Я — Адам семи Грехов, Ева слышит зов.
Тесный коридор. Темный, узкий. Назад не повернуть - за спиной сгущаются тени захлопнувшейся клетки. Клетки собственного греха. Что остается? Остается только - вперед. За этим сюда и являются грешники.Я — Адам семи Грехов, Мой разум мертв...
Синий фильтр, красный дым. Приглушенный блеск, порок на максимум. Ход ведет в человеческую преисподнюю - целый Ад наслаждений истощенному сознанию. Естество сбрасывает слепящий белый, с головой окунаясь в похотливый яркий. Но, знаешь, сколь бы цветными ни были пестрые, в жадной погоне за большим их становится слишком много. Слишком много красок, в которые хочется окунуться. В животной панике облепляя твое тело, царапая тебя болезненной красотой, такой, черт подери, фальшивой, в конце все, что остается от их перемешавшихся трупов - лишь уродливый серый. Бесцветная тупость.Сожгите дотла мой трон!..
Знает ли Чуя? Чуя знает. Разум млеет, добровольно заволакиваясь мутной пленкой кальянного дыма. Кровь вскипает, разгоняя афродизиак по пульсирующим венам. Пряности, цветы, человеческое тело. Пьянящий мираж отголосков свечи, отдающий жуткой похотью в резком градиенте. Ложе податливого искусителя, сам искуситель, в томящемся лукавстве нежащийся с опасной мягкостью. Чуя не видит правды, - мозг под давлением, сознанию хорошо, разум отказывается от реальности - но Змей и не осознает даже, что он суккуб. Развратник невинен, лишь одарен человеческим пороком с рождения. Дар опасный, дар корыстный, дар-проклятье. Откуда Морфий? Свят или змей? Нам просто похуй, суки любят царей. Черные пряди текут сквозь пальцы, стоит только запустить в них ладонь. Какой же у тебя цвет глаз, малыш-демон?.. И не разберешь. Твой взгляд настолько пуст, что, кажется, и не имеет ничего своего вовсе. Отражает в своей бездонности мерцание скрытых прожекторов, потухших свечей сатанинской церкви. Где-то в черном доме молитвы, под сводами падших икон, горят в костяных подсвечниках пестрые бенгальские огни. Красный, желтый, синий, сиреневый... а все вместе - всепоглощающий безвольный серый. Искры падают на зачерненные образы без лиц. Полыхает храм греха...И если наш сан безбожен, Иисуса заменит доллар...
Твой дом ликует, адское дитя. Разбросаны в беспорядке смольные пряди, контрастно на фоне белоснежной постели. Пальцы трясутся, неподвластное вожделение требует ледяных прикосновений. Акутагава - не пешка. Акутагава - сам дьявол... Так думает Чуя, на ложе искусителя до звона в сознании упиваясь их сплетенным грехом. Плоть в плоть - горячо, грязно, ирреально великолепно. Зачем ты притворяешься невинным, малыш-демон? Ты беспрекословно свободен, так к чему этот чистый румянец, к чему блестящие бриллианты слез, к чему жалобные стоны? Почему ты уничтожаешь себя? Или ты... делаешь это для меня?...Кредо: Убей, ты должен! За мнимую тень свободы.
Лиловый фильтр. Фиолетовый градиент. Что мы упустили?.. Все. От самого начала до самого конца.Вендетта — их вотум. Санкции богу. Предал устои...
Тени в мерцающем дыму. Удушающее наслаждение. Кажется, уже и не воздухом дышишь - плотным сплетением одуряющих эфиров, растворяющих тебя в услужливом лукавом удовольствии. Удовольствии, за которое продана твоя душа... Чуе нечем дышать. Почти. Сдавливающая обмороком греха тяжесть, развратное тело демона, засасывающая бездна пустых глаз. Пустых глаз, бесцветных глаз, равнодушных глаз, слепых глаз... Пустота, пустота, пустота! Звонкий-звонкий смех. Заливистый, искренний, чистый-чистый. Как колокольчик на ветру, как детское пение, как радость матери. Откуда он на самом дне? Откуда он в адской обители? Откуда он в трясине похоти?.. Смех, смех, смех. Смех, смех, смех. Под зеленый фильтр, под розовый градиент. Дикая пульсация вен, расширенные зрачки, дрожащая радужка. Крик застревает в горле, упирается поперек глотки, велит заткнуться. "Там был... не только афродизиак..." - сквозь давление смертельного думает Чуя. Хрипит, сжимая в своих руках хрупкие руки демона. Томится, мечется, в беззвучном стоне погибает.Виват, наркотический бред, Ножи сукам на танцполе. В погоню за Каином вслед, Лезвием резать горла.
Доза на тот свет? Едва ли. В бездну греха приходят не умирать. В нее поднимаются из еще большего дна. Дна отчаявшихся. Познавшие всю чернь, всю грязь, пресмыкающиеся, даже будучи королями, они уходят сюда. Сюда, где железная клетка узкого коридора захлопывается за их спинами, даря всю фальшь отрешенности и забвения. Смех, смех, смех... "Ну и пусть так. Пускай я глупец. Пока демон... мой малыш-демон рядом... ох, как же мне все равно." - хрипло хохоча, думает Чуя. Акутагава - не демон. Акутагава - лишь такой же отчаявшийся... Но кому уже какое дело, когда яркие краски двух тесно переплетенных тел смешиваются, с томящимся ужасом превращаясь в безликий серый?... За мнимую тень свободы...