Два Дракона

Исцеление Блум принесло огромное облегчение. Правда оно вызывало множество вопросов. Я знал организм жены до мельчайшей клеточки после всех тех лет, когда поддерживал ее жизнь. Что-то коренным образом изменилось после пробуждения? Я проверял фею все эти годы. Блум не восстанавливала потоки. Ее организм не менялся с самого дня пробуждения. Теперь очевидно, что кошмары были вызваны Адалиндой. Все произошедшее с Блум было частью ее игры, именно это мне и не нравилось. Никто не имеет права играть на моем поле. Пока я не узнаю о планах и намерениях драконши, моя семья может быть под угрозой. Когда Блум уснула, я попытался войти в ее душевное пространство и найти древнего духа. Прежде всего меня интересовало чем была Адалинда на самом деле. Она не могла быть лишь частью Блум, как когда-то мои родители. Ее власть была куда больше и внушительнее, даже за пределами тела и души. Такая власть пугала и внушала уважение. Древний храм, утопающий в цветущих джунглях, во многом походил на тот, что был обнаружен археологами. Средиземноморская архитектура напоминала о картинах земных Сиракуз древней Италии. Высокие белые стены с алыми куполами и маленькими шпилями башенок. Барельефы и лепнины изображали драконов в различных ипостасях, от человеческой до полной трансформации. От чего-то эти статуи совсем не внушали доверия. Райская обстановка вокруг наводила на мысли об обманчивости. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Когда я был здесь в последний раз джунгли погибали, а храм был разрушен. Не спорю, душевное равновесие и силы Блум восстанавливались, а это место в след за ней, но магия к ней вернулась слишком уж резко. Моя цель встретила меня у самого входа. Лицо Блум, словно насмешка над чувствами к ней. Свободное голубое платье в пол в античном стиле, перехваченное широким золотым поясом. Распущенные алые волосы поддерживал только золотой обруч с крупным сапфиром. В таких знакомых голубых глазах залегла печаль прожитых столетий, бесконечности веков. -Кто ты на самом деле? – Прозвучало жестче, чем хотелось бы, но она вызывала сейчас только чувство чужеродности и опасности. -Ты не доверяешь мне? – Ее губы тронула легкая грустная улыбка. – Не удивлена. – Женщина отвернулась, подняв взгляд к хрустальному куполу над холлом. – Ты знаешь кто я. – Голос Адалинды был тихий и почти отрешенный. – Я та, кто был в самом начале и будет в конце. Я смерть этого мира и его рождение. Мои первые дети наследовали дар первородного огня с каждым новым поколением теряя часть его силы. Я незаметно угасала в них, больше не чувствуя страсти творения, не ощущая вкуса к жизни. Этот бесконечный замкнутый круг медленной смерти продолжался до новой наследницы, до этой души. Став Адаландой, я обрела форму, возродившись Блум – обрела жизнь. На мгновение она приоткрыла свой истинный облик, глубинную суть. Фигура, сотканная из пламени, переливавшегося всеми мыслимыми и не мыслимыми цветами, за которыми терялся человеческий облик, сделала ко мне шаг, еще один. От нее исходила подавляющая мощь, давящая на плечи, грудь, легкие, буквально клонящая к земле, заставляющая склониться. Нет! Уж этого в моей жизни больше не повторится! Словно заметив это сопротивление и понимание, она вернулась к прежнему облику. -Мне не нужно это преклонение. Ты все еще не можешь принять силы, скрытой за этим обликом. Это означает, что росток хаоса в тебе так и не раскрылся. – Голос женщины был преисполнен горечи, невыразимой скорби. Я видел и чувствовал множество ее оттенков за свою жизнь. Этот был похож на скорбь вдовы по умершему мужу, матери по не рожденному ребенку. Она коснулась моего лица, с той невыразимой нежностью с какой я когда-то касался спящей Блум, когда не знал, как скоро она проснется, сможет ли выжить и начать полноценную жизнь. -Ты спишь в точности, как и я тогда, после раннего пробуждения. Разница лишь в том, что твой сон продолжается всю жизнь. – Ее рука медленно опустилась к груди, к сердцу. – Я ошиблась, пытаясь взрастить истинный Хаос во владениях Порядка. Все это отдавало очередным экспериментом. Она считала, что может править чужой жизнью? Остановив ее руку, я сжал женское запястье, на той самой болезненной грани. -Не находишь, что твоя попытка показать свою власть отдает заносчивостью и эгоизмом? – Холодно и язвительно. – Или думаешь, что я спокойно приму твою власть и позволю ставить эксперименты надо мной и моей семьей? Взгляд Адалинды стал удивленным и озадаченным. Дух не отняла руки, словно даже не обращая внимание на этот перехват. -Эксперимент? – Она нахмурилась. – Не удивительно, что для тебя это так выглядит, учитывая ведьм. Сделав шаг в сторону от меня, Адалинда, словно бы, заколебалась, менять ли мое отношение к этой ситуации. -Если ты не поймешь, начнешь сопротивляться и это может стать серьезной проблемой для нас в будущем. – Тихо проговорила она, уходя в глубь храма и зовя меня за собой. Первый зал сменился другими. Новые коридоры, словно сотканные из полотна ночного неба сменяли друг друга один за другим, уводя нас все глубже и глубже. Если бы я не знал точно, что нахожусь в душе Блум, решил бы, что дух ведет меня куда-то далеко, прочь от Магикса и всей нашей вселенной, но все это все еще была Блум, моя Блум. В ее душе развивался новый кусочек бытья, где вспыхивали молодые звезды, чтобы тут же угаснуть. В начале и в конце мира находится только его творец, тот, кто смешивает краски нового мира, наполняет новые миры жизнью. Великий Дракон? В сказке об Адалинде и Иллитаре было глупое убеждение о том, что она воссоздала мир заново. Это не было преувеличением сказителей? Слова этой женщины о форме обретали новый смысл в этом контексте. Но почему именно он, почему именно Иллитар? Любовь этой драконши к нему была для меня загадкой. Не смотря на яркую связь между нами я не понимал ответа. Возможно не понимал его и тогда. -Ты действительно принесла все Магическое Измерение в жертву тогда? – Спросил я, не выдержав нашего молчания и давящего ощущения загадки. -И продолжаю это делать. – Все так же грустно улыбнулась она. Значит ли это…? -Ты собираешься обрушить его снова? – Я остановился кровь похолодела от ужаса. Все то, что мы успели узнать будет стерто? – За что? -Не правильная постановка вопроса. – Ответила Адалинда. – Не за что, а почему. Я не достигла цели. И пока она не будет достигнута, я буду жертвовать своим творением столько раз, сколько потребуется! – Ее голос стал жестким, угрожающе твердым и неприменимым. Я не сомневался, дух пожертвует всеми нами ради достижения этой мифической цели. Мы шли все дальше и все глубже, пока не достигли желаемого ею зала. В центре зала с такими же темными глубокими стенами была огромная белая чаша с горящим в ней цветастым пламенем, тем самым. -Что именно является твоей целью? – Настойчиво спросил я. – Так понимаю, она связана со мной. Если так, что скажи в чем она заключается. Возможно у меня найдется ответ, который ты ищешь. Я не хотел смерти Магиксу, не сейчас, когда мы столького достигли, не тогда, когда Блум вернула силы и мы могли завести детей. -Ты не помнишь. – Заключила Адалинда. – Моей целью является обещание, очень и очень давнее. Я, как и все, хочу продолжать свое существование, хочу творить и чувствовать вкус жизни. Я медленно угасала чувствуя, как моя любовь к миру иссякает. В какой-то момент своей долгой жизни я начала ощущать, как мой интерес и чувства слабеют. Первым ушло чувство боли. Я существовала так долго, что начала забывать, какого это, когда от вида чужих страданий начинает болеть душа. Вместе с ней ушли сострадание и милосердие. Вопреки расхожему мнению, после этого я не стала более жестокой, я стала пустой. Она сторона медали не существует без другой. Это равносильно медленной смерти для души, для самой сути живого существа. Мне нужно было чувствовать, вернуть саму себя. Впервые за многие века, может даже тысячи лет, я ощутила вкус к жизни, когда увидела тебя, когда ощутила боль от вида твоих ран. Я был готов увидеть в Адалинде врага, опасность для себя, Блум и нашей семьи, но ее признания раз за разом разбивали эту уверенность. Она была опасна, однозначно, но между нами была связь, отрицать это было глупо. Как бы я не хотел разграничить ее с Блум, они были одной личностью, одним существом, одной душой и сейчас моя жена открывалась мне совершенно с иной стороны. К таким откровениям я был меньше всего готов. -Я увидела человека, смертного, чья судьба была соткана из боли и трагедий. В ней, словно бы, и не было ничего кроме них, кроме жестокой борьбы с миром. Он начал вдохновлять меня, одним своим примером, одной своей силой духа и стремлением к свету, к счастью, ко всему тому, чего он никогда не знал и не ведал. Ты восставал против хозяев раз за разом, не смотря на все, что они делали с тобой. Я помню тело, испещренное шрамами, как больно было смотреть на тебя в первый раз. Ты лишился руки и глаза, но продолжал бороться за мечту о свободе, которую считал химерой. – Боль в ее голосе ощущалась и сейчас. Глаза духа наполнялись слезами с каждым словом, с каждым новым воспоминанием. Дорожки драгоценных капелек покатились по нежным щекам. – Любовь к тебе привела меня к возвращению этих чувств к миру. Испытывая боль от твоих страданий, я снова услышала в себе боль от страданий остальных живых существ. Почувствовав милосердие к тебе, я снова смогла испытывать его к миру. Вернув все самое светлое в себе, я вернула и самые темные стороны своей души и стала жестока. Без одного не может быть другого. Без тебя я снова начну терять себя, медленно теряя чувства. Тогда мы и поженились в первый раз. Я стала женой человека и была счастлива, от первого до последнего дня. Когда же он настал, этот последний день, я дала обещание устранить все, что встанет между нами. – Адалинда зло смахнула слезы и с воистину пугающей решимостью посмотрела мне в глаза. Разум пронзила резка боль и пред глазами предстало видение, или нет, скорее воспоминание из прошлого. *** Угнетающее ощущение собственной слабости. Старость, глубокая, неодолимая. Иллитар медленно умирал, ощущая подступающий холод. Адалинда плакала у его кровати, стоя на коленях, держа сухую ослабевшую руку. Она поддерживала жизнь в смертном теле столько, сколько могла, боролась до последнего. вечно юная, вечно прекрасная, она могла бы обратить на себя внимание любого мужчины, но выбрала его, человека, смертного, искалеченного душевно и физически бывшего раба. Адалинда плакала навзрыд, не в силах сдержать собственной боли. Любимый уходил от нее и никакой божественный дар не был в силах поспорить с самой природой, с самой смертностью. -Отпусти меня. Нам не быть вместе. Я не бессмертен, любовь моя. – Собственный голос был слабым, тихим, едва ощутимым. -Нет! Я не смирюсь с этим! Мы обсуждали это сотни раз, я не могу полюбить другого! – Она дрожала. Дар богини удерживал в нем крохи жизненной силы, но они утекали, как песок сквозь пальцы. Эта женщина была с ним с тех самых пор, как они встретились в первый раз на побережье Пироса. Она смотрела на него так, как ни одна женщина прежде, видя в любимом мужчине партнера, равно себе. -Мы не равны. Никогда не были. И эта история будет повторяться раз от раза. Один из нас будет хоронить другого. – Старик бросил последний взгляд на жену. Даже в старости Адалинда не отступила ни на шаг. Она ухаживала за ним, любила ничуть не меньше, чем в молодости, не меньше, чем в самый рассвет их брака. -Если только в этом дело, я сделаю все, чтобы стали равны! – Выкрикнула она. – Я уничтожу все, что встанет между нами, будь это положение, происхождение, сила и даже смерть! Я не отпущу тебя! Никогда! Ты станешь таким же, как и я! Я клянусь, ты станешь моим божеством! Это обещание было последним, что он услышал тогда, последним, что отпечаталось в памяти, ее клятва смести все препятствия между ними. *** Я вспомнил клятву Адалинды, последние слова, которые стали роковыми для нас. -Ты понимаешь в какую ловушку себя загнала? – Холодно спросил я. В душе разливался ужас, уже не от ее силы, но от того безумия, что правило душой моей богини. -Мы уже бессмертны, оба. Этого разве недостаточно для исполнения твоего обещания? В Магиксе нет существа сильнее меня? – Спросил я, но тут то и дошел смысл сказанного. Я стал бессмертным демоном, возможно, сильнейшим в обоих измерениях, но не стал богом, не стал до конца равным ей. Блум не была феей, не была драконшей, она была чем-то большим, всегда. Ее душа не подвластна времени. Моя жена не может постареть, не может ощутить тот самый, смертельный холод. Моя жизнь, даже как демона, не будет такой же бесконечно долгой. Я не смогу стать ее партнером в творении. Рано или поздно это воспоминание повторится, только в других условиях. Будут раны, будет враг, который окажется сильнее меня. Что-то да случится, потому что все имеет свой конец. По словам самой же Адалинды даже творцы не бессмертны. Она умирала до встречи со мной, но обернула процесс вспять из-за любви, немыслимой и абсолютной, любви на грани безумия и одержимости. -Ты все еще можешь умереть. За тобой умру и я. Именно это все еще и разделяет нас. – Заключила она. – Мы должны творить вместе. На меньшее, чем вечность я не согласна. Как бы не хотелось признавать, но Блум-Адалинда была права. Мы все еще были слишком далеки друг от друга для полноценного счастья, для достижения полноценного союза. Рано или поздно сила проснется в ней до конца и разрыв будет оущащться все сильнее и сильнее. Я могу взять ее в полет на своих крыльях, но она меня все еще нет. -Что ты намерена делать? – Спросил я, уже предполагая ответ. -Переписать историю. Ты прав в одном, одной мне этой цели не достигнуть, и ты нужен мне и здесь. Мы начнем с начала, с самого твоего истока, а потом встретимся снова. – Спокойно ответила Блум. Она говорила об обрушении целой жизни как о чем-то почти незначительном. Завершить нашу историю сейчас для этой женщины все равно что обрушить карточный домик. Нам предстояло идти вместе дальше или не совсем? К истоку? Как далеко в прошлое уведет нас эта тропа? -Ты забыла об одном важном моменте. Об этой жизни. – Остановил ее я. – Мы не завершили путь здесь. Разве ты хочешь просто жить, снова стать матерью, увидеть, как они повзрослеют? – И тут остановился сам. Она уже проживала это однажды. Адалинда видела, как ее дети живут, влюбляются, растят собственное потомство и умирают. Я не был с ней рядом тогда, не знал, как сильно моя жена переживала подобное. Они не наследовали ее божественной силы и бессмертия. -Одна моя половина очень этого хочет, тогда как другая очень хочет уйти. Мне было больно наблюдать за ними в прошлый раз, не менее больно, чем за тобой. – Призналась богиня. – Но я принимаю твое желание. Если бы речь шла только обо мне, как в прошлый раз, не стала бы задерживаться, но ты тоже не завершил свой путь. Я подожду еще, пока наше желание уйти не станет обоюдным. Это успокаивало. Блум даже в этом воплощении оставалась собой, слишком ранимой. -Я думаю мы можем выделить эту реальность как некое отдельное измерение, как альтернативную реальность. Здесь все только-только наладилось. Этот мир процветает и действительно восхищает. Он может стать еще одним сокровищем в наших владениях. Здесь должны были остаться потомки наших воплощений, все те, кому мы помогли обрести счастье. Я положил жизнь на спасение магических королевств и откровенно говоря не был готов к их исчезновению в пучине времени так просто. Адалинда согласилась и с этим. Пусть это и будет достаточно сложно, но она обещала оставить этот мир, как маленький островок нашего прежнего счастья. -Ты уже мыслишь, как настоящий творец. – Улыбнулась она, так нежно и легко, восхитительно, как никогда. За такую улыбку я был готов на очень многое, едва ли не на все. -Значит, все в целом идет по твоему плану. – Улыбнулся я в ответ. – Хотя, дорогая моя, должен укорить тебя за нехозяйственность. Ты готова была выбросить столь ценный и дорогой ресурс, как владения, живых существ, золото, знания, воспоминания о прошлом здесь, как нечто не значительное. Разве твои земные родители достойны подобного отношения? – Я не обвинял ее, но укорял. Блум видела мир в рамках высшего существа сейчас, забыв о том, что та самая протестующая часть приземлена, все еще живет как все остальные и не мыслит подобными воистину высокими материями. -Я поняла тебя, прости. В этом мне тоже все еще очень сильно нужна твоя хозяйственность. – Рассмеялась моя любимая. На этом наш разговор и завершился. Я не стал рассказывать об этом внешней Блум. Мы с Адалиндой условились, что это одна из тех тайн, что должна остаться не раскрытой для собственного же душевного спокойствия. Я буду единственным из нас, кто сохранит воспоминания об этой встрече и разговоре, о наших сделках и планах. Наша жизнь будет продолжаться в прежнем ключе. Я и дальше буду работать, заниматься наукой. Блум будет заниматься историей, писательством, возможно, тоже преподаванием. Мы заведем семью, как и хотели. Этот путь завершится так, будто и нет Адалинды и ее высшей цели. Это был тот конец, которого мы были по настоящему достойны.