Я грешен, падре

Вообще, Альберт Скотт шёл в священники из-за выгоды, не столько по каким-то убеждениям и, тем более, не из-за веры. Он шёл туда потому, что есть доступ к музыкальным инструментам, а глубокий низкий голос отлично вписывался в хоровые псалмы. И он никак не ожидал, что в церкви, в храме, где всё провозглашает Отца Небесного, на него положит глаз демон. — Ну это потому, что ты не веруешь, падре, — дразнится тот, и лицо его рассекает хищная улыбка. — Ты не единственный, кто даёт слабину и позволяет нам, — жестом указал на себя, — появляться в таких местах. Демон парил в образе какого-то дыма, то ли чего-то в принципе нематериального, и почему-то только для Клэйтона, ибо никто другой его не замечал. И вот когда он появился у него за спиной в облике человека, Альберт на секунду даже испугался. Демон хорош, хитёр, нахален, в какой-то степени изящен; в гибком, развратном теле читается вечный голод, а в глазах — азарт с безуминкой. Именно безуминкой — это не настоящее сумасшествие, не просто желание, а что-то среднее между маниакальной одержимостью и равнодушной скукой. — Брет, — не прекращая коварно скалиться, демон протягивает когтистую руку в рисунках. — Для тебя я Брет. — А я Папа Римский, — буркнул Клэйтон и нарочно отвернулся. Лицо демона вытянулось ещё больше. — Проваливай, я занят. — Любопытно, — тянет Брет, сцепив руки за спиной и заглядывая через плечо священника. — Ты своей музыкой меня призвал, а теперь — проваливай. Это грубо, знаешь ли. — Да я не… — Клэйтон раздражённо обернулся, вдруг осознав. — Погоди, — он прищурился. — Это типа… ты мой? Нет-нет, никакого контракта, но я же могу тебя тут запечатать, — священника осенило, отчего демон, примирительно подняв руки, попятился. — Значит, ты мой. С тех пор прошло две недели. Брет ощутил на себе, что падре — способный экзорцист, просто ему дела нет до отлова таких вот субъектов. Ощутил по полной, когда разозлил. Тогда Альберт крепко прижал его к стене, а чтобы заткнуть — зло поцеловал, с языком сразу, чтоб показать, кто тут хозяин. Демон инициативу оценил. После его развернули в стенку лицом и отымели так, что ноги подкашивались. Теперь Брет приходит почти каждый день, когда в храме никого нет, по вечерам, и провоцирует, провоцирует, провоцирует… — Как же ты заебал, — с чувством говорит Клэйтон на выдохе, отбросив в сторону книгу. Сегодня его очередь дежурить, он третий раз пытается сосредоточиться на тексте, а проклятое исчадие ада, развалившись перед ним на столе, вертит в руках распятие, беспрерывно что-то напевая, вроде как ненавязчиво, но всеми силами привлекая к себе внимание. — Разве тебе не должны быть интересны контракты, принесённые в жертву девственницы и прочее? — Интересны, — кивает тот, — однако ты мне интересен больше. Альберт устало откидывается на спинку кресла. Когда Брет заткнулся, повисла какая-то плотная, вязкая тишина. — Падре?.. Клэйтон вздрогнул. Демон выдохнул это куда-то в шею — томно, тяжело, горячо — а руками уже спускается по рясе вниз. — Я грешен, падре, — повторил он шёпотом, на этот раз не сдержав улыбки. — Я сам грех. Его руки добрались до ремня штанов, а сам он, чтобы не упасть, обмотал длинным хвостом ножку стола. — Ты для этого меня бесил? Брет только лыбится шире, якобы виновато опуская глаза. На молнию брюк. — Ну нет, так не пойдёт. Клэйтон вдруг резко сбрасывает с себя чужие руки, а опешивший от такой смены настроения демон оказывается рывком уложен на столе. И всё бы ничего, если б не специальные путы — порой он вовсе забывает, что Альберт ещё и экзорцист. — Хвост! — шипит Брет, тут же обвивая им ногу мужчины, а сам облизывается. — Я заслужил наказания? Одежда у демона по фигуре, длинная, как и ноги, из какого-то странного материала, который Клэйтон никогда не видел, обтекает всё тело так развратно извивающегося создания. Он обнимает ногами того за талию, прижимая к себе. Священник долго нечитаемо смотрит на довольно предвкушающего пиршество Брета, стягивает мысленно путы сильней, чтоб наверняка, и наклоняется над ним — низко-низко — вдыхая запах пепла, сухой травы и почему-то болотной тины, шепча в острое ухо: — Сейчас я тебя исповедую. По гибкому телу заметно прошла дрожь. Брет на пробу дёрнулся, убедившись, что держат его крепко, замирая как змея перед броском. Хотя сегодня он крыса. Не сказать, что он был одет. Все стратегически важные места доступно оголялись едва не сами собой, и Альберт вообще подумал, что даже одежда является продолжением демонического тела, что тот, вообще-то, выглядит далеко не так, как себя преподносит, и что любые детали созданы из одного комка… материи? Энергии? Некой вот этой вот субстанции. Но Клэйтона это мало заботит. Собственно, на этом они и сошлись. Священник пару раз медленно проводит по груди Брета, по выпирающим рёбрам, по впалому животу, а потом, без предупреждения, навалившись, входит до упора, удовлетворённо слушая выдох, и как хвост судорожно сжался вокруг ноги. Не заботясь, он сразу двигается размашисто, сильно, проникая как можно глубже, а тело под ним отзывчиво реагирует на любое действие. — Асмодей, ты ли это? — Клэйтон задирает мешающее тряпьё выше, прикусывая ключицы. Демон только усмехается. — Я всего лишь Брет, — со стоном отвечает он. — Отпусти, — просит, — я хочу кое-что… Когда невидимые нити ослабли, он рывком переворачивает экзорциста на стол, сев сверху. — Ах, падре, каково это, жить во грехе? — он медленно поднимается и опускается на члене, позволяя любоваться собой; берёт в ладонь руку Клэйтона, и проводит ею по своему телу, вверх, к шее, прижавшись, наконец, щекой. — Обожаю людей, которые пренебрегают правилами. Альберт как-то не проследил момент, когда это у Брета рога и крылья выросли, однако всего лишь кладёт вторую руку на бедро, силой опуская на себя. — Даже не думай, — предупреждает он, когда на ладони начинает вдруг жечься знак спирали. Он хлопает демона по щеке так, будто пощёчину дал, одновременно с этим невидимые цепи сжались вокруг чужого горла. Чуть приподняв Брета, он, не жалея, трахает его, выворачивая конечности под неестественными углами. Тот хрипит, ведь чтобы всё прочувствовать, пришлось и чувствительность вернуть, и ему действительно больно. Но когда широкая ладонь ложится на его изнывающею плоть, Брет в удивлении распахивает глаза, обернувшись через плечо — обычно отношение к нему более пренебрежительное. Клэйтон обхватывает его поперёк груди, снова укладывая животом, вдалбливая в столешницу. Кусает за загривок, между торчащими лопатками и крыльями. Шепчет заклинание. Ровно в тот момент, когда Брет со вскриком кончил, прогнувшись, на его спине проявился какой-то знак, запечатывающий его силу, да и в целом привязывающий к хозяину. От такого зрелища священник толкнулся ещё несколько раз и излился следом, упав сверху. — Ну ты и сволочь, — говорит демон без капли сожаления, а сам только хитро скалится. — Вот теперь ты по всем законам мой, — Альберт устал, но крайне доволен, дёрнув Брета на себя, сгребая в объятия. — Я найду применение твоему хвосту, а за рога будет удобно тебя держать. — Ну-ну, — только облизнулся тот, промолчав. Демон был бы не демоном, если бы позволил так просто себя поймать. А Клэйтон до вечера не замечал на груди, в районе сердца, характерную чёрную спираль.