фантомные боли

- Эллиот старается не думать о Мистере Роботе слишком часто, но выходит плохо. Они сидят в аркадном зале и пишут код, Эллиот, Дарлин, Трентон, Мобли, Ромеро. Он. Эллиот смотрит на него, цепляется с ним взглядом на долю секунды, быстро отводит глаза, сердце бьется чаще, потому что он чувствует его улыбку, знакомый прищур, его взгляд на себе, пристальный, внимательный. Эллиот старается не думать о Мистере Роботе. Ему интересно, думает ли Мистер Робот о нем. Когда Дарлин ждёт его, это вызывает у него раздражение. – Ты здесь ночевать собрался? Эллиот ничего ей не отвечает, он хочет, чтобы она поскорее ушла. Он сидит, уставившись пустым взглядом в монитор, внутри неприятно покалывает от нетерпения, и ему интересно, с каких пор ему так хочется остаться наедине с ним. Они так давно не говорили одни. Дарлин уходит, громко хлопнув дверью. Ему все равно. – Как-то грубо ты с ней обошёлся,- усмехается Робот. Эллиот облегченно выдыхает и старается не улыбаться слишком сильно. Взгляд все ещё прикован к монитору, глаза болят, но он не смеет посмотреть в сторону Робота. Он слышит, как тот подходит к нему. – Эй, - окликает он его, и Эллиот вздрагивает, когда Робот робко касается его плеча. - Малыш? Эллиот наконец-то с трудом поднимает на него глаза, и волнение сдавливает ему грудь, когда он видит его мягкую улыбку. – Ты хорошо поработал. Эллиот удивляется, с каких пор ему так важны эти слова, его одобрение? Он открывает рот, чтобы сказать хоть что-то, но беспомощно его закрывает, потому что хочет сказать слишком много, все и сразу, он даже не знает, что именно. Это сон? Эллиот судорожно сглатывает скопившуюся во рту слюну, когда Робот проводит большим пальцем по его щеке. С каких пор ему это приятно? С каких пор он льнет к его ладони, будто бездомная собака? В горле резко пересыхает, внутренности скручивает от этих новых, острых ощущений. Эллиот поспешно встаёт со стула и, оказавшись наравне с Роботом, чувствует, как тот выдыхает ему в лицо мягкое «малыш», тихо и близко. Робот пахнет табаком и пылью, оседающей на старых компьютерах и игровых автоматах. И Эллиоту хочется большего. С каких пор ему хочется большего, чтобы его касались вот так, чтобы его прижимали к сломанному игровому автомату? Эллиот стирает пыль с него своей спиной, но ему все равно. Пока он чувствует губы Робота на своих губах, ему все равно. Эллиот послушно открывает рот, Эллиот готов открыть Роботу все на свете в этот момент, он жалобно всхлипывает в поцелуй, цепляется за эти ладони, которые держат его лицо, бережно, осторожно. Он хватает Робота за ворот его куртки, прижимаясь теснее, пока тот целует его шею, оттягивая ворот футболки. - – Почему ты мне не сказал? Почему ты ничего мне не сказал? Эллиоту хочется плакать, он не слышит себя, будто он снова во сне, и его не слышит никто. Он прижимает Робота к стене так, как когда-то Робот прижимал к стене Эллиота, он задыхается от паники так, как когда-то задыхался от наслаждения, он плачет так, как когда-то всхлипывал Роботу в шею, потому что в первый раз было больно, но все равно приятно. Эллиоту трудно дышать, воспоминания превратились в цепь, которая сдавливает ему горло. Он закрывает глаза, чтобы не видеть лицо своего мёртвого отца, но оно упрямо всплывает под веками, выжженное в памяти, и тогда Робот сдавленно стонал, говорил, что любит Эллиота, называл его «малышом», и тогда Эллиот плакал, ему было хорошо, ему было хорошо не чувствовать себя больше одиноким. – Прости, малыш. Так говорил его отец. Это голос его отца. Эллиот кричит «заткнись! заткнись! заткнись!», как резаный, чтобы его больше не слышать, но в воспоминаниях этот голос стонет его имя. Эллиот падает на пол, закрывает уши руками, жмурится до цветных пятен под веками, слёзы мешают нормально дышать и жгут ему глаза. Эллиот хочет исчезнуть, удалить себя из этой жизни, потому что это невыносимо, невыносимо чувствовать руки Робота, пытающиеся его обнять. Эллиот отбивается как может, а потом его парализует от усталости и отчаяния. Робот обнимает его и шепчет ему в ухо: «Всё хорошо, малыш, я не он, я не он». Эллиот не слышит его, не хочет слышать, но он успокаивается. Он ненавидит себя за то, что успокаивается от его прикосновений, ненавидит себя за то, как он в них нуждается и что Робот это знает. – Я не он, Эллиот. Мне жаль. Мне так жаль. Эллиот утыкается ему в шею, вдыхает запах пыли и сигарет, и дрожь проходит по всему телу, когда Робот целует его в макушку так, как это сделал бы его отец. - – Господи, заткнись, - Робот грубо толкает Эллиота к стене так сильно, что воздух выбивается из его лёгких. Мальчишка постоянно спрашивает про Тайрелла, это действует на нервы. Это невыносимо раздражает, и Робот пытается убедить себя, что ему не больно, что ему все равно. Эллиот смотрит на него почти с ненавистью, но Робот лишь горько усмехается на это. Он хочет ударить Эллиота, причинить ему боль, чтобы тот просил прощения за то, что ни во что его не ставит, что игнорирует его, что не любит его так, как хотелось бы это Роботу. Он хватает Эллиота за воротник его тюремной рубашки, глаза Эллиота безразлично пусты, и Робот ненавидит это больше всего. – Руки убери,- говорит Эллиот, и его голос тихий от злости. Робот хочет ударить Эллиота, чтобы хоть какая-то эмоция отразилась на его пустом лице. Но вместо этого он подаётся вперёд и целует его рот. Эллиот плотно сжимает губы и зажмуривается. – Сколько можно про него говорить, - хрипит Робот с плохо скрываемой досадой в голосе, слегка отстранившись, с трудом переводя дыхание. Он только сейчас понял, как давно этого хотел, как соскучился по Эллиоту, как он устал от этих бесконечных ссор. Эллиот слегка приоткрывает рот, чтобы послать Робота нахуй, но тот, пользуясь этим, целует его снова, языком раскрывая его губы ещё шире. Эллиот мычит в поцелуй, отбивается, но Робот держит его крепко, прижимает его к стене слишком сильно. Наверное, думает Робот, от его пальцев останутся синяки на коже мальчишки. Но Эллиот борется всего несколько жалких секунд, после чего он затихает, и Робот чувствует, как тот подаётся своим телом вперёд, чтобы почувствовать Робота ещё ближе, мертвой хваткой цепляется за его куртку. Эллиот беспорядочно отвечает на поцелуй и задыхается, когда Робот начинает целовать его шею. – Я знал, - Робот не может не усмехнуться в поцелуй, когда он чувствует, как Эллиот дрожит под ним. - Скучал по этому, сынок? – Заткнись,- хрипит Эллиот, сдерживая стон, и зарывается пальцами в волосы Робота, горячей щекой прижимаясь к его уху. Он шипит сквозь зубы, когда чувствует широкую ладонь Робота на своём паху. Эллиот ненавидит себя, когда сдавлено просит Робота дотронуться до него, и ему больно и трудно дышать, когда он чувствует его холодные пальцы на своей коже. - Его нигде нет, он не появляется, будто специально, будто он никогда не существовал вовсе и неизвестно, где он прячется, в каких закоулках сознания. Эта неизвестность пугает, настораживает, заставляет кожу покрываться липким потом. Эллиот старается привыкнуть к этой жизни, в которой Мистер Робот с ним не говорит, на него не смотрит, не касается его. Где его просто нет рядом. Эллиоту трудно существовать с этой странной пустотой внутри, которая только увеличивается в геометрической прогрессии. Эллиот пытается внушить себе, что ему плевать на это. «Ты скучаешь по нему, не правда ли?» Что ему все равно. «Мне это нравилось», - говорит он Дарлин, и его трясёт от своих же слов. Он видит ужас в ее глазах, и он передаётся ему. Эллиоту это нравилось. Нравилось то, что он засыпал не один, нравилось то, что его кто-то обнимал, нравилось то, что его целовали в висок, тепло и почти нежно. Он старается не думать о Мистере Роботе. Получатся плохо. «Самое странное то, что я действительно по тебе скучал». Сердце подскакивает и застревает в горле, едва он произносит это. Они цепляются взглядами, как тогда, в аркадном зале, как тогда, когда Робот впервые поцеловал Эллиота. Они смотрят друг на друга, и Эллиот понимает, что Робот скучал тоже, скучал сильно. В его глазах застревает тяжёлая тоска, тупая боль сводит его губы, когда он пытается усмехнуться на слова Эллиота. - Щетина так привычно царапает ему щеку, и Эллиот почти скучал по этому жжению на коже, по этим несуществующим губам, которые целуют его по-настоящему. Эллиот не замечает, что плачет, и Робот вытирает его щеки и говорит так тихо, что Эллиоту приходится читать по губам. Три слова. Эллиот в отчаянии подаётся вперёд, потому что ему не верится в это, зажмуривает глаза сильно-сильно, чтобы не видеть этой переполняющей нежности, которая озаряет лицо Робота, когда он говорит Эллиоту, что любит его. Эллиот не говорит ничего, не хочет говорить, он лишь продолжает целовать Робота, и тот все понимает, мягко улыбается, когда Эллиот прижимается своими губами к его рту. Эллиоту страшно, что всё это растворится в этом душном пространстве между ними, увязнет в сознании, исчезнет, оставшись фантомной болью на кончиках пальцев, на губах, где-то в груди. Эллиот куда-то спешит, будто времени у них в обрез, будто их держат на прицеле или где-то заложена бомба, и они вот-вот умрут, поэтому надо поторопиться и впитать в себя эти последние секунды, почувствовать Робота в самый последний момент, здесь и сейчас, видеть его лицо перед тем, как все погаснет навечно. Эллиот поспешно расстегивает свою толстовку, путается в своей футболке, когда пытается её снять как можно быстрее, нервно целует Робота снова, а тот мягко берет его за предплечья и останавливает. – Малыш. Эллиот боится смотреть ему прямо в глаза, но Робот берёт его лицо в свои ладони, и у Эллиота больше нет сил сопротивляться. – Ты больше не один. Щиплет в носу и жжёт глаза. Опять. Эллиоту трудно говорить, но он жалко выдавливает из себя глухим голосом: – Не бросай меня больше. Последнее слово он не договаривает, голос дергается и обрывается, будто Эллиота ударили поддых, и он уже не может сдерживать себя, он рыдает так, как никогда не рыдал, воет, как побитая собака, в куртку Робота, он кашляет и задыхается от слёз, потому что он вспомнил, как ему было плохо и больно одному. – Пожалуйста, - просит он, губы онемели, и Эллиот не слышит себя. Может, он шепчет это тихо-тихо, может, кричит, ему уже все равно, ему это не важно, сейчас важно чувствовать руки Робота, большие руки, которые крепко обнимают его в ответ и уже больше не отпустят. – Никогда, - обещает Робот. И Эллиоту очень хочется в это верить, потому что ему уже ничего не остаётся, кроме этого.