I run to you

Ты - мое счастье безграничное Я так сильно тебя люблю Хочу тобой заполнить каждый свой миг Смейся для меня всегда Давай никогда не грустить? Этими словами хочется взорвать свое существо, рассыпаться крошечными осколками и впиться под кожу того человека, которому они адресованы. А он солнечный такой, что на боль от кусочков острого стекла лишь улыбнется и скажет - пустяки, пройдет. У него все пустяки, у него все пройдет, у него все хорошо, а у Чонгука не всегда, ведь накрывает иногда слишком сильно и бесконтрольно. У Чонгука огромное сердце вдребезги, которое в истерике просится к нему, к маленькому и теплому, хочется его в охапку и ото всех украсть, насладиться сполна, если это вообще возможно, и не возвращать назад, если честно. У Чонгука душа - Пак Чимин, красивая, горячая, добрая такая. У него пусть и истерики, пусть он и вдребезги, но у него не болит, он счастлив питать что-то большое и важное к такому человеку, и это его большое и важное настолько же чисто, как и сам Пак Чимин. Он - совершенная концентрация всего милого, невинного, но по-дурацки строгого, он ведь все-таки хён. Чонгук сам не подарок, вообще-то, поэтому поджимает уши виновато, когда от старшего слышит второй раз повторять не буду высоким возмущенным голосом, и выбрасывает сигарету на холодную землю, придавив подошвой кроссовка. Не подарок, потому что выслушивает от маленького старшего лекции о том, что на пары забивает и не учится толком. Он не подарок, потому что после клуба пьяный заваливается к Чимину и перегаром в ухо выдыхает так скучал, господи, выдыхает не видел тебя пару часов, а уже успел сойти с ума и напиться, выдыхает хочу тебя своим сделать навечно, хён. Хён молчит, помогает разуться, снимает с него верхнюю одежду и за шкирку тащит в ванную, - мозги промой. Не промываются. К Чимину другого чувствовать не получилось с первой же секунды, Чонгук даже девушку свою тут же оставил, не объясняя ничего ни ей, ни себе. За Чимином принято наблюдать, ходить за ним хвостиком, заглядывать в его глазки-щелочки, упиваться его звонким смехом и дразнить за маленькие пальчики. Им принято восхищаться, о нем принято мечтать, его принято желать. Принято у Чонгука в голове. Он особо не заморачивается и своей тяги к Чимину не скрывает, прикрываясь любовью братской и вот этими отношениями донсен - хён, зная, что тот подтекстов никаких искать не будет, ему это не нужно, а, наоборот, (не)лишний раз обнимет, к себе прижмет и по волосам непослушным потреплет. Так кажется. - Снова? - Чимин выглядит сонным и уставшим. - Опять, - улыбается глупо, шатается в дверном проеме и еле стоит на ногах, - почему всегда открываешь? Не должен ведь. - Ты ко мне приходишь, а не к кому-то другому. Только вечно пьяный. - Прости, хён. Соскучился сильно, понимаешь, пару часов не видел, - с младшего уже сняли кроссовки и совершенно привычно засунули в душ, отмокать и приходить в себя. Чимину не надоедает. Так кажется. Чонгук чувствует безнаказанность, он понимает, что его не выгонят, не развернут и не пошлют дальше ванной ни за что на свете, потому что Чимин попросту не станет, а младший пользуется. Просыпаться утром не в своей комнате, которую приходится делить с братом, а в комнате Чимина, чувствовать этот его потрясающий запах и ненавистное похмелье и умирать, умирать. Чонгук не любит пить, ему не нравится вкус алкоголя, ему не нравится это отвратительное головокружение и ощущение, что горы готов свернуть, потому что все слишком опрометчиво получается, необдуманно, смазано и мутно. Зато он любит приходить к Чимину ночью, считая свое состояние причиной уважительной, и чувствовать его руки на своей коже, когда он помогает раздеваться, любит то, как он отпаивает его чаем с лимоном, сушит его волосы и ведет за руку в кровать, как маленького. Чонгук всегда отрубается раньше, чем замечает, как старший пялится на него по полночи, а наутро изображает бодрость и умудряется ругаться, угрожать, что в следующий раз на порог не пустит. Но каждый раз пускает. - Хён, а почему? - спрашивает как-то раз младший. - Потому что балбес ты. - А если честно? - Всегда надеюсь, что хоть раз придешь трезвым, - говорит его счастье тихим шепотом и уходит из кухни. А потом уходит из квартиры. У Чонгука душа, которая Пак Чимин, трещит по швам, просит чего-то конкретного и маленького, а сам он дышит часто, пока поднимается на нужный этаж и звонит в дверной звонок. Сейчас ночь, а он трезвый. Уважительнее этой причины у Чонгука никогда еще не было в этой жизни. Чимин не тянет, он открывает сразу же и смотрит долго-долго, принюхивается к запаху, - неужели дождался? Затем хватает за воротник футболки и втаскивает в квартиру, прижимая к стене и заглядывая в его огромные глаза горящие. Чонгук меняется с ним местами и прижимает Чимина к стене сам, а затем склоняется и выдыхает в ухо никаким не перегаром самое трезвое в своей жизни люблю тебя так сильно, что с ума схожу, а затем заполучает нежнейшие губы, которые целуют его в ответ так головокружительно и слишком навсегда.