The Revolution

Здесь было жарко — солнце жгло невероятно, как жёг руки практически раскалённый песок. Замечал ли эту боль Чарльз? Нет. Казалось, он ничего не замечал. Все тело до пояса лишь заходилось короткими отрывистыми судорогами, будто его посадили на электрический стул. Однако ног он не чувствовал вовсе. От осознания этого в голове мысли, его мысли, непривычно метались по черепной коробке, не давая и надежды на чтение чужих умов. В этот момент он чувствовал себя обычным человеком, будто мутация на время отключилась, и было сложно даже понять, о чем надрывается собственное подсознание, чего уж говорить о мозгах других. Однако перед глазами вопреки клише ничего не расплывалось. Напротив, он смертельно четко видел лицо Эрика, склонившегося над ним, с выражением отчаянной боли. Чарльз чувствовал его прикосновения, поддерживающие, пытающиеся успокоить — как? — неизвестно. — Это ты сделала! — Эрик оторвал взгляд от телепата, и Чарльз даже не нуждался в необходимости видеть испуганное лицо Мойры, он слишком хорошо знал Эрика, чтобы полагать, что тот не возьмёт под контроль каждый грамм металла на ее теле, горя желанием раздавить агента МакТаггерт как букашку. — Нет, Эрик, — собственный голос казался Чарльзу ужасающе слабым и сдавленным, — Это сделал ты. Он видел, как потухли глаза Леншерра, как они будто налились свинцом, меняя свой цвет. Последний раз он видел такое отчаяние на лице друга перед тем, как тот повернул спутниковую тарелку, когда скорбные воспоминания пронзали его мозг, будто железная арматура. Чарльз помнил ту всепоглощающую боль в панцире гнева — такую форму она чаще всего принимала в мозгу Эрика. И сейчас он понимал, что причиняет Леншерру боль, по силе легко сравнимую с детскими воспоминаниями, и всеми силами хотел остановить ее смертоносный поток, но сам заставлял себя констатировать ужасный факт. — Пойдём со мной, Чарльз, — Ксавьер отдал бы все, лишь бы не слышать этого абсолютно подорванного голоса. Чарльзу не нужно было читать мысли, чтобы услышать свозившую в этом тоне отчаянную просьбу: «Прости, Чарльз, позволь мне все исправить, прошу тебя, позволь помочь». В пору было даже удивиться — Эрик редко когда спрашивал разрешения. «Прости». За что? За Шоу, за желание развязать войну в оболочке высшего блага для мутантов, за пулю в спине… Телепатия снова возвращалась и мозг разрывался от мириардов кричащих, отчаянных мыслей в голове всех, кто находился здесь, кто смотрел, как Магнето склонился над Чарльзом, будто пытаясь отмотать время вспять. Но мысли Эрика Чарльз научился различать уже давно, и сейчас те отливали кроваво-красным, сплошным, удушающим по хлеще газовых камер Лагерей. И впервые за всю жизнь Чарльз не знал, как правильно. Он ничего не знал. Голова разрывалась, боль заполоняла все вокруг, и страшно хотелось отключиться, лишь бы не слышать собственных сдавленных криков. Казалось, небо услышало его, и вот Чарльз уже проваливался в чёрную блаженную пучину небытия, где не было боли, не было Кубы, не было ракет, не было даже Эрика, была лишь чужая мысль, отчаянная просьба, что навязывающие рикошетила в отключающемся мозгу. Она была последним, что Чарльз почувствовал, кроме, пожалуй, рук, что бережно подняли его тело. «Позволь мне все исправить»

***

Ксавьер резко распахнул глаза, неловко озираясь вокруг. Свет, лившийся из окна, бил в лицо, и Чарльз невольно отвернулся в другую сторону. Что странно — острая боль больше не взрывалась в области пояса, лишь тянущее ощущение приносило дискомфорт. Телепат постарался приподняться на локтях и, сощурившись, более сознательно окинул взглядом помещение. Оно даже близко не напоминало камеру (мысль о том, что Эрик будет держать его в плену, заставила его передернуться). Чарльз обнаружил себя лежащим на широкой двухместной кровати посреди просторной спальни, как в президентских номерах нью-йоркских отелей. От обилия преобладавшего в интерьере белого цвета в глазах рябило. Когда Эрик только успел отрыть это место? Протерев глаза, Чарльз посмотрел на пейзаж за окном. В поле зрения попали высокие пальмы, идеально выкошенные гектары изумрудного газона. Судя по всему, они были в одном из Южных штатов, ближайших к Кубе — вроде Флориды или Джорджии. Воспоминания от событий вчерашнего дня вовсе не были сокрыты от разума телепата, напротив, они лишь создавали паршивое ощущение собственного бессилия. Устало выдохнув, Чарльз снова упал на кровать. Он по-прежнему не чувствовал ног. Вообще ничего ниже пояса. Даже мгновенно появлявшиеся и все так же неожиданно затухавшие вспышки фантомных болей не давали и приблизительно похожих на прошлые ощущений. Вдруг Чарльз услышал почти невесомые шаги и приглушённый щелчок двери. В проеме показалась Рейвен. Девушка в привычном обличии блондинки, уже успевшая переодеться, сделала ещё пару шагов вперёд. Губы слегка растянулись в уставшей улыбке, но тон голоса передавал невероятное облегчение. — Чарльз. Боже, ты очнулся. — А у тебя были сомнения? — Они были у всех, — на ее взгляд пала тень испытанного отчаяния. Только сейчас Чарльз увидел за маской всегда уверенной и холодной девушки мутанта, ещё недавно рвавшего себе волосы от безысходности и, вероятно, не спавшего уже пару дней. Будто очнувшись, она вытянулась и уже уверенным тоном произнесла: — Ты был в отключке два дня. В это время приходил врач. «Много врачей. Мы вытрясли из них все, что могли» — Так что с ногами, Рейвен? Ее глаза вовсе не бегали, хвалёная выдержка, достойная лучших шпионов делала своё дело. Но Чарльз знал свою сестру много лет и видел, что та что-то скрывает, что-то болезненное, и это что-то приносит ей не меньшую боль чем гипотетически принесёт ему. — Чарльз, я… — она на секунду замялась и прошла дальше в комнату ближе к кровати, слегка опершись на неё рукой, — …Я не знаю всех медицинских подробностей, но по всей видимости… — Я не смогу ходить, — закончил за неё Чарльз, прищурившись. — Ты и так все знаешь, — нервно произнесла Рейвен, и невольно сжала руку в кулак. Она всегда умела себя контролировать в нужных обстоятельствах. В отличие от того же Эрика. Эрик. Эти имя мгновенно отгремело в ещё затуманенном мозгу Чарльза, заставляя окончательно очнуться. — Где Эрик? — Чарльз не знал, зачем ему было необходимо это знание, но вопрос вырвался прежде, чем он успел продумать цель. Стоящая напротив девушка нахмурилась, то ли вспоминая, то ли настораживаясь, но, чуть помолчав, произнесла: — Должен быть в кабинете. Накопились дела, он практически не выходит оттуда, так что… — Какие еще дела? Под пристальным взглядом брата Рейвен остановилась, на секунду заглянув ему в глаза. — Я не знаю, Чарльз. — Не лги мне, Рейвен, — в его глазах начали плясать искорки раздражения, губы слегка поджались от резкого, но не особо сильного приступа фантомной боли. — Какой мне смысл врать! — девушка повысила голос, забыв о самоконтроле, потянулась рукой к светлым локонам, — Он сам ничего не говорит. Шумно выдохнув, Рейвен вновь постаралась собрать воедино осколки сдержанности и произнесла, кинув взгляд на брата: — Он попросил известить его, как ты проснёшься. Секундная тишина, повисшая в комнате, на мгновение заполонила сознание Рейвен, и в ее разуме от Чарльза не укрылась мысль, подобная электрическому разряду. «Спаси его. Спаси нас всех, Чарльз»