«боязнь воды»

Он знал, куда шел. Он знал, где найдет блаженное спокойствие, где забудет про рутинные беспокойства. Дело было вовсе не в том, что Джон отправлялся на очередное приключение с его лучшим другом. Все должно быть в точности наоборот — Джон хотел просто побыть в компании Шерлока, услышать знакомый сарказм из его уст, упиться черным юмором, почувствовать себя свободнее. Он хотел подышать Вселенной Бейкер-стрит, пропитанной приключениями, опасностями и этим невозможным Холмсом, а потом вернутся домой — к любящей его Мэри. К любящей его. Джон Уотсон — раненый ветеран афганской войны, видевший самые жестокие стороны жизни, чувствовавший боль потери, пребывавший в полной уверенности несчастливых остатках дней жизни находит Её. Женщину, что полюбила все его глупые привычки, его чисто британский героизм, правильность во всем (приняла даже то, что зубная щетка должна быть повернута к востоку, а не к западу), его бесконечную преданность Шерлоку Холмсу. Она помогала ему каждый раз, когда Джон чувствовал свою «боязнь воды»: он будто тонул в собственных чувствах, просыпался от страшных воспоминаний, что являлись ему в виде ночных кошмаров; иногда, в моменты наихудших эмоций, накрывающих его, как пятилетнего ребенка волной ледяной воды, она сжимала его руки крепко-крепко, заглядывала в лицо и говорила о каких-то будничных вещах. Джон фокусировался на её глазах цвета хмурого неба и думал о том, что она — его спасательный круг. Она — соломинка Джона Ватсона, за которую он ухватывался в моменты отчаяния. Резко остановившись посреди дороги, Джон тяжело вздохнул, испытывая злость за самого себя. Ведь, сколько бы эта потрясающая женщина не реанимировала его, настоящее лекарство, что сможет залечить его раны, сидит за микроскопом на кухне знакомой до боли квартиры в доме 221В по Бейкер-стрит. Шерлок Холмс — вот в ком нуждался Джон. Он чувствовал это почти физически: челюсти немного расходились, словно от тяжелой ноши на его плечах. И что же он скажет ему сейчас? Что скажет Джон своему лучшему другу? Джон усмехнулся, представляя их диалог в стиле: «Хэй, Шерлок, мне мало Мэри. Мне нужен ты. Мне нужен твой беспорядок, как материальный, так и душевный. Мне нужно, чтобы ты будил меня с утра скрипкой (Боже, как же я люблю твою игру), а потом кричал, не заботясь совершенно ни о чём, что тебе нужен чай. Я нуждаюсь в твоём хаосе. Я хочу вновь чувствовать, как он пытается победить мой порядок, как поглощает мою спокойную жизнь. Я хочу видеть, как ты босыми ступнями черкаешь ковры день за днем, ухватившись за эту твою гениальную кудрявую голову, пытаясь решить очередную головоломку. Хочу, чтобы ты мешал мне. Да, чёрт возьми, я хочу этого! Потому что из-за тебя, Шерлок Холмс, я полюбил Хаос!» «Я полюбил тебя.» Тупая боль в груди превратила его улыбку в гримасу отчаяния. Он чувствовал это будто реальную боль: режущую, в самом центре грудной клетки. Почему, черт побери, всё так? Почему когда Джон, кажется, нашел свою любовь в виде прекрасной женщины Мэри Уотсон, приходит какое-то… неудовлетворение? Он понял это на собственной свадьбе. «Какой же ты ублюдок, Джон Уотсон…» Когда, повязав себя и свою жену узами брака, Джон увидел выходящего на улицу Шерлока. В одном из его идентичных пальто, со скрипкой в правой руке и отчужденным выражением лица. Он на секунду повернул голову в его сторону. Лицо озарила прекрасная ухмылка, но отчего-то невеселая. Подмигнув другу, мужчина ушел в темноту, оставив его с тупой болью в груди, которая за этот год стала его проводником по жизни. Он смотрел на дверь, будто пытаясь прокрутить этот момент: уход никем не замеченного, кроме Джона, Шерлока. Уотсон тогда впервые подумал о том, что их с Шерлоком отношения изменятся. Он отгонял эти мысли от себя, но всё же в следующие месяцы это оказалось правдой: они стали реже видеться (только на расследованиях, о которых Джон узнавал самостоятельно), Шерлок почти не выходил на связь в «нерасследовательское» время. Потом Джон откровенно начал понимать себя. Он принял то, что нуждается в Шерлоке, не только, как в друге. Он принял и то, что этому никогда не бывать. Ведь Джон Уотсон — человек чести. Он никогда не станет изменять Мэри, какой бы несчастной не стала его жизнь. Да и принял бы Шерлок его? В любом случае, ему снова нужен был его лучший друг. «Лучший друг». Господи.» Джон остановился перед знакомой дверью старой зеленой окраски с адресом 221В и тем самым дверным молоточком. Его сердце пропустило несколько ударов. Мужчина попытался открыть дверь, но, как и ожидалось (ведь время уже далеко за полночь), она была заперта. Дрожащими от волнения руками Джон постучал в дверь, и, не ожидая скорого открытия, отошел, опершись о стену. Он наблюдал за дождем, что начался сразу после того, как доктор ступил на порог. Повезло, так сказать. Хмыкнув, Джон еще раз постучал, начиная нервничать. Он уже несколько минут расхаживал туда-сюда по крыльцу дома, и, окончательно потеряв надежду, решил уйти, посчитав эту затею глупой. Чертыхнувшись про себя, Уотсон резко повернулся, принимая это событие, как веление судьбы (мол, не нужно тебе, Джон, встречаться с Шерлоком). Но тут, сыграв супер злую шутку, судьба все-таки помогла Джону (в какой-то степени), столкнув его с Шерлоком просто на крыльце. В прямом смысле этого слова: доктор налетел на вышеупомянутого детектива, чуть не сбросив его с верхней ступеньки и не навалившись сверху (в тот же момент он пожалел, что этого не случилось). Но Холмс смог удержаться сам и помочь Джону, придержав его за плечи. — Джон? — удивленно проговорил Шерлок, уже уверенно держась на ногах. — Что ты здесь делаешь? Доктор ничего не ответил, но, кажется, Шерлоку и не нужно было ответа: он смотрел на друга хмуро, словно давно готовился к этой встречи. Готовность на его лице была болью для Уотсона. Ведь это же Шерлок. Если он что-то решил — его мало что переубедит. И впервые за месяц Джон почувствовал себя по-настоящему несчастным. Он осел на верхнюю ступеньку входной лестницы так же неожиданно для Шерлока, как снег в июле. Можно сказать, рухнул. Холмс нахмурил брови откровенно не понимая, что он должен сделать. Вздохнув, детектив подошел к двери, открыл её, и, кинув небрежное «заходи», поднялся по лестнице в гостиную своей квартиры. Джон немедленно пошёл за ним, тихо прикрыв дверь.

***

Он скучал по всему в этой маленькой комнатушке на втором этаже, но особенно по своему креслу. Развалившись в нём, Джон впервые за столько времени почувствовал себя «на своём месте». Шерлок же (аналогично впервые) решил заварить неожиданному (хоть и не очень) гостю чаю. Он достал коричневый чайник из верхнего шкафчика, промыл его, так как сам он редко (никогда) заваривал себе чай. При этом Холмс издавал минимум звуков, ведь он умел двигаться очень тихо и грациозно, не нарушая раздумий своего друга. Подождав, когда чайник закипит, Шерлок очень трепетно заварил Джону «Earl Grey» без сахара, и так же осторожно ворвался в его раздумья, предоставляя другу дымящую чашку чаю. Шерлок уселся на своё привычное место, принял обычную позу; его лицо ничего не отражало. Он сидел, не зная, как начать диалог. Все слова в его голове звучали слишком громко и неправильно. Слишком для той тишины, что залегла сейчас на Бейкер-стрит. Посмотрев сбоку на этих двоих, никогда не скажешь, что раньше они могли часами обмениваться колкими фразочками, параллельно спасая жизни друг друга из очередной передряги. «Я тону.» — Я тону, Шерлок. Сам того не понимая, Джон очередной раз спас Шерлока, не вынуждая его первым начинать разговор. Он начал анализировать слова доктора и, что главное, тон его голоса, каким было сказано всего три слова. От количества боли, прозвучавшей в его голосе, Шерлоку и самому стало не по себе. «Только не ты, приятель. Мне должно было быть больно за нас обоих. Но не тебе.» — Мэри?.. Джон откинулся на спинку стула, отставив чашку с чаем на столик рядом. В его голове взорвался фейерверк мыслей, ключом к которому стало одно лишь имя «Мэри». Его милая Мэри, которая спасает его каждый раз, убаюкивая в своих объятьях. Она приглушает его боль жаркими поцелуями, перерождаемыми в яростный секс. Сама того не понимая, она становится зеленым фоном для Уотсона, который ставит на её место Шерлока Холмса. Его лучшего друга, черт подери. Сама того не понимая, Мэри спасает своего мужа не от воспоминаний об Афганистане, нет. Эту боль он способен приглушить и сам. Наихудшие моменты связаны с человеком, сидящем напротив. А если быть точнее, то с отсутствием такого в жизни доктора. Он бесконечно виноват перед Мэри, которую любит его ум, но сердце Джона разбито и только один человек способен исцелить его. — Шерлок, я не могу так больше, — он опустил голову на руки, — мне нужен… — Тебе нужно поспать, Джон… Доктор яростно поднялся, буквально нависая над детективом, тем самым прерывая его. Его голос повысился на тон, Джон к чертям забыл о миссис Хадсон, соседях, и о Вселенной вообще. Его до боли в груди занимали эти холодные глаза, глядящие на него снизу вверх, оставаясь противно спокойными, в то время как Джон чувствовал, что взорвется. — Чего ты хочешь от меня? — спустя минуту молчания мягко спросил Шерлок. «Тебя.» Джон еще минуту смотрел в глаза его лучшего друга. Всего за минуту он резко поменял все приоритеты в жизни и… — Тебя. Нужно ли говорить, что загадочный детектив Шерлок Холмс с первой недели их совместной жизни тяжело влюбился в своего строгого соседа, ни разу не надеясь на что-то большее и никогда даже не намекая? Он даже и близко не представлял вероятности взаимных чувств, а тем более не думал, что заслуживает Джона. Ведь он — воплощение лучшего в человеке; классичный герой Средневековья, по которому сохли самые красивые дамы. Да, Джон был тем еще женским угодником, типичным мужчиной. Самым, что ни есть, гетеросексуалом. И Шерлок никогда не рассчитывал на взаимность, а потому даже не пробовал. Но в один момент всё изменилось. Когда на свадьбе милого доктора, после исполнения первого вальса молодые бросились в танцы, а Шерлок, исполнив всё, что от него требовалось, ушёл в темную ночь, погружаясь в компанию человека, который единственный никогда не оставлял Шерлока — в компанию самого себя. Раздумья требовали тишины. Шерлок вызвал такси, и не желая ждать внутри ресторана, вышел, бросив последний взгляд на лучшего друга. Тогда он впервые увидел взгляд, который будет в дальнейшем сопровождать его при каждой их встрече. Взгляд человека, который долго искал ключ к такой желаемой, но закрытой двери; а когда думал, что нашёл — оказалось, что он не подходит, а поменять уже нельзя. Да, может быть сравнение вышло уж слишком близким, но именно это отражал взгляд этих серых глаз в, предположительно, один из самых счастливых дней его жизни. Как же больно, что он понял это так поздно. Но вот он, Джон, стоит просто перед Шерлоком и просит о чем-то большем, чем просто дружба, не так ли? Он хочет Шерлока. «Так возьми.» Поцелуй был настолько желаемым и яростным, что мужчины ели удержались на ногах, пошатываясь при этом, как две ветви одного дерева. Шерлок искусно овладел ртом друга, посасывая и покусывая его губы. Язык детектива ворвался в рот Джона, и они встретили друг друга чуть ли не зло, борясь между собой. Совсем как в жизни. Вдруг, их зубы клацнули, и они вынуждены были отстраниться, словно бы соревнуясь друг с другом по быстроте дыхания. — Рано или поздно мы зайдем в тупик, Джон. Шерлок отошел подальше от своего друга, глядя в окно. — Лучше тупик, чем… — начал было Джон, но детектив резко прервал его. — Для тебя — да, — согласно кивнул Шерлок. — Ты каждый раз будешь возвращаться к Мэри, счастливый и удовлетворенный. А я буду оставаться ни с чем. Голос Холмса стал очень задумчивым, будто он составлял очередной гениальный план, но на этот раз не был уверен в том, что всё пройдёт успешно. И Джон знал этот тон.

***

— Что же, это было не так тяжело, как я думал с самого начала, — сказал Шерлок очень умным тоном. — Ты продырявил всю стену, разбил зеркало над камином и чуть не убил Андерсона, — подметил Джон, не отрываясь от книги. — И всё же, твой ход. Весь вечер мужчины играли шахматы (на что его подбил детектив, и теперь Джон никак не мог отыграться, хоть и знал, что Холмс поддается) и пили кофе, который, ко всеобщему удивлению заварил Шерлок (даже он сам, кажется, удивился). После очередного дела Уотсон остался совершенно мокрым, его вещи весели на камине, а сам он сидел в халате Шерлока, сам подшучивая над, теперь обязательной, интимной близости между ними. Он ночевал в своей комнате в ту ночь. А потом он регулярно стал ночевать в их, раньше совместной, квартире. Вернул туда некоторые вещи. Иногда, когда в больнице были очень тяжелые пациенты, он оставался у Шерлока, ведь оттуда до работы было ближе. Холмс добавил это в самый топ списка «Почему Джон возвращается на Бейкер-стрит». А ещё, они много говорили. Постоянно говорили. Обо всём, о чем было позволено говорить (да и о Саше Грей один раз вспомнили). Шерлок замечал, что его друг стал больше улыбаться, а вернувшись к раскрытию преступлений — он вернул свою прежнюю форму (ведь излюбленной темой Шерлока был именно излишний вес Джона). Впервые за долгое время Уотсон обновил свой блог рассказами «Пляшущие человечки», «Желтое лицо», «Союз рыжих», «Пустой дом» и многими другими. Они вновь стали лучшими друзьями. Джон Уотсон раз за разом тонул в Шерлоке, позволяя себе полюбить эту чертову «боязнь воды». А потом — уезжал домой.