love is a journey / любовь это путешествие

* Алек Лайтвуд, которого Алина знала с детства, не улыбался. Смотря на своих братьев и сестру, уголки его губ приподнимаются – когда Изабель наносит удар с разворота на своих шестидюймовых каблуках, при этом не пошатнувшись; когда маленький Макс заходит, размахивая листком бумаги с небрежно нарисованными рунами, но эта улыбка никогда не достигала его глаз. Они стали старше, начали бушевать гормоны, и Алина знала, какой вес скрывался за взглядами Алека на Джейса, потому что она чувствовала, словно такое же бремя упирается ей в легкие – неподвижное и удушающее. Он не улыбался Джейсу – не совсем – потому что за его взглядом всегда скрывалось что-то темное; что-то суровое и испуганное; что-то, чему он не мог дать отпор, будучи слишком занятым, чтобы увидеть, как это его поглощает. Алина давно знает Алека, и он всегда был слишком занят, защищая других, и попытками быть идеальным солдатом, братом, сыном, парабатаем, чтобы беспокоиться о самом себе. Он никогда не был по-настоящему счастлив, потому что не знал, в чем это счастье заключается, его единственный указатель в жизни – радость всех остальных. Она всегда это понимала, хоть и подозревала, что все остальные понятия не имели. Изабель с ее золотым сердцем и упрямой надеждой думала, что если бы Алек только нашел время и поставил себя на первое место, то непременно был бы счастлив настолько, насколько желал счастья им, потому что девушка не понимала, почему бы он не был. Джейс, постоянно чувствуя это трепетное чувство в глубине их связи, полагал, что Алек был просто чересчур заботливым и опекающим, что стоит ему только расслабиться и перестать думать о законах Конклава, как о проповеди, которой он должен всенепременно следовать, то, возможно, смог бы повеселиться. Даже Клэри, едва успев появиться, не могла понять, почему Алеку так тяжело себя принять – потому что никто из них не знал, каково это, потому что никому из них не говорили с детства о том, что фундаментальная их часть – неправильна. Алина знала. Алина чувствовала стыд, вину, отвращение, потому что ее разум, сердце и душа не шли в унисон с шестеренками всех остальных. Она боролась со своей сущностью с 13 лет, не в силах не чувствовать себя предателем каждый раз, когда ее взгляд чуть дольше задерживался там, где не положено; каждый раз, когда ее голос становился чуть более плоским, когда она говорила о том, какие привлекательные у этого парня кубики пресса или его плечи. Даже без необходимости спрашивать Алина знала, что Алек был в той же лодке; возможно, детали отличались, но основы были теми же. Между ними была связь, которая окрепла еще больше, когда они поняли, что есть друг у друга. Но со временем все изменилось. Алек изменился. Алина не думает, что справедливо было бы отдать все лавры Магнусу Бейну, и она также не верит, что он бы их принял; учитывая это, было бы нечестно не признать, что именно он был искрой, которая разожгла в Алеке огонь, что именно он придал Алеку мужества и веры, чтобы поставить себя на первое место, чтобы выбрать себя. Несостоявшаяся свадьба, возможно, была катастрофой и, возможно, судя по всем отчетам, они разбили собственные сердца, как и сердца друг друга на этом пути, но Алина знает без единого сомнения, что это того стоило. Алек всегда был смелым и одним из самых сильных людей, которых Алина знает, но теперь он также намного больше, чем это – он, словно стал легче, начав ходить с небольшом скачком в шагах и улыбаться так, как она никогда прежде не видела. Когда он смотрит на Магнуса, все его лицо сияет, и мало что может это омрачить. Магнус послужил катализатором, но Алек сам себя спас, и это чудесно смотреть на то, как он бесстыдно пожинает плоды. * — У тебя немного, – Алина проводит большим пальцем по своей щеке, сдерживая улыбку. Алек прикасается к своей щеке, и его ладонь оказывается покрытой глазурью, которая также на его носу, подбородке и несколько цветных пятен радужной глазури на его лбу, но она не упоминает об этом. — Хах, – мягко посмеивается Алек, оглядываясь в поисках полотенца, прежде чем пожать плечами и слизать сладость со своей ладони, оставляя еще больше пятен вокруг своего рта. – Кто знал, что приготовления торта будет таким неряшливым делом? Алина выгибает бровь, глядя на Магнуса, радостно подающего оставшиеся кусочки торта задержавшимся гостям вечеринки. — Ну, да, так обычно бывает, когда кое чей жених радостно бросается тортом. — Магнус не бросался тортом, – Алек не в силах удержать собственную радость: смелый шаг для человека с кусочками красного бархата в волосах. – Он просто застал меня врасплох. Я просто не заметил торт. Брови Алины взмывают к ее макушке. — Когда он встретился с твоим лицом? Боже, становление Главой Института действительно повлияло на твои наблюдательные навыки, да? — Я думаю, Магнус влияет на его наблюдательные навыки, – Мариз подходит и проводит большим пальцем по пятнышку глазури, вытирая потом его салфеткой и передавая целую и стопку Алеку, потому что он ответственный взрослый. – Конечно же, никто тебя за это не осудит. — Я осужу. Но уважительно и, конечно же, тебе в лицо, – поднимает руку Алина. Алек закатывает глаза – это такой знакомый ей жест, как и ангельская руна на ее предплечье, и Мариз легко смеется рядом с ним. Приятно видеть ее тоже такой счастливой. Кажется, любовь была нужным катализатором, чтобы вдохновить их обоих. — Мы с Люком уходим, – произносит она и целует единственное место на щеке Алека, где нет глазури. – Ранее время для сна и все такое. Просто хотела поздравить тебя с днем рождения перед уходом. Я бы спросила, был ли твой день хорошим, но твоя улыбка говорит сама за себя. — Спасибо, что пришла, мам, – щеки Алека теплеют, и он крепко обхватывает ее в объятие, прижимаясь своей головой к ее. – И поблагодари Люка за меня тоже. Это действительно много значит, что вы оба смогли прийти. Мариз сжимает плечо сына, когда отстраняется, и на задворках своего сознания Алина думает, что Алек заслуживает этого как никто другой. — Ни за что бы не пропустила. Они разделяют момент, наполненный невысказанными обещаниями и придурковатой улыбкой Алека, а затем Мариз отходит к двери, где покорно стоит Люк, держа их пальто и ожидая, терпеливо при этом улыбаясь. — Не думаю, что когда-либо видела твою мать такой…счастливой. Алек кивает, используя данные ему салфетки, чтобы убрать с лица части торта. — Не думаю, что она была счастлива до того, как появился Люк…снова? – Алек морщит нос. – Если и есть хорошая сторона в том, что ее лишили рун, то это ее новая жизнь, которую она смогла для себя построить. Алина легонько толкнула Алека в плечо. — Является ли твоя новая жизнь хорошей стороной той неудачной почти свадьбы? — Я сейчас лучше смотрю на жизнь, чем раньше, и к тому же, это дало мне лучшие идеи на будущее. Я не собираюсь отменять это, – Алек пожимает плечами. — Отменять что? – спрашивает Магнус, появляясь из ниоткуда и обвивая руками талию Алека и целуя его в висок – что кажется более безопасным вариантом, учитывая румянец, ползущий по шее Алека к кончикам его ушей. — Твою вечеринку-сюрприз на день рождения, – рефлекторно выпалил Алек. Магнус смотрит на улыбку с ухмылкой, которая не сравнится с блеском в его глазах. — Не могу сказать, расплата ли это за то, что эта вечеринка была сюрпризом, или потому, что я кинул радужный торт тебе в лицо – любя, конечно же, – но думаю, ты слегка преждевременно испортил сюрприз, Александр. — Алек смог сохранить лишь один секрет, – шутит Алина, подмигивая Алеку, чей румянец становится ярче. – Но не то, чтобы он был в этом хорош. Я знала, что он гей прежде, чем поняла свою ориентацию. — Ты тоже не была особо скрытна, – сердится Алек. Магнус прижимает Алека ближе, что, кажется, невозможно, потому что охотник и так к нему прирос, но у них получается – возможно, это то, что люди подразумевают под “созданы друг для друга”. — Александр, ты знаешь, что ты любовь всей моей жизни, и я буквально отправился в ад за тобой, но ты такой же скрытный, как гигантская кувалда, бьющая по кирпичной стене. — Говорила же, – пропевает Алина. — Думаю, это хорошо, что мне больше не нужно быть скрытным, – отвечает Алек, вплетая пальцы в волосы на затылке Магнуса, его помолвочное кольцо сверкает в свете поистине показушной люстры, сейчас украшенной разноцветными лентами. — Я, безусловно, этому рад, – хватка Магнуса усиливается на бедре Алека. Алина тихо ускользает из комнаты, потому что знает их достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в том, что вскоре они будут слишком поглощены друг другом, чтобы замечать ее присутствие. И для ее эго будет лучше, если она первой сделает ход – к тому же, она хотела найти Хелен прежде, чем закончится торт. В ее груди свечение, с которым она не может бороться, направляясь к удлиненному столу, где Хелен – благослови ее прелестное личико – ждет с двумя тарелками торта. Несмотря на все ее поддразнивания, Алина действительно гордится Алеком. Из всех, кого она знает, он заслуживает этого…этого счастья, этой любви, которую он смог найти, больше всего. Мир изо всех сил старался удержать Алека и продолжить его испытывать, но Лайтвуд сильный – и очень упрямый – чтобы позволить миру взять над собой верх. Он живет жизнью, которую заслуживает, и его счастье – огромное, эффектное идите нахуй, которое он только мог дать в ответ.