... и обратно

Дин бы, конечно, догадался раньше, если бы не было так скверно. Догадался бы. Но он попросту запретил себе об этом думать. Очень уж трудно было уложить в голове мысль, что Сэм действительно не искал его и не пытался помочь. Что пока Дин в Чистилище сражался за жизнь, Сэм интересовался его судьбой меньше, чем судьбой чужой собаки. С собакой обошлось — Сэм позаботился о ней. Заодно нашел себе и человека. Амелия, должно быть, была хорошей, а Дин... Дину пора было усвоить, что полагаться следует только на себя. Не впервые Сэм его к этому подводил. Ну, вот Дин и пытался это переварить, по крайней мере убеждал себя, что и так бывает. Правда, от попыток на сердце делалось еще тяжелее, потому он и не задумывался уже ни о каких возможностях, пока не полез в сумку Сэма. Дневник отца, как Дин и думал, был там — завернутый в клетчатую черно-малиновую тряпку. Должно быть, спрятанный так со времен Амелии. Дин мельком подивился расцветке — Сэм такой не жаловал — и нырнул в записи. Листал, разыскивая что-то, а клетка все не шла из головы. Сэм и правда эти цвета не любил. В отличие от самого Дина — и одного типа, которого Дин видел лишь однажды лет почти двадцать назад, но помнил до сих пор. Сэм тогда остался в арендованном доме — одиннадцатилетним не место на охоте, — а Дин поехал с отцом. Дело казалось не слишком сложным, не на полную ночь даже, да вышло не так. Если бы не огромного роста незнакомец, внезапно ввалившийся в дом, где они рассчитывали найти одного вампира, а наткнулись на целое гнездо, Винчестеры пострадали бы куда сильнее. А то и, много позже понял Дин, вовсе не выбрались бы. Он отлично помнил, как вампир уклонился от удара и отшвырнул его, как собачонку — чем-чем, а силой кровососы не обделены. От удара о стену Дин отключился на несколько мгновений — и кто знает, что сталось бы, не вмешайся тот гигант. Дин открыл глаза, когда голова его вампира уже катилась по полу, а невесть откуда взявшийся охотник переключился другого монстра. И его, и третьего одолел с легкостью, словно мастерством превосходил даже Джона Винчестера! Дин не удивился, что отец принял помощь — кто бы в такой момент от нее отказался! Не смутило его и то, что после бойни незнакомец представился кратко, не глядя в глаза — Винчестеры и сами часто назывались чужими именами, для охотников это было в порядке вещей. А вот взгляды, которые бросал на него новый знакомый, взгляды тревожные и изумленные, Дину не пришлись по душе. Джону охотник, впрочем, не сказал. А Дину все-таки выдал: — Какой же ты мелкий шкет еще! — и головой даже потряс, будто не мог поверить в очевидное. Дин бы здорово обозлился — знал, что в свои пятнадцать многим взрослым фору может дать, — если бы услышал в голосе насмешку. Но там звучало одно лишь тяжелое, мрачное удивление. Да и тема тотчас была закрыта: охотник вдохнул и переключился на другое, будто догадываясь, как обстоят дела. — Ты вообще-то в порядке? Идти можешь? Дин не признался, что нет — сам еще не знал. Молча кивнул, пропустил его вместе с сильно хромающим отцом вперед и зашагал следом. И так же молча через несколько минут опустился на колени, прижимая к груди ужасающе тяжелую, неловкую левую руку, которую дергало болью на каждый шаг. А очнулся снова — предпочел бы не помнить, но как забудешь — уже плывущим в воздухе. Новый знакомый нес его к “Импале”. Дин бы вырвался, чтобы идти самому, да сил не осталось. Тогда-то, раз уж провалиться сквозь землю не мог, он и рассмотрел, что одежда охотника кое-где была порвана. Все-таки вампиры и этот живой ураган сумели зацепить. На сообщение о куртке охотник и внимания не обратил, а вот узнав, что разорвана и рубашка, заметно расстроился. И Дин — не то чтобы ему нравилось, но они ничем больше не могли ему отплатить, — предложил зашить. Тем более что лубки там или нет его ждали, правая-то рука была цела! И игла с черной ниткой у отца всегда с собой, а порвано как раз по черной полосе. Отец, услыхав его, хмыкнул, но спорить не стал. Потом, после визита к врачу , Дин ковырялся с иглой, сквозь зубы браня лангет и гадая, к чему дорожить рубашкой с коротковатыми рукавами, которые и в холода приходилось закатывать. А Том — или как там он наврал, будто зовется, — сидел на капоте Детки, потихоньку тянул пиво и перешучивался с Джоном. Дин никогда и ничем не был так поражен, как той сказочной легкостью, с которой этот тип нашел с его молчаливым отцом общий язык. В некотором смысле даже сейчас Дин мог назвать немного более впечатливших его событий. А уж чтобы хороших — так и подавно, пальцев одной руки хватит пересчитать. Он припомнил бы их все быстро, если бы несколько минут назад, доставая отцовский дневник, не ощутил под пальцами… … неровный шов на клетчатой тряпке. Оттолкнув дневник, Дин снова схватил ее. Встряхнул почти с ненавистью. Что за дрянь мерещится! В руках у него — точь-в-точь та рубашка, которой он обзавелся за пару месяцев до Чистилища. Покупая ее, он даже не вспомнил, что ее расцветка так похожа… Но не похожа, а именно та и даже та самая. И шов на рубашке слева тот самый. Хлопнула дверь — Сэм, вечно угрюмый теперь медведище, вернулся из кафе с пакетами. Но так и поставил их тихонько на пол, разглядев, что именно Дин держит перед собой. — Нельзя говорить было? — отмер Дин. Кивок. Еще, еще кивки. — Так ты, значит, все же… — Это все, что дали возможность сделать, — перебил Сэм. — Я пытался, но все отказывались. А потом предложили выбирать: ждать и без толку пытаться дальше или помочь там. Без знания точного момента, без координат — я только город помнил. Но и это при условии, чтоб ни звука, иначе никак — мол, слишком большая игра, не вмешаться... — Игра! — выплюнул Дин. А, что там говорить! — А Амелия? И собака. Они были? — Там. Пока вас разыскал, вляпался в это. Сбил ее — недосмотрел, на нашу машину пялился. Боялся, что отец заметит слежку. Повезло, не заметил, — Сэм выдохнул длинно и обмяк. Вдохнул снова, и слова опять бежали, заторопились, заспешили на свободу наконец. — А потом только хуже стало, я стал опасаться, что не успею, не помогу как следует, что вы, вопреки всему... Тем более — когда тебя увидел. Ты же мне в детстве таким большим казался, понимаешь? А оказалось… “Мелкий шкет еще”, — вспомнил Дин. Да уж, куда ему в те пятнадцать против нынешнего Сэма в его тридцать! — Да ты и так меня еле поднял, — подошел ближе. — Будь я больше, и вовсе не сдвинул бы! И стукнул в плечо в шутку. И обнял — всерьез уже. И сам выдохнул. Выдохнул наконец. — Все равно дотащил бы, — услышал над ухом.