IV. Проклятие Знания

      Одри непременно хотела попасть в поместье Лестрейнджей до того, как ее отправят в Хогвартс. Уже сейчас ей присылали гневные письма, грозя чуть ли не отчислением, но пока ее защищало заключение Теда Тонкса о сильном нервном потрясении. Впрочем, заключение не было ложным – все то время, что Фред был мертв, Одри билась в истерике и успокоить ее смогли лишь усыпив. Сорванный голос был самым меньшим последствием этого случая, о нормальной жизни говорить было рано. Кошмары ей не снились, только если она спала на кушетке в комнате Фреда. Беллатрикс, разумеется, была против похода в полузаброшенное поместье. Бывшего мужа она ненавидела до помутнения рассудка и не желала отпускать дочь в этот дом. Но того хотела сама Одри, а против нее оказалась бессильна даже ненависть обманутой матери.       Одри старалась не подавать вида, но слова Долохова ее задели. Она простила маму. Приняла ее. Полюбила. Отказывать отцу в таком же праве – как минимум нечестно. А Одри ненавидела несправедливость. А еще она безумно любила Фреда и, положа руку на сердце, его спасителю она тоже могла бы простить многое, если… если бы не знала, что этот спаситель – отец, который ее вроде как бросил. Но она же вообще не знает, почему он так решил. Вдруг у него есть свои причины?       Поэтому в один пасмурный весенний день Одри, Фред, Беллатрикс и Фрэнк Лонгботтом стояли, как казалось троим из них, в чистом поле, перед огромным камнем.       – Это здесь? – удивилась Одри. – А почему ничего не видно?       – На поместье очень хорошая защита, – неохотно пояснила Белла, – во всей Великобритании лишь с десяток домов имеют настолько сильные щиты. Тебе нужно пролить немного крови на этот камень. Там даже бурые разводы не смываются.       Одри присмотрелась повнимательнее – на камне и правда словно была высохшая кровь, что просто невозможно – дожди ведь льют часто, а гости вряд ли ходят сюда каждый день. Одри взмахнула волшебной палочкой, рассекла себе ладонь и положила руку на камень. Как только она сделала это, то увидела и само поместье – за кованым забором скрывался практически замок в готическом стиле, только что размерами чуточку не такой уж и огромный. Стрельчатые окна, высокие крыши, горгульи в качестве украшений. К главному входу вела широкая аллея с высокими кустами роз. Парк вокруг выглядел неухоженным, но магические розы цвели темно-фиолетовыми цветами, из-за чего поместье казалось еще более мрачным. Одри залечила порез на ладони – этому заклинанию она научилась сама, – а потом заученно произнесла фразу на латыни: назвала своими гостями всех своих сопровождающих. Фред едва заметно вздрогнул, а вот Фрэнк здесь уже бывал. Даже не посещая приемы, он все же был в гостях практически у всех видных аристократов Великобритании – просто визиты вежливости.       – Я думала, тут маленький разваливающийся домик, – задумчиво сказала Одри, делая первый шаг к родовому поместью. Ответил ей Фрэнк, чуть более лояльный к Лестрейнджам, чем злая Беллатрикс:       – Они обеднели вовсе не потому, что прожигали миллионы на балах. Лестрейнджи – французский род, они переехали в Англию относительно недавно, но большая часть их дохода все еще обеспечивалась фирмами на материке. А когда в Европе буйствовал Гриндевальд, молодежь из их семьи выступила на его стороне. Из-за этого, во-первых, после войны Лестрейнджи выплачивали контрибуцию пострадавшим. Во-вторых, клиенты их бросили из-за репутации сторонников спятившего темного. У них оставался какой-то доход, просто небольшой.       – Но на жизнь хватало? – уточнила Одри, действительно пытаясь понять.       – Хватало, – буркнула Белла. – Хватало на одежду, еду, содержание этой махины, но не было возможности давать балы и приемы, дарить дорогие цацки любовницам и давать взятки сотрудникам Министерства. Это все им обеспечило мое приданое.       Одри чуть нахмурилась. Они уже шли по аллее, и аромат роз был так же необычен, как и их цвет – казалось, что пахнет грозой с легким оттенком традиционного запаха роз. Но грозы как раз и не было.       – У моего отца была любовница? – уточнила она, пряча улыбку.       Белла сердито надула губы. Врать она не умела и не любила:       – Не было, – недовольно процедила она, а потом опомнилась и сердито обратилась к дочери: – У него же была я, какая любовница?       Фрэнк хрюкнул, не смог сдержав смех, а Одри на ходу обернулась – она улыбнулась маме:       – Не сомневаюсь в том, что ты бы конкуренток не потерпела.       Белла фыркнула и высокомерно повернула голову – вроде как розы рассматривает.       Огромные входные двери, в холле парадная лестница и черно-белая плитка на полу. Но особо мрачным дом не казался. Окна, хоть и были узкими, все же давали много света, а в отделке прошлые хозяева больше тяготели к светлому дереву и мрамору, а не мрачной атмосфере склепа.       – Пойдем, покажу, где вход в подземелья, – дернула плечом Беллатрикс.       Ей на самом деле очень не хотелось самой возвращаться в этот дом. В те месяцы, когда она носила под сердцем Одри, она была по-настоящему счастлива здесь. И сейчас ее это огорчало.

***

      Рудольфус Лестрейндж всегда был хорошим сыном. И хорошим старшим братом, разумеется. Мужем он, до определенного момента, тоже был нормальным. А вот с отцовством все сложилось несколько иначе.       С Беллой Блэк он познакомился еще в Хогвартсе. Жгучая брюнетка, яркая и свободолюбивая, она не замечала влюбленных в нее парней – у нее был лишь ее любимый жених. Рудольфус в число ее преданных поклонников не входил, но все равно восхищался ею. Казалось, будто на черно-белом снимке Хогвартса тех времен кто-то яркими масляными красками нарисовал Беллу Блэк – сделав ее сразу и яркой, и фактурной, и словно не от мира сего. Такой же вспышкой цвета казалась и Молли Прюэтт, но, в отличие от Беллы, после окончания Хогвартса ее жизнь стала максимально серой и обыденной.       Рудольфус вновь начал видеть Беллу, уже когда закончил школу и, как и полагается хорошему сыну, начал искать себе достойную супругу на светских вечеринках. Для его отца "достойная" – значит с хорошим приданым, а таких в то время было не так-то много. Большая часть богатых невест были наследницами – то есть не могли стать женой наследника другого рода. Остальные – страшные, больные, или лишенные талантов. И Белла. Чей главный изъян – она своевольна и давно перестала быть невинной девицей, что является важной характеристикой для достойной супруги наследника древнего рода.       Он не собирался на ней жениться, да и общаться начал скорее как с подругой. Но то, что начиналось как дружеские шутки, постепенно переросло во флирт, а вскоре Рудольфус понял, что ему невероятным образом удалось стать для Беллы кем-то большим, чем надоедливым поклонником. Последних у Беллы было немало – все старательно звали ее замуж, дарили подарки и льстили по любому поводу, что раздражало яркую красотку.       Наверное, дело было именно в том, что Рудольфус начинал с ней общаться без каких-либо далеко идущих планов. Ему просто была интересна женщина, что настолько выделяется среди остальных. Она не любила его. Он ее, впрочем, тоже. Но их близкое общение подтолкнуло две семьи к идее устроить их брак. Блэки хотели избавиться от потенциальной старой девы, Лестрейнджи – точнее Грэгори Лестрейндж – хотели получить доступ к впечатляющему богатству Беллатрикс.       Белла, конечно, была не в восторге от такой перспективы. Чтобы уговорить ее, Рудольфус воспользовался главным слабым местом Беллы – при всем нежелании жить с другим мужчиной, детей она хотела настолько сильно, что всерьез подумывала опозорить семью, родив вне брака. Поэтому ее удалось убедить – Рудольфус говорил об их общей семье, что он позволит ей заниматься только детьми и никем кроме, что у них непременно будет дочь: если нужно, он даже обратится к семейной библиотеке и проведет ритуал. На самом деле сам Рудольфус и не смог бы его провести, о чем Белла знала. Но всегда ведь можно заплатить тому, кто может.       Чтобы им обоим было легче, они долгое время пили зелье – что-то вроде амортенции, только более тонкого действия, специально для пар, что устроили брак по расчету. Это зелье не вызывало безумной любви, не делало супругов рабами своих чувств, оно скорее мягко подталкивало пару к двум простым ощущениям: сексуальной привлекательности партнера и чувству взаимоуважения. Чувства схожие с любовной привязанностью, с той лишь разницей, что ты абсолютно точно знаешь – это результат принятия зелья.       Они хорошо жили. Красиво смотрелись вместе, ладили между собой, поддерживали друг друга. Рудольфус даже не задумывался о том, что их брак может закончиться. Но когда Белла забеременела, что-то изменилось. Она все чаще говорила, что эта дочь – только ее, что она будет ее маленькой принцессой, не подпускала к себе своего же мужа. Не потому, что он делал какие-то условно неприличные предложения. Нет, Рудольфус тоже любил этого ребенка, он хотел его. Он был бы рад разделить с Беллой все моменты ожидания их первенца.       Он был уверен, что родится мальчик, ритуал они не проводили – Белла все же слепо верила в том, что будет дочь. У Лестрейнджей с Блэками был договор, по-своему стандартный – мать имеет полное право воспитывать дочерей самостоятельно, без оглядки на мужа. Было только уточнение – при разводе Белла еще и может забрать дочь себе, дать ей свою фамилию. Рудольфус не хотел терять ни своего еще нерожденного ребенка, ни жену, с которой ему было хорошо. И поэтому – да, Рудольфус не хотел даже думать, что это будет девочка. Но колдомедики редко ошибаются.       Рудольфус жутко волновался тогда. Он надеялся, что все заявления Беллы о разводе – это просто гормоны, что она не всерьез, что ему удастся уговорить ее остаться, ведь ребенку все равно нужен отец. Он старался радовать жену, исполнял любые ее капризы, радовался любым своим маленьким победам – она даже трогать живот редко когда позволяла.       Его отец, разумеется, тоже переживал. Деньги Беллы помогли расширить производство в Великобритании, связи среди Пожирателей – обеспечить клиентскую базу, но этого будет недостаточно, если взбалмошная Белла просто уйдет, забрав предполагаемую наследницу. Иногда напряжение в доме становилось практически осязаемым и Рудольфус много сил тратил на то, чтобы оставаться для своей жены хотя бы другом, несмотря на все ее капризы и слезы.       Ей было нелегко. Шла полноценная гражданская война, приходилось постоянно опасаться за свою жизнь и Белла не рисковала отправляться в дальние путешествия. Беременным нельзя аппарировать, да и каминная сеть – для крайних случаев, поэтому навещать Белла могла только ближайших соседей. Иногда в гости заглядывала мать Беллы, но та разрывалась между двумя замужними дочерьми и не самой спокойной атмосферой в семье. Белла, которая прежде вела активную социальную жизнь, изнывала от скуки.       В их доме Темный Лорд бывал всего несколько раз. Первый раз – на свадьбе, позже ужинал и один раз проводил собрание. Лестрейнджи не были его открытыми последователями. Некоторую связь можно было проследить – все же отец Рудольфуса был давно знаком с Темным Лордом, но официально он давно его не поддерживал, что позволяло Рудольфусу с Беллой участвовать в приемах и условной “светлой” стороны.       В то время вообще было сложно определить кто есть кто. Далеко не все маги яро заявляли о своей политической принадлежности, и приходилось постоянно быть начеку. Беллу это раздражало. Открытая и прямолинейная, она даже как-то раз высказала свои претензии Темному Лорду… Рудольфус тогда не на шутку испугался – думал станет вдовцом. Но нет, обошлось. Их господин посчитал такое поведение забавным и после всегда интересовался у Рудольфуса, как здоровье его жены.       Казалось, что скука и легкое сумасшествие Беллы – это самое неприятное в их супружеской жизни. А потом произошло ужасное. Это был обычный визит к Фаулзам. Не особо знатные, не особо богатые, но они жили ближе всех к поместью Лестрейнджей, и Белла могла добираться к ним на карете, запряженной пегасами. Она бывала у них как минимум раз в две недели, и Рудольфусу никогда не приходило в голову, что это может быть опасно. Но Фаулзы – не знатные и не богатые. Защита на их поместье была смехотворной, а связи с Волдемортом – неоспоримы. Никто не думал, что министерство и Орден Феникса начнут штурмовать дома Пожирателей, но именно это и произошло. Дом Фаулзов оказался первым. Белла не могла из него аппарировать, попала под заклинание при штурме, что ожидаемо плохо сказалось на ребенке и на ней самой.       Тогда действительно не было никаких доказательств, что Лестрейнджи помогали Волдеморту – опыт поддержки Гриндевальда показал недальновидность такого поступка. Беллу не стали арестовывать – она была гостьей жены хозяина дома, еще и пострадавшей. Ее доставили обратно в поместье Лестрейнджей и семейный колдомедик настоял на родах: Белла и малышка могли вообще не выжить.       Одри родилась совсем крошечной – все же появилась на свет на два месяца раньше срока. Колдомедик уверял, что с малышкой все, в целом, в порядке. Что она выживет и станет прекрасной ведьмой. Но Грэгори Лестрейндж твердил Рудольфусу, что малютка – сквиб, что она может погибнуть. Или что она потом не сможет найти себя в мире маглов, потому что слишком долго жила в мире магии.       Стоило догадаться, что это все – неправда. Все же Грэгори больше всех был заинтересован в том, чтобы Белла осталась Лестрейндж. Получив дочь, она могла уйти – и ей было бы неважно, есть магия у малышки, или нет. Кроме того, Говард, дядя Рудольфуса, попал в мир маглов достаточно поздно, но добился много, да еще и имел контакты с миром магии… Но в тот момент Рудольфус не был способен мыслить критически. Его жена была без сознания – мертвенно-бледная, она тяжело дышала и как раз гарантий ее выздоровления колдомедик не давал. И Рудольфус поддался на уговоры отца. Девочка просто слабо попискивала у него на руках, он поцеловал ребенка в лобик и отдал отцу – чтобы он отнес девочку к Говарду Лестрейнджу. Так Одри попала в мир маглов.       Белла очнулась через несколько суток. Она приходила в себя и раньше, но больше бредила, поэтому ее сразу погружали в сон. Очнулась она уже несколько другой. Впрочем, и сам Рудольфус изменился. Он не мог забыть, что при штурме того дома пострадали Белла и их ребенок. Он не думал о том, что Пожиратели нередко поступали так же, только они убивали и женщин с детьми, не щадя никого. Его снедало беспокойство и тревога. А еще вина перед Беллой. И тайна. Их дочь жива, просто она родилась не-ведьмой. Чтобы забыться, Рудольфус начал участвовать в вылазках Пожирателей, хотя до этого ему позволяли помогать лишь знаниями и связями.       И однажды, после очередного вопроса Темного Лорда о состоянии его жены, Рудольфус привел с собой и Беллу, предложил ей стать полноценным членом их общества, принять метку Пожирателя Смерти.       Второго ребенка зачать им все никак не удавалось и Белла, казалось, начала сходить с ума. Рудольфусу показалось, что ей поможет то же, что помогает ему – битвы, ощущение опасности. Она казалась по-настоящему сумасшедшей… ею, наверное, и была. Смеялась во время боев, пусть никого за все время и не убила. Прокляла, правда, приличное количество магов. Рудольфус не знал почему, но Темный Лорд нередко с ней разговаривал. Он выделял ее среди остальных. И Белла, прежде приходившая сюда для того, чтобы отвлечься от скорби, будто обрела цель. Рудольфусу иногда даже казалось, что она влюбилась. Но это было настолько невозможное предположение – влюбленная Блэк – что он и сам в него не верил.       Когда Темный Лорд исчез, у Беллы случилась истерика и Рудольфус с братом взяли ее с собой, мстить – пошли к Лонгботтомам. Причин было несколько. Главная – те были аврорами, и если не они сами, то кто-то из их коллег участвовал в том нападении на дом Фаулзов. Для Рудольфуса, по крайней мере, это было важнее всего. Для Рабастана и Барти это была просто истерическая попытка найти Волдеморта. С самого начала обреченная на провал. Их быстро нашли, да и Белла у Лонгботтомов в доме словно растеряла всю свою ярость. Будто осознала, что Темного Лорда не вернуть. Она больше интересовалась сыном Лонгботтомов, чем происходящим вокруг.       Рудольфус винил себя еще и за то, что взял Беллу с собой. Сидела бы дома и никто бы так и не узнал, что она была Пожирательницей. Считалось, что Волдеморт презирает женщин и метку ставили считанным единицам. Взяв Беллу с собой, он обрек ее на Азкабан.       Рудольфус не мог сказать – как за все эти годы в Азкабане он умудрился не проговориться, не сказать Белле, что их дочь жива. Он хотел. Каждый день, когда дементоры приходили в его камеру, он снова и снова видел эту картинку: малышка в розовом одеяльце, он целует ее в лоб, на мгновение ощущая ее запах и нежную кожу, а потом передает ее отцу. Ему казалось, что ощущение легкого тельца в его руках навсегда осталось в памяти. Как и осознание того, что он сам – он и только он – разрушил будущее своей семьи. Это из-за его решения их дочь воспитывалась не ими. Это из-за его решения он начал активно участвовать в сражениях Пожирателей. Белла сошла с ума. Они попали в Азкабан. Во всем виноват лишь он.       Он хотел бы увидеть ее, свою дочь. Обнять, снова поцеловать, поднять на руки… он хотел бы читать ей сказки на ночь, покупать дорогие игрушки, позволять есть сладости. Он бы любил ее… он и так ее любит, хотя видел ее всего несколько минут и совершенно не знает – какая она. Какой она выросла. Похожа ли она на него хоть чем-нибудь.       После того, как их вызволили из Азкабана, он жил словно по инерции. Злость на отца не могла пересилить привычку быть хорошим сыном, и Рудольфус не мог позволить себе даже умереть. Он глава рода Лестрейндж. Он должен спасти свое наследие. Немного оживал он лишь когда кто-нибудь рассказывал о том, что происходит в Хогвартсе.       И когда Рабастан умер, когда его самого снова ждал Азкабан… Рудольфус понял, что может кое-что сделать для дочери. Искупить свою вину хотя бы перед ней. Заслужить если не прощение, то хотя бы толику благодарности. Рудольфус Лестрейндж шел умирать осознанно, в качестве искупления главной ошибки своей жизни. Он сам, своими руками, отдал своего ребенка. Он недостоин счастья. Но он может подарить своей дочери шанс обрести это самое счастье.