, незаметно для всех исчезла. Она просто больше не могла этого терпеть, глаза сами возвращались к картине того, как её любимый ласкает другую женщину. Поэтому девушка слегка неуверенно походкой направилась к выходу из помещения, при этом мастерски лавируя между пьяными екаями, которые её даже не замечали. Остановившись у входа, Рикуо взглянула на большую бутыль саке, стоящую у стены и, подхватив её словно пушинку, вышла прочь из духоты и шума комнаты.       Словно блеклая тень она медленно плыла по большому саду по направлению к сакуре, единственному месту во всем мире, способному успокоить терзания её души. Подойдя к толстому стволу, девушка уселась прямо на землю и, откупорив бутыль, налила в отеко, которое так же прихватил с собой из комнаты, саке. Ей больше нравилось пить в одиночестве, когда никто не может увидеть всю ту боль, которая отображались на лице этой сильной женщины в моменты, когда она отпускала свою маску. Ведь для своего клана главнокомандующая должна быть всегда улыбчивая добрая и мягкая, временами строгая и серьёзная, но никак не слабая. Рикуо пила не останавливаясь, почему-то именно сегодня ей хотелось заглушить всю свою боль, всю свою любовь, вообще все свои чувства. Но вместо забытия на девушку нахлынули воспоминания о далёком прошлом.       Кубинаши появился в её жизни, когда девушке только исполнилось три года, за пару лет до смерти Рихана. Он был весёлым и добрым, часто играл с ней в верёвочки на пальцах, а иногда вплетал их в её маленькие косички. Этот екай казался малышке Рикуо принцем на белом коне из сказок, которые Нана постоянно читала своей дочери на ночь. Когда умер Рихан, Кубинаши изменился, как изменилась и сама девушка, постепенно отдаляясь друг от друга. А после того, как один из глав кланов, состоящих под предводительством Нура напал на автобус, где ехали её друзья, девушка замкнулась в себе, чувствуя, что никогда не сможет принять себя как екая.       То, что она влюблена в Кубинаши, Рикуо поняла лишь когда ей исполнилось тринадцать, перед битвой с Хагоромо Кицуне. Когда он не выдержав напряжения, её проигрыша и пропажи, вернулся к тому, с чего началось его знакомство с Риханом. Тогда девушка, после рассказа о том, что произошло следом за её "похищением", для жёсткой тренировки, почувствовала как разлетается на части её сердце… Тогда же она впервые осознала, что жутко ревнует его к Кэджоро.       — Рикуо-сама, почему вы сидите здесь одна с бутылью саке в такой день? — голос, вырвавший её из воспоминаний заставил вздрогнуть и нервно повернуться у говорившему.       — Ку-бинаш-и… — с запинками, на выдохе произнесла девушка, почувствовав как щеки заливает придательский румянец, глядя как екай плюхнулся рядом с ней и забрал себе бутыль, — Почему ты здесь? — спросила она первое, что пришло в пьяную голову, ощущая его тепло рядом, отчего по спене прошлось стадо мурашек.       — Вы её полностью осушили? — неверяще произнёс он, для убидительности заглянув внутрь горлышка, — Я заметил, что вас нет, поэтому решил поискать… — отбросив пустую тару и пожав плечами, сказал екай, внимательнее посмотрев на покрасневшую Рикуо, — Девушкам нельзя столько пить! — строго хмыкнул он, чуть приблизившись, чтобы лучше разглядеть во мраке ночи её алые, расширившиеся из-за алкоголя и присутствия любимого, глаза, — Даже если вы главнокомандующая пондемониума! — тихо произнёс он, и тут же отстранился.       Рикуо больше не могла терпеть, ей срочно было необходимо уйти отсюда, спрятаться от пронзительных глаз цвета запекшейся крови. Смесь из его близости и алкоголя могла натворить то, что смогло бы навсегда разрушить их дружбу. Поэтому девушка подобравшись, попробовала подняться, чтобы покинуть свой тихий уголок, но ноги предательски задрожали и она буквально рухнула на екая, сидящего рядом. Он ловко подхватил её и неверяще взглянул на такую хрупкую и милую ханъе, что держал в руках. Слегка румяная с затуманенными алыми глазами и впечатляющей фигурой, эта женщина была просто мечтой.       — Я же говорил! — хитро улыбнулся Кубинаши, и не обращая внимания на то, что на руках у него лежит девушка, легко поднялся со своего места, — Вам необходимо хорошенько выспаться, Рикуо-сама… — медленной, но уверенной походкой направляясь в сторону её комнаты, сказал он.       Она больше не могла терпеть этого издевательства над собственными сердцем и желаниями. В конце концов Рикуо была хоть и на четверть, но екаем, а сейчас, находясь в ночной форме, да ещё и пьяной, кровь деда было практически не остановить. Поэтому, когда они оказались около её футона, куда Кубинаши собирался её осторожно положить, Рикуо обхватила его плечи руками и с силой потянула на себя. Екай не устоял на ногах и упал, придавив девушку своим телом.       — Рикуо-сама, ч-что вы делаете? — непонимающе спросил он, когда попробовал подняться, но не смог из-за рук, до сих пор прижимающих его к своей обладательнице.       — Кубинаши, я… Я люблю тебя! — выпалила она, зажмурившись, — Я хочу, чтобы ты провел эту ночь со мной! — на одном дыхании сказала девушка, чувствуя, что уже не может остановиться, — Я не прошу о большем, просто одна ночь, о которой никто не узнает… Даже Кэджоро! — чуть не плача произнесла девушка, прижимая его ближе к себе будто он мог испариться.       — Вы сейчас просто пьяны и завтра останется только сожаление о произошедшем… — напряжённо ответил он, не в силах напрямую отказать этой ханъе.       — Моё сердце всегда будет принадлежать только тебе, просто сейчас алкоголь помог мне сказать это открыто! — протестующие воскликнула она, распахнув свои алые словно кровь глаза, упираясь взглядом к его глаза цвета запекшейся крови, — Или это из-за Кэджоро? — с отчаянным напором спросила Рикуо.       — Да причём здесь она? — не выдержал Кубинаши, наконец перестав вырываться из объятий внучки Нурарихёна.       — Ты любишь её… Ты единственный кто мне нужен, но любишь её… Все эти брачные предложения, настояния старейшин о наследнике… Я хочу все это только от тебя, а ты хочешь от неё… — заплакала Рикуо начиная бить его кулаками в грудь, будто он был в чем-то виноват, наконец рассказывая ему все, о чем думала, все, что причиняло ей немыслимую боль, — У меня не будет детей ни от кого кроме тебя, поэтому этим старикам придётся искать наследника на стороне, и плевать я хотела на клан… — истерично произнесла она, то, о чем думала абсолютно на всех советах, где ей настоятельно советовали обзавестись парой наследников семейства Нура, Кубинаши наконец-то смог отстраниться и присел рядом.       — Рикуо, да успокойся ты наконец! — легко тряхнув за плечи сжавшуюся девушку, требовательно произнёс екай, поднимая её и сажая к себе на колени, — Мы с Кэджоро друзьи и не более того… Мы выросли вместе, поэтому и ведём себя друг с другом так! — тише сказал он, уже сам прижимая к себе затихшую девушку, уткнувшуюся ему в грудь.       — Так вы не… — неуверенно спросила ханъе, подняв взгляд на ёкая.       — Да. — качнув головой, отозвался он, рассматривая в тусклом лунном свете свою главнокомандующую.       То, как покладисто она лежала в его руках, милое заплаканное личико, прижимающееся к нему хрупкая фигура, как обворожительно выглядывали из-под синего кимоно её голые ножки. Рикуо ему нравилась ещё со дня её совершеннолетия, когда она стала поистине взрослым екаем, но Кубинаши решил подождать, пока она не повзраслеет и по человеческим меркам. И с каждым годом он жалел об этом решении все сильнее и сильнее, ведь рядом с его Рикуо стали появляться другие мужчины. Когда же она окончательно победила Нуэ, на девушку буквально посыпались брачные предложения от глав могучих кланов, даже Зэн и Шоэй умудрились сделать ей предложение. А Кубинаши, простой жалкий екай, наконец понял, что недостоин даже в мыслях называть Рикуо своей. Его секрет знала только Кэджоро, которая изо дня в день говорила ему рассказать ханъе о своих чувствах. Даже сегодня, когда они сидели поодаль от остальных, она шепнула ему, что Рикуо буквально испепеляет их ревнивым взглядом. А сейчас, его любимая сама призналась ему в своих чувствах, вновь доказав ему, насколько она сильна морально, ведь сам он никогда бы не решился сказать вслух, как сильно любит её.       — Ты останешься сегодня со мной? — тихо спросила Рикуо, возвращая его в настоящее.       И вместо ответа получила долгий поцелуй, Кубинаши повалил её обратно на футон и уже по своей воле придавил своим телом. Он жадно впивался в сладкие от саке губы, параллельно лаская тело сквозь плотное кимоно, чувствуя как от каждого прикосновения она вздрагивает и приглушенно постанывает. Сама девушка осторожно запустила руки под распахнутое кимоно екая, скользя пальчиками по кубикам пресса, пока не добралась до пояса. Резким рывком она разорвала то, что мешало ей наслаждаться таким долгожданным телом. Рыкнув, Кубинаши скинул с себя тряпку, что когда-то была его любимой одеждой, оставаясь в одних штанах и, осторожно потянув за пояс её чёрного кимоно, обнажил перед собой ту, о которой мечтал почти двадцать лет. С хищной улыбкой Рикуо поднялась ему навстречу, её руки плавно выскользнули из рукавов, оставляя девушку лишь в белье, и обхватила его за плечи, зарываясь пальцами в мягких русых волосах. Снова повалив её на футон, екай стал покрывать тело своей главнокомандующей поцелуями, медленно спускаясь все ниже. Дойдя до чёрного лифчика, он зубами разорвал его и припал губами к затвердевшим бусинкам сосков. Руками он скользнул в трусики Рикуо и, нащупав клитор, стал осторожно массировать его, вызывая этим тихие постанывания. Девушка сжимала руками футон, впиваясь острыми ногтями в мягкий матрац, она впервые в жизни чувствовала нечто подобное и ей это безумно нравилось. Тем временем Кубинаши, слегка сжал зубами сосок, на что девушка зашипела и выпустив из рук многострадальный футон, впилась ногтями в его плечи, надавливая них, чтобы он не смел прекращать.       — Сейчас я тут главный! — прорычал екай, и, скользнув руками по телу девушки, ловкими движениями опутал своими нитями её руки и закрепил над ее головой, — Не бойся тебе понравится! — улыбнулся он, взъерошенной ханъе, в глазах которой читалась лишь страсть и желание.       Отправив свои штаны к остаткам кимоно, Кубинаши разорвал её трусики и проведя языком по её лону, практически сразу вошёл на всю длинну. Рикуо выгнулась и застонала, почувствовав боль, неприятную наполненность и что-то липкое, с металлическим запахом. Она знала, что первый раз это больно, но надеялась, что она будет не такой сильный, а партнёр, пусть и екай, будет нежнее. Но Кубинаши, казалось даже не обратил на это внимание, он практически сразу стал рвано входить в неё. И к удивлению Рикуо с каждым новым толчком неприятные ощущения проходили, оставляя лишь наслаждение и животное желание двигаться ему в такт.       То, что происходило далее было похоже на безумие, девушка извивалась и стонала, буквально плавясь в руках екая, а Кубинаши, словно зверь терзал её тело. Лаская, прикусывая и затем вылизывая это место, при этом продолжая вдалбливаться в податливое лоно. Чувствуя, что скоро кончит, екай подхватил её за талию и выйдя, резко перевернул, ставя девушку на четвереньки. Затем он снова вошёл, параллельно распустив свои нити, и протянул на себя прижимая спиной к своей груди, позволяя ей самой насаживаться на свой член. Рикуо кончила первая, обмякнув в его руках она откинула голову ему на плечо и последний раз опустилась. Одновременно она услышала рык Кубинаши, почувствовала укус на ключице и ощутила приятное теплое и вязкое чувство внизу живота, когда он кончил в неё.       Екай и ханъе обессилено упали на разорванный футон, все ещё прижимаясь друг другу. Кубинаши на ощупь нашёл кимоно Рикуо и укрыв им их, поцеловал девушку в висок.       — Доброй ночи, любовь моя! — шепнула она.       — Доброй ночи, жизнь моя! — практически в унисон, произнёс он.

***

      Утро добрым не бывает… С этим высказыванием Кубинаши мог бы поспорить. Проснуться от возгласа любимой женщины это самое доброе утро. Сонно приоткрыв глаза он увидел ночную форму Рикуо, которая что-то рассматривала в большом зеркале и удивленно моргнул.       — Что случилось, почему ты до сих пор в ночной форме? — сонно спросил он, зевнув.       — Да плевать на форму, что у меня на ключице? — нервно выкрикнула она, повернувшись к нему, ничуть не смущаясь своей наготы.       На ключицы девушки красовался символ бесконечности из красных ниток с острыми шипами. Кубинаши усмехнулся и повернулся на бок, рассматривая теперь уже свою женщину.       — Это значит, что ты моя! — хмыкнул он, — Что-то вроде обручального кольца екаев… Ты тоже оставила на мне свою метку! — хохотнул он и повернувшись на живот, продемонстрировал что-то напоминающее символ их клана, но более изящное и без надписи, — Так что с твоим обликом? — вернувшись в прежнее положение, повторил он свой вопрос.       — Теперь мне плевать…