Дзинь-дзинь!

Едва я появился на пороге квартиры 221Б по Бейкер-стрит, меня встретила миссис Хадсон. Выражение её лица было столь красноречиво, что слова не требовались. Когда я направился в гостиную, она последовала за мной. − Это уже здесь, доктор, − объявила она. − О, Боже… Уже? − Да, доктор, его принесли утром, примерно через час после того, как вы ушли. Оно довольно большое и уродливое. Хорошо, что его доставили вам, а не мне, потому что я не знаю, что с ним делать. − Тогда я пойду и посмотрю. Спасибо, миссис Хадсон. Открыв дверь в нашу гостиную, я набрался смелости и переступил через порог. Это было установлено слева на стене на уровне плеч. Рядом пританцовывал Холмс. Его лицо выражало демоническое ликование. Заметив меня, он взволнованно воскликнул: − Уотсон, Уотсон! А вот и он! − Да, миссис Хадсон уже мне сообщила. Вы его уже испытали? Засияв от гордости, Холмс прикоснулся к совершенно новому телефонному аппарату Белла с чувством, похожим на благоговение. Я редко видел его столь растроганным. − Да, уже! Пока вас не было, Уотсон, я сделал семнадцать телефонных звонков. Мой дорогой друг, это самое волшебное устройство из всех, когда-либо изобретённых! Я насторожился: − Семнадцать звонков! Я не знал, что у нас семнадцать знакомых с телефонами. − Все звонки были сделаны в Скотланд-Ярд инспектору Лестрейду. Уверяю вас, он был очень рад меня слышать. Подойдя к замысловатому устройству из полированного дерева, я недоверчиво осмотрел его. Оно было большим и громоздким, с рукояткой на правой стороне и раструбом со шнуром на левой, а сбоку у него красовались рупор и ряд колокольчиков. Всё это казалось чуждым, опасным и тревожным. Видимо, именно этим оно так очаровало Холмса. − Как это работает? − спросил я, ткнув пальцем в один из колокольчиков, который выразил слабый протест глухим звоном. Холмс шагнул вперёд. − Вы снимаете раструб, вот так, − сказал он, сопровождая свои слова действиями. — Затем вы крутите ручку здесь, несколько раз и довольно быстро — вот так. Теперь вы подключены к свободной телефонистке. — И он действительно покрутил ручку четыре или пять раз. — О!.. Оператор! Добрый день! Соедините меня, пожалуйста, с инспектором Лестрейдом из Скотланд-Ярда. Спасибо. − Пауза. − Это была телефонистка, Уотсон! Теперь она берет шнур, втыкает его в абонентское гнездо и связывает меня с нашим дорогим другом, который, без сомнения, после обеда рассиживается с чашкой чая и газетой. Ах, Лестрейд! Добрый день, это снова я. Да. Да. Я знаю. Да. − Холмс внимательно слушал того, кто находился на другом конце линии. − Да, Лестрейд, я знаю, что сегодня уже звонил вам несколько раз, но я предполагал, что вы будете рады меня услышать ещё раз. Да. Я знаю. Да. Ну что ж, до свидания. Холмс вернул раструб на место и посмотрел на меня. Он выглядел сбитым с толку. − Что-то он не слишком обрадовался моему звонку, − произнес он. − Возможно, я отвлёк его от его любимого печенья? Как вы думаете, Уотсон? − Я думаю, что скорее всего у него в ушах звенит от предыдущих семнадцати телефонных звонков, а восемнадцатый переполнил чашу терпения, − со смехом ответил я. — Холмс, неужели вы больше не знаете ни одного владельца телефона? − Ну, есть ещё Майкрофт, конечно, но звонить ему не стоит. Он даже не знает, что мы теперь подключены, Уотсон, поэтому, пожалуйста, не сообщайте ему этого при встрече. В ответ я лишь закатил глаза. Усевшись на диван, я тяжело вздохнул и начал набивать свою трубку. − А нам кто-нибудь звонил? − спросил я. — У этих колокольчиков, похоже, негромкий звук. Любопытно, сможем ли мы их вообще услышать, если они позвонят. − Пока нет, − ответил Холмс удручённо. − Я надеюсь, что Лестрейд позвонит и сообщит новые детали текущего дела. Кстати, почему он ещё не поделился информацией? Возможно, мне следует позвонить ему снова, чтобы узнать. − Нет! − воскликнул я, останавливая его жестом. — Не делайте этого! Скажите, Холмс, вы всегда были таким неугомонным в своей любознательности, даже в детстве? Холмс задумался. − Я всегда интересовался всем новым или необычным. Я в курсе новейших изобретений. Они дают мне пищу для ума. Например, я уже думаю, как можно улучшить оригинальную модель. − Могу себе представить, − сдержанно ответил я. — И воображаю, в какую сумму это обходится. Интересно, сколько стоит один звонок? − Понятия не имею, − сказал Холмс. — Звонок производится с помощью штепселей и проводов, и я не знаю, сколько это стоит. Тем не менее чек, который мы получили совсем недавно от лорда Сэлтмерса за раскрытие дела с исчезнувшей люстрой, покрыл первоначальные расходы. − Холмс! − сказал я. − Я думаю, что мы будем в состоянии оплатить все ваши звонки. Но я хотел бы, чтобы вы узнавали обо всех деталях таких капиталовложений перед тем, как их делать. Холмс нахмурился, но нисколько не смутился. Он с нежностью смотрел на деревянное чудище, словно желая, чтобы оно затрубило во все колокола, тем самым доказывая, что я не прав в отношении его бесполезности. Между тем телефон оставался стоически тихим и злонамеренно немым. − Я собираюсь сделать ещё один звонок, − вдруг заявил Холмс. Я не смог подавить стон. Подняв раструб, Холмс прижал губы к рупору. − Уотсон, идите сюда! Я хочу вас видеть! − прокричал он. − Прошу прощения, что?! −Ладно, это неважно, − выдохнул он. − Теперь позвольте мне позвонить Лестрейду, чтобы дознаться, съел ли он своё печенье. Я услышал, как Холмс ещё раз поговорил со страдалицей-телефонисткой и подождал, пока его снова соединяли с ещё большим страдальцем инспектором Лестрейдом, который, скорее всего, давно запустил в стену чашкой и газетой, чтобы дать выход разыгравшейся ярости. − Лестрейд! — певучим голосом заговорил Холмс. − Скажите мне, мой дорогой друг, ваши часы сейчас работают? Да? Ну, тогда вы должны пойти и поймать его. — Он повесил трубку. Его плечи вздрагивали от смеха. Затем он повернулся ко мне и воскликнул: − Господи, Уотсон, эта штука такая забавная! И тут, наконец, телефон зазвонил! Колокольчики ожили и закатили такой отчаянный трезвон, словно извещали о конце света. Потрясённый Холмс отскочил от телефона на несколько шагов, затем оглянулся через плечо на продолжающуюся какофонию. − Уотсон! — отчаянным шёпотом заговорил он. − У нас есть входящий вызов! И он действительно очень громкий! − Холмс, ответьте же, во имя всего святого, − сказал я, зажимая уши ладонями. Колокольчики звонили и звонили, и этот звон метался обезумевшим эхом по всей нашей небольшой квартире. Без сомнения, их услышала даже глуховатая миссис Хадсон, жившая на первом этаже. Холмс поднял трубку. − Да? − нерешительно ответил он. − Да. Ясно. Ну, да. До свидания. − Он положил раструб на место. − Это был Лестрейд, − объяснил мой друг. − Он сообщил мне, что… Телефон снова зазвонил, и колокольчики огласили пространство безудержными ликующими звуками. Холмс бросился к телефонной трубке. − Да, да? − ответил он на звонок, затаив дыхание и закрыв другой рукой ухо. − О, это снова вы, Лестрейд. Ясно. Хмм… да. Ну, и зачем вы тогда звонили? Эти колокольчики поднимают адский шум! До свидания. Холмс отступил от телефона с выражением растущего сомнения на лице. − Уотсон, я считаю, что над этим изобретением следует ещё поработать. Оно явно требует тонкой настройки, − сказал он. − Может быть, оно предназначено для обширных танцевальных залов или помещений, где от этих трелей никто не оглохнет? Упомянутые трели не заставили себя ждать. Вскрикнув, Холмс схватился за трубку. − Что теперь?! Что? Прошу прощения? Что? Да! Нет! К чёрту это всё! − Он повесил трубку. — Я задушу Лестрейда, − сообщил он мне. — Так не может больше продолжаться. Или это прекратится, или я сдеру эти колокольчики и затолкаю их ему в глотку. − Да… как быстро надоедает всё новое, − философски заметил я. − Мне остается лишь выразить пожелание, чтобы вы с Лестрейдом заключили перемирие. Холмс снова сел. − Вы правы, − ответил он, морщась. — Телефон Белла − действительно обоюдоострое удовольствие. Я улыбнулся: − А ещё было бы очень удобно, если бы мы каким-то образом могли знать, кто на другом конце линии, прежде чем снять трубку. Друг ли это или, скажем, нежелательный абонент. А то ведь мало ли какому пустозвону вздумается звонить по телефону! В ответ Холмс недовольно фыркнул, и я решил удержаться в дальнейшем от этого каламбура: увы, мой незатейливый, но злободневный юмор оказался недооценённым.