***
Первые несколько недель проходят за вычиткой сценария. Режиссёр даёт добро приступить непосредственно к съёмкам только тогда, когда всем доволен. Всё идёт гладко, кроме того, что по сценарию внутри Сехуна растут жёлтые пионы, а в жизни — синие анютины глазки. Они дерут горло, и ему почти не приходится притворяться во время съёмок, что ему больно, что его буквально выворачивает наизнанку и сердце каждый раз покрывается новыми трещинами. Чанёль всегда присутствует на съёмочной площадке, всегда наблюдает и беспокоится. От этого цветы внутри ещё больше разрастаются, вплетаются стеблями в лёгкие и душат так, что Сехуну приходится уходить с площадки после каждого крикнутого режиссёром «снято». Однажды, когда он идёт по коридору в направлении уборной, пытаясь сглотнуть застрявшие в горле лепестки, то сталкивается нос к носу со своим менеджером. О чуть ли не падает, но Чанёль придерживает его за локоть и спрашивает: — Всё хорошо? — Сехуну хочется крикнуть, что нет, совсем нет, но он только кивает. — Ты слишком бледный в последние дни, я всё же настаиваю, чтобы ты сходил к доктору, — Сехун отрицательно машет головой, сглотнуть анютины глазки так и не выходит и нужно как можно быстрее дойти до туалета. Он улыбается мужчине уголком губ и аккуратно высвобождает свою руку из паковской хватки. Чанёль смотрит вслед своему подопечному и хмурится — ему на самом деле не нравится состояние Сехуна. Вот уже в течении нескольких недель он пытается заставить того пойти к доктору, но О отнекивается, как маленький мальчик и продолжает настаивать на том, что всё пройдёт само. Мужчина решает, что нужно будет уделить время, чтобы серьёзно поговорить с Сехуном, и возобновляет свой путь в сторону площадки. Сехун же тем временем запирается в туалете и, наконец, выплёвывает ненавистные анютины глазки в унитаз. Выплёвывает кровь — капли попадают на руки и пачкают белоснежную рубашку. Парень хмурится, вытирает подбородок и пытается встать, чтобы подойти к раковине и умыться, но всё, на что у него хватает сил — это опереться на стену, кафель приятно холодит кожу, а Сехуну кажется, что он может отключится прямо здесь. И он почти теряет нить, связывающую его с реальностью, как в дверь недовольно стучат. Уборщица гремит вёдрами и просит поскорее выйти, потому что у неё по графику уборка туалетов. Парень поднимается, кое-как удерживаясь на ногах, вытирает рукавом рубашки остатки крови на губах и открывает дверь. Женщина перед ним замирает, смотрит на перепачканный рукав и на бледного Сехуна, а когда разглядывает за его спиной так и не смытые в канализацию лепестки, охает и прикрывает рот ладонью. — Вы… вы в порядке? — выдавливает она, невольно протягивая руку, чтоб хоть как-то помочь устоять на ногах. — Мне позвать кого-то? — Нет, — Сехун качает головой, вымучено улыбается. — Уберите там, пожалуйста, — он кивает в сторону туалета. — И не говорите никому. — Но… — Не говорите, — уже твёрже повторяет он. Женщина понятливо кивает и пропускает его, позволяя пройти. Сехун смотрит на запачканные руки и рукава и только краем сознания понимает, что ему нельзя в таком виде приходить на площадку. Он сворачивает в гримёрку, кое-как переодевается и смывает кровь. Долго-долго смотрит на своё отражение в зеркале — понимает, что похудел ещё больше, а кожа стала почти серой, только тональный крем её и спасает. Сехун усмехается — то ли зло, то ли горько — чувствует, как цветы снова начинают прорастать внутри и раздирать лёгкие, аккуратно пробираться по трахее вверх, к горлу, чтобы снова сдавить, заставить страдать и задыхаться; заставить думать о Чанёле — то ли кричать, то ли шептать его имя в агонии, без надежды на какой-либо счастливый конец. Он уверен, что такового у их истории никогда не будет, иначе ненавистные теперь анютины глазки никогда бы не начали цвести внутри него. Сехун возвращается на площадку спокойный и собранный, или он пытается таким казаться. Парень ловит на себе обеспокоенный взгляд Чанёля и сглатывает, он действительно не знает, как доказать своему менеджеру, что с ним всё в полном порядке, хотя это на самом деле не так. Он совершенно не умеет Паку врать. Сехун вздрагивает, когда замечает, что мужчина двигается в его сторону — хочет быстро скрыться среди персонала или сделать вид, что увлечённо обсуждает одну из сцен с Чонином, но Чонина нет поблизости, а большинство персонала разошлось на обед. Через минуту его берут за локоть и отводят чуть в сторону. Чанёль смотрит внимательно, хмурится — убеждается, что с Сехуном всё в порядке. Самому Сехуну от этого взгляда не по себе — он дрожит и обхватывает себя руками. Пак делает шаг назад. — Помнишь, что у тебя интервью сегодня? — уточняет мужчина. — Я говорил тебе. Для Elle, — О силится вспомнить, что утром рассказывал менеджер, но не выходит. — Ты стал таким потерянным в последнее время и сильно похудел. Я просто переживаю, Сехун. — Не надо, — парень почти злиться, потому что знает, что эта забота только из-за того, что Пак его менеджер и ничего больше. — Не переживай обо мне, хён, — серьёзно говорит он, смотря прямо в чанёлевские глаза, чувствуя, как внутри снова распускаются синие бутоны анютиных глазок. — Я возьму вещи, чтобы поехать на интервью, подожди меня в машине, — и после этих слов очень хочется уйти, но Чанёль снова останавливает его, хватая за руку. — Заедем по пути в старбакс, купим перекусить и кофе, — коротко говорит мужчина. — А вечером после интервью у нас забронирован столик в ресторане. Я плачу и планирую лично проследить за тем, что ты поел, а не оставил еду не тронутой, как ты делаешь, когда тебе привозят её на дом. Это не обсуждается. Сехун смотрит ему вслед. Место на руке, к которому прикасался Чанёль, тёплое, а сехуново сердце, кажется, сейчас выскочит из груди — так быстро оно колотится.***
На интервью Сехун привычно смеётся, улыбается и шутит, поддерживая игривое настроение девушки-интервьюера. Она легонько бьёт его по плечу маленькой ладошкой и хихикает с глупых, но уместных шуток. Вопросы, напечатанные на карточках, заранее проверены придирчивым Чанёлем, так что ничего провокационного на них нет и диалог проходит легко, Сехун даже глазом не успевает моргнуть, как девушка уже благодарит его за проведённое время и вежливо кланяется. Он так же кланяется в ответ и на последок пожимает её маленькую ладошку. До ресторана Чанёль и Сехун едут молча, тишину разбавляет только еле слышно играющее радио. Пак постукивает пальцами по рулю в такт очередной попсовой песне и аккуратно поглядывает на своего подопечного. Парень смотрит в окно и хмурится — он слишком сосредоточен на том, чтобы не вдыхать запах Чанёля, который впитался в обивку сидений и, кажется, в сам металлический корпус автомобиля. Заинтересованный и немного взволнованный взгляд мужчины Сехуну не помогает, и он с облегчением выдыхает, когда светофор загорается зелёным, и менеджер снова возвращает своё внимание дороге. Разговор так и не завязывается, и только на стоянке ресторана Чанёль говорит тихое «приехали, выходи». В помещении играет спокойная музыка и свет слегка приглушён, народу много, и приветливый официант проводит их к зарезервированному столику. Сехун долго топчется на месте прежде чем сесть, но под серьёзным взглядом паковских глаз всё же занимает место за столом. Официант протягивает им меню и удаляется. — Выбирай, что хочешь, — кивает Чанёль на перечень аппетитных блюд. — Я не голоден, — честно говорит Сехун и замечает, как пальцы мужчины сильно сжимают кожаную обложку меню. — Я же сказал, что сегодня ты поешь и я лично за этим прослежу, — серьёзно говорит Пак, а потом выдыхает и трёт пальцами переносицу. О почему-то кажется, что он даже немного зол. — Скажи мне, может это я где-то не уследил? Может, ты начал увлекаться голодовкой, а я не заметил? Так вот, это не поможет твоей карьере, Сехун. — Это, — парень закусывает губы и виновато смотрит на менеджера, — это не из-за голодовки, хён. — Так может ты расскажешь? — интересуется Чанёль и смотрит на своего подопечного с какой-то странной мольбой в глазах. Сехуну кажется это неправильным, он не должен так на него смотреть. Их прерывает подошедший официант, спрашивает, выбрали ли они что-нибудь, Чанёль заказывает первые попавшиеся на глаза блюда, совершенно не волнуясь о цене, и бутылку вина. Парнишка кивает и уходит на кухню, чтобы передать заказ. — Мне просто не здоровится, — аккуратно и еле слышно, наконец, отвечает Сехун. — Но к врачу ты идти не хочешь. — Не хочу. Пак утыкается лицом в ладони и чуть ли не воет — этот мальчишка его в могилу сведёт. Он просто не знает, как Чанёлю не по себе от того, что он наблюдает, как Сехун медленно становится похож на призрака. Он не представляет, как сильно Пак хочет ему помочь, но даже подступиться не может — и это бьёт по нервам получше каких-то там забитых расписаний. О смотрит на своего менеджера, видит его растерянность, но не может никак утешить — и от этого спящие до сих пор цветы внутри распускают свои бутоны, снова начинают душить. — Я отойду на минутку, — говорит Сехун и встаёт из-за стола. Он думает избавиться от цветов по-быстрому, пока они ещё не разрослись, но в этот раз что-то идёт не так. Парень даже не успевает дойти до туалета, как лепестки начинают вылезать через рот, из уголка губ скатывается капелька крови и попадает на воротник рубашки. Сехун практически вваливается в уборную. Не успевает понять и осознать, как в следующий момент выплёвывает не только синие лепестки, но и зелёные стебли с широкими листами, последними выходят корни, измазанные в крови. О недоумевает — такого раньше не было — сдавливает шею, знает, что выплюнул не всё, потому что горло неприятно дерёт. Он лезет пальцами в рот, цепляет кончик корня и тянет, чтобы достать всё разом. С маленького соцветья скатывается слюна и кровь, и парень выкидывает его в унитаз к остальным. Он тяжело дышит и совсем не уверен, что сможет встать, а уж тем более устоять на ногах. Но встать нужно, поэтому Сехун хватается за сливной бочок и приподнимается, затем за раковину и кое-как старается удерживать равновесие. Парень смотрит на себя в зеркало, но не может разглядеть, потому что перед глазами всё плывёт и идёт белыми точками. Он слепо умывается холодной водой, но это не помогает, потому что в этот раз слишком плохо — то ли от потери крови, то ли от изнеможения, то ли от шока, а может от всего вместе. Когда Сехун выходит из туалета, то совершенно не уверен в том, что он смыл остатки цветов, но на это становится абсолютно плевать, когда он опирается о прохладную стену и медленно идёт вдоль неё. Сознание ускользает, тает, мир идёт кругом, и Сехун бы вырвал ещё раз, но банально нечем — все проросшие цветы остались в уборной, а из еды он сегодня ничего так и не съел. Кажется, он всё-таки падает в обморок, потому что последнее, что он слышит — это испуганный визг проходившей мимо официантки и звук разбивающейся посуды. — Сехун, — его зовут настойчиво и мягко одновременно, аккуратно бьют по щекам холодными, чуть шершавыми ладонями. О чувствует запах одеколона, он узнает его из тысячи, и пытается пошевелить рукой, схватить Чанёля за воротник пиджака, чтобы показать, что всё нормально, сейчас пройдёт. — Вызовите скорую, — командует мужчина, и в этот момент Сехуну удаётся кое-как ухватится за него. — Хён, всё хорошо, — О еле шевелит бледными губами. Чанёль замечает на них остатки запёкшейся крови. — В каком месте? — бесится менеджер, повышает голос, но быстро успокаивается. — Прошу, поехали в больницу. — Домой, — просит Сехун, — отвези меня домой, — и снова отключается. Он не чувствует, как Пак ласково гладит его по волосам и шепчет «хорошо», хотя согласиться на просьбу своего подопечного вместо того, чтобы отвезти того в больницу к медикам, даётся ему с превеликим трудом.***
Чанёль долго сидит возле кровати Сехуна и наблюдает, как мальчишка дрожит то ли от холода, то ли от поднявшейся температуры. Он накрывает его одеялом и отходит к окну, взъерошивает и так уже растрёпанные волосы. От утренней идеальной укладки не осталось и следа. Пак всё думает над тем, что сказал ему Сехун в ресторане и одновременно о том, о чём тот умолчал. И это всё больше беспокоит мужчину. Он не может понять, почему его подопечный так старательно скрывает правду о своём состоянии и что такого случится, если он пройдёт стандартное обследование. Сейчас Чанёль жалеет, что всё же не отвёз Сехуна в больницу, как это рекомендовал сделать здравый смысл. Мужчина тяжело вздыхает и поворачивается к кровати, встречается взглядом с потерянным сехуновым. — Очнулся, — тихо говорит менеджер. В комнате темно, поэтому Чанёль включает стоящую на тумбе лампу, когда подходит к кровати. Сехун следит за его движениями и дышит тяжело, старается сдержать снова выросшие цветы. — Как себя чувствуешь? — спрашивает Пак, когда присаживается в кресло. — У тебя поднялась температура, так что пришлось дать тебе лекарство, — мужчина кивает на тумбочку, на которой упаковки из-под медикаментов и стакан воды. — Спасибо, — выдавливает О, его голос хриплый. — И за то, что не повёз меня в больницу тоже спасибо, — парень сжимает пальцами край одеяла. — Но ты всё равно мне не скажешь, что с тобой происходит? — Чанёль хмыкает, когда замечает, как Сехун недовольно хмурится на его слова. — Я с тобой с твоего дебюта, с тех пор, как ты был восемнадцатилетним мальчишкой, а ты не можешь мне довериться. — Всё не так, хён, — Сехун смотрит внимательно и серьёзно, менеджер смотрит в ответ и перенимает чужой настрой. — Я верю тебе, но если ты узнаешь, то всё уже не будет так, как было прежде. Я не хочу быть тебе обузой. Ты отвёз меня домой и проследил, что со мной всё в порядке — это твои обязанности, так не превышай их, пожалуйста. — Даже спустя столько лет ты думаешь, что я делаю это только из-за того, что это моя работа, — Чанёль горько усмехается и поднимается с кресла. Он приближается к Сехуну и смотрит на него сверху вниз. — Очень жаль, — тихо говорит мужчина и кладёт руку О на плечо, слегка сжимая. У парня спирает дыхание, и он теряет свою былую уверенность. Хочется взять менеджера за руку, чтобы хоть немного утихомирить разбушевавшиеся внутри стебли, а может быть сердце, которое сбилось с ритма. — Я отменил расписание на ближайшие три дня, отдыхай. — Не стоило, я бы смог выйти, — упрямится Сехун, хотя на самом деле всё ещё чувствует, как слегка кружится голова. — Отдыхай, — твёрдо повторяет Пак и разворачивается, чтобы взять с кресла свой пиджак. — Если что, звони. И он уходит. На улице прохладно — ветер остужает горячую кожу и треплет волосы. Чанёль ныряет рукой в карман брюк и вытаскивает пачку сигарет, достаёт одну и закуривает — затягивается и выдыхает дым в весенний воздух. Мужчина поднимает голову, смотрит на окна сехуновой квартиры, в которых уже горит свет, и снова думает о том, что этот мальчишка заставляет его знатно беспокоится. Чанёль искренне хочет помочь, только вот, пока Сехун так упорно молчит о своём состоянии, сделать он этого никак не сможет. Он сказал сегодня, что делает это не просто из-за работы, хоть и сам точно не знает, зачем ещё ему это нужно. Возможно, он просто привязался за семь лет, а может, тут было что-то ещё, в чём Чанёль пока не мог быть точно уверен. Что-то, что заставило его не вызывать скорую; что-то, что заставило донести Сехуна до машины и отвезти домой, а потом ждать, пока он придёт в себя; что-то, что заставило задержать руку на плече О немного дольше обычного, и Пак не знал, заметил ли это мальчишка. Мужчина тяжело выдыхает. Нужно просто дать ему время и не сводить глаз, следить, чтобы такое, как сегодня, никогда больше не повторилось. Пак кивает сам себе и, выкинув окурок в рядом стоящую урну, направляется к машине, совершенно не подозревая о том, что Сехун наблюдает за ним из окна и до крови прикусывает нижнюю губу.***
После трёх дней отдыха Сехуну начинает казаться, что он чувствует себя лучше. Таких сильных приступов, как в ресторане, больше не было, поэтому он со всей уверенностью звонит Чанёлю и сообщает, что возвращается к работе. Менеджер только и говорит, что в таком случае заедет за ним завтра утром как обычно, хотя Сехун не знает, что ещё он хочет услышать. Ему думается, что после того разговора у него есть хоть и ничтожная, но надежда, но он всё равно старается себя одёргивать, как только мысли об этом начинают лезть в голову. Анютиным глазкам эти мысли нравятся, так что от них они ускоряют свой рост, а Сехуну это не нужно. На съёмочной площадке их встречает Чонин, интересуется сехуновым здоровьем и вежливо пожимает руку Чанёлю. Говорит, что сцены, в которых нет Сехуна снимать не так весело, а Сехун на это смеётся, и Пак почти верит в искренность его смеха, если бы не кашель, которым парень заходится в конце. Неведомое чувство внутри толкает менеджера к О, он обнимает своего подопечного за плечи и предлагает выйти на свежий воздух, но Сехун вырывается, мотает отрицательно головой и быстрым шагом идёт в сторону уборных. — Он ведёт себя, — нарушает повисшую тишину Чонин, — как его герой, как только узнаёт, что болен ханахаки. Мир для Чанёля будто останавливается. — Что вы сказали? — решает уточнить мужчина. — Да что вы, менеджер Пак, я же не серьёзно, — отшучивается Ким и беспечно машет рукой. — Посмотрите на Сехуна, он такой красивый, как его может постичь безответная любовь, любой бы хотел встречаться с таким парнем. — Вы правы, наверное, — Чанёль выдавливает из себя смех, хотя выходит не очень. Чонин извиняется и отправляется переодеваться для съёмок, Пак кивает ему, но всё продолжает смотреть в сторону двери, за которой скрылся Сехун. Слова, брошенные Кимом невзначай, теперь настойчиво не хотели выходить из головы. Если подумать, то это объясняет, почему мальчишка отказывался ехать в больницу. Чанёль помотал головой, чтобы отогнать самый худший исход событий. Теперь нужно было как можно скорее заставить Сехуна рассказать, что с ним происходит, иначе Пак себя изведёт этими мыслями. О возвращается на площадку как раз в тот момент, когда режиссёр командует приступить к съёмкам. Сегодня первой в плане стоит съёмка одной из ключевых сцен в отношениях главных героев, и что Сехун, что Чонин немного нервничают. Они желают друг другу хорошо постараться и настраиваются на нужную ситуацию, пока режиссёр что-то обсуждает со светооператорами. Спустя пару минут мужчина даёт сигнал приступать к съёмкам, ассистентка хлопает нумератором. Сехун начинает говорить свои реплики, эмоционально, пытаясь достучаться до героя Чонина и до всех будущих зрителей, что его точка зрения правильная. Именно в этот момент по сценарию его персонаж должен начать задыхаться из-за лепестков жёлтых пионов. О начинает играть, как задумано, но вдруг осознаёт, что он вовсе не играет — его действительно накрывает новый приступ, и он не может понять, когда тот начался. Чонин бросается к нему, ещё ничего не подозревая, продолжая держать маску своего героя, но спустя пару секунд замечает, как струйка густой крови скатывается из уголка сехуновых губ. — Сехун? — тихо зовёт Ким. У О всё плывёт перед глазами, он чувствует, что упадёт прямо сейчас, но продолжает пытаться устоять на ногах. Парень кашляет, из его рта на ладони падает месиво из крови и соцветий анютиных глазок. Кровь попадает на рубашку Чонина, который до сих пор стоит рядом. Мужчина подхватывает Сехуна под руки, когда он окончательно падает, и аккуратно опускается вместе с ним на колени. О всё ещё в сознании, он сжимает в кулаках лепестки, от чего кровь крупными каплями начинает капать на пол. Всё это будто в замедленной съёмке происходит для Чанёля, он бросается к Сехуну почти сразу, но ему кажется, что он бежит через все провода и камеры невыносимо долго. Пак подхватывает мальчишку, когда тот уже начинает падать на пол из сидячего положения. Он пачкается в чужой крови, гладит сехуновы волосы и легко хлопает по щекам, а внутри растёт паника и страх захватывает его сердце, когда Сехун абсолютно никак не реагирует. — Да вызовите кто-нибудь скорую! — кричит на стоящий рядом персонал Чанёль, не оставляя попыток привести своего подопечного в чувства. — Сехун, — тихо зовёт мужчина, — Сехун-а, приди в себя, приди в себя и мы что-нибудь придумаем, — он сжимает окровавленную ладонь О, а про себя молиться всем богам, чтобы с ним всё было хорошо. Не всерьёз брошенные Чонином слова, несмотря на все попытки Чанёля убедить себя в обратном, оказываются страшной правдой.***
— Это не может быть ошибкой, — в который раз повторяет доктор и смотрит на Чанёля серьёзными серыми глазами. — У господина О ханахаки. Вы же сами видели, все признаки на лицо. — И что вы можете сказать о его состоянии? — Я не могу быть точным без анализов, но смею предположить, что болезнь господина О совсем недавно перешла на вторую стадию, — доктор поправил очки на переносице. — Сколько их всего? — уточняет Чанёль и ждёт ответа, как приговора. — Три. — И ему никак нельзя помочь? — Пак сжимает руки в кулаки, на душе не спокойно. — Исследования доказали, что ханахаки излечивается только в том случае, если больному отвечает взаимностью любимый им человек. Если вы вдруг знаете, кто это, — намекает мужчина, — то вам стоит привести его сюда для разговора с господином О. Со своей стороны я могу только выписать лекарства, которые замедлят рост цветов. Это не остановит приступы, тем более на второй стадии, но они будут реже. — А что будет в конце третей стадии? — Чанёль предполагает ответ, но всё равно спрашивает, потому что так ему будет проще смириться с этим. — Цветы задушат его, бывали случаи, когда стебли пробивались через кожу, и всё тело покрывалось цветами, — врач качает головой. — Не забивайте себе этим голову, господин Пак, подумайте о том, что ещё есть небольшой, но шанс, спасти господина О. Я выпишу рецепт на лекарства, забрать его домой можно будет уже завтра. Чанёль благодарно кивает мужчине, и тот отправляется к другим пациентам, а сам Пак возвращается в палату к Сехуну. Парень лежит на кровати и смотрит в окно, поворачиваться к менеджеру совсем не хочется, потому что он знает, что он будет смотреть на него с жалостью. Из-за вколотых препаратов цветы внутри будто заснули, О их даже не чувствует. Печально, что так не может быть всегда. — Доктор сказал, что завтра ты можешь вернуться домой, — решает заговорить Чанёль, он подходит ближе к больничной кровати. Сехун к нему не поворачивается. — Ты даже сейчас ничего не хочешь сказать? Как давно ты заболел? — молчание снова служит ответом. — Сехун? — уже требовательнее спрашивает мужчина. — По-моему, уже поздно что-либо говорить, — парень качает головой. — Ты и так уже всё видел, хён. — Я спросил, когда ты заболел, — повторяет вопрос Пак. — Три месяца назад. — Тебе не казалось, что это весьма важный факт, который стоит немедленно сообщить? — Чанёль пытается быть спокойным, но поведение своего подопечного действительно возмущает его. Он пытался достучаться до него в течении двух месяцев, Сехун болел три, но всё это время молчал. — Я не хотел, чтобы ты знал. В этот раз я просто не смог уйти в уборную, чтобы выплюнуть всё это из себя. Это моя оплошность. — Зачем ты пытаешься храбриться?! — повышает голос Чанёль. Он окончательно срывается. — Кого ты из себя строишь? Тебя убивает твоя же любовь! Почему ты, чёрт возьми, не признаешься тому, кого ты любишь?! — мужчина тяжело дышит и смотрит на Сехуна, который, наконец, поворачивается к нему. Может быть, ему кажется, но в сехуновых глазах стоят слёзы. — Потому что любовь — это прекрасно, — О легко улыбается уголками губ. — Я более чем уверен, что когда признаюсь, услышу отказ, лучше я умру так, зная, что у меня есть хоть какой-нибудь шанс. Чанёль замирает на месте, слушая признание своего подопечного. Сехун просто не хотел делать больнее самому себе, ведь от отказа душевная боль усилилась бы в стократ, и кто знает, что тогда бы он сделал с собой. Пак ловит себя на мысли, что он не знает, что сам бы делал, если бы Сехуна вдруг не стало в его жизни. Ему кажется, что он готов сделать всё, лишь бы последние месяцы жизни О прошли безболезненно и так, как ему того хочется. Чанёль бы всё отдал, чтобы увидеть искреннюю сехунову улыбку, которой он улыбался ему всегда до начала всей этой истории с ханахаки. Пак смотрит в глаза этому мальчишке и не понимает — он проигравший или всё же герой.***
Сейчас, когда Чанёль везёт Сехуна из больницы домой, сидя с ним в одной машине, мужчина чувствует за О ещё большую ответственность. Сехун взрослый мужчина, который серьёзно относится к работе и может принимать здравые решения, но в душе он остаётся ребёнком. Ребёнком, которому больно от незначительной мелочи; который принимает всё близко к сердцу. Чанёль понимает, что чувства, на основе которых развилась ханахаки, значат для Сехуна слишком много, иначе болезнь бы вообще не появилась. Из-за этого мужчина может только представлять, как чувствует себя сейчас его подопечный. Неопознанное чувство в чанёлевской груди настойчиво твердит, что он должен быть рядом с мальчишкой сейчас, и он совсем не хочет ему перечить. Пак паркует машину на стоянке перед домом, и они поднимаются в сехунову квартиру. Чанёль решает разложить купленные продукты на кухне, О вызывается ему помогать. Они обедают на скорую пакову холостяцкую руку приготовленной едой, обсуждают будущее расписание, по настоянию менеджера решая, что сейчас у Сехуна будет неделя отдыха, и только после неё он сможет снова вернуться к съёмкам и своему графику. Режиссёр дорамы передал букет с цветами от себя и всего персонала, желая скорейшего выздоровления, так что никаких проблем с маленьким отпуском не было. Вечером они устраиваются на полу в гостиной, и Сехун заговорщицки предлагает сыграть в приставку. Они и раньше играли, и между ними было что-то вроде здорового соперничества. Сехун чувствует себя хорошо рядом с Чанёлем: ему нравится наблюдать за ним, ощущать, как их локти и бёдра соприкасаются, следить за реакцией старшего. Паку недавно исполнилось тридцать, но во время игры в приставку он будто возвращается назад в свои студенческие годы или, по крайне мере, чувствует себя ровесником Сехуна. О наблюдает за тем, как одна за другой на лице мужчины сменяются эмоции после его проигрыша. Сначала он возмущён, но потом легко смеётся и хлопает парня по плечу. — За тобой ещё один раунд после перекуса, — говорит он. Сехун хочет сказать, что он согласен и даже не на один, но горло сдавливает спазмом. Он хватается за шею, украдкой смотрит на часы и осознаёт, что забыл выпить лекарство, а действие выпитого в обед уже закончилось. Анютины глазки быстро пробираются по трахее, и О выплёвывает их на ковёр из белого ворса. Крови почти нет — плюс прописанных препаратов. — Сехун, — зовёт его Чанёль, будто вытаскивает из бездны боли, держит младшего за руку и не отпускает. Он успокаивающе гладит его предплечье. Мужчина хочет встать, но О в панике крепко хватает его за руку, не желая отпускать. Когда рядом Чанёль ему будто легче, не смотря на то, что эта болезнь появилась в какой-то мере из-за него. — Всё хорошо, — спокойно говорит Пак. — Я схожу за лекарством и водой и сразу вернусь, — он мягко убирает сехунову руку. Через пару минут таблетка и стакан с водой оказываются в руках О, он принимает лекарство и откидывается спиной на диван. Анютины глазки почти сразу отступают, возвращая парню возможность нормально дышать. — Лучше? — спрашивает Пак, Сехун кивает и прикрывает глаза. — Сейчас уже поздно, — менеджер смотрит на наручные часы. — Я поеду домой, а завтра в обед вернусь. Утром заеду в агентство, чтобы решить проблемы с твоим расписанием. Отдыхай, хорошо? Чанёль хочет встать с пола, но вдруг чувствует, как его тянут назад. Он непонимающе смотрит на младшего, который с какой-то трепетной нежностью утыкается носом ему в плечо и сжимает пальцами край его футболки. Сехун сам не понимает, что на него нашло, но сейчас ему совсем не хочется, чтобы Пак уходил. На самом деле, он бы хотел, чтобы все их совместные дни или, по крайней мере, вечера проходили вот так спокойно — только без его чёртовой болезни. — Хён, — просит он, — посиди так ещё немного. Мужчина расслабляется, долго смотрит на всё так же уткнувшего в его плечо Сехуна, и понимает, что ему бы хотелось остаться на совсем. Рядом с этим мальчишкой, рядом с этим взрослым ребёнком. Сехун потрясающий, и с этой мыслью Чанёль спорить не в силах, да и не хочется. Так выходит, что они сталкиваются взглядами, когда О отстраняется. Мужчина наклоняется ближе и аккуратно касается искусанных сехуновых губ. Сехун подаётся вперёд и отвечает, кладёт одну руку на шею, а ещё чувствует, как ладонь менеджера ложится на его спину, притягивая к его сильному телу. Сехуну кажется, что он не в силах сопротивляться, и даже если потом будет больно, то сейчас его сердце ликует и он абсолютно счастлив. Его пальцы перебирают, вплетаются в волосы старшего, а Чанёль углубляет поцелуй лениво, но уверенно. Он кладёт ладонь Сехуну на щёку и нежно проводит по коже большим пальцем, на что мальчишка улыбается, накрывает руку мужчины своей и легко сжимает. Когда Пак отстраняется, Сехун долго смотрит в его глаза и продолжает прижимать его ладонь к своей щеке — боится отпустить и вместе с тем растерять всю вдруг появившуюся смелость. — Хён, — решительно начинает он, — ты тот самый человек, который мне нравится, которого я люблю. — Тогда, — Чанёль усмехается по-доброму, — тогда давай попробуем, — и только после согласия понимает, что то странное чувство в груди было симпатией к Сехуну. Это оно толкало мужчину всё ближе и ближе к этому мальчишке. Пак пока не собирался разбрасываться громкими словами о любви, но если так он может помочь младшему, то он готов рискнуть. О смотрит на него с недоверием, а потом обнимает сильно, и чувствует, как цветы внутри исчезают сами собой, а не от лекарств, потому что человек, которого он любит, теперь принимает его чувства.