***
Он действительно ненавидит говорить о себе. Думать о себе он ненавидит еще больше. Психотерапевт закидывает одну ногу на другую. Она держит ручку между указательным и средним пальцем, поддерживая их большим. Тони потирает масляные пятна на своих запястьях. Когда начались ночные кошмары, Тони? Он не говорит ей правды потому, что врал себе слишком долго. Нужные слова никак не слетают с языка. Он платит ей в три раза больше за то, что просто тратит ее время, и возвращается на следующей неделе, чтобы снова ничего не сказать.***
Он берет уроки игры на фортепиано. Волосы его преподавательницы затянуты в тугой пучок, скорее всего, залакированный поверх. Каждый раз, когда он делает ошибку, она щиплет его за запястье. Спустя один месяц он может исполнить мелодию, которую играла его мать. Он прекращает свои занятия. Ему непонятно, почему он всегда тянется к саморазрушению.***
Мальчишка думает, что он может дать ему ответы. Истина в том, что нет верного пути существования при их работе. Стив Роджерс позаботился об этом. Он отнял у него представления о плохом и хорошем. Он больше не знает, что значит быть героем. Он никогда им и не был, в отличие от Стива Роджерса, которого сейчас так и не назовешь. Парень звонит ему каждый день в ожидании ответов, которые Тони не может ему предложить. Он почти ломается слишком много раз. Он едва не звонит, чтобы просто сказать: «Неужели ты этого не понимаешь? Здесь нет хороших ребят». Но это не правда, не совсем; у него просто были завышенные ожидания.***
Квартира Пеппер слишком открыта для солнца. Он просыпается со страшной головной болью и утренним солнечным светом в глазах. Она делает ему кофе от похмелья, будучи в слишком короткой ночнушке, что становится в особенности заметно, когда она садится рядом с ним. Она сгибает свои обнаженные ноги так, что они соприкасаются с Тони. Она хотела переехать с тех пор, как Роджерс оставил его умирать. Это первый и единственный раз, когда он хотел жить один. Они существуют в украденных моментах, в реальности которых Тони не совсем уверен. — Сделай парню поблажку, — говорит она, как будто он знает, как это сделать, — он еще юн. — Слишком юн, — отвечает он. Она не спорит.***
Он держит щит в своей мастерской. На его краях можно увидеть царапины. Маленькие, едва заметные. Доказательства того, что Стив его ударил. Костюм с того раза он тоже хранит. Три месяца спустя он создает новый костюм почти каждый день. Каждый специально создан для противостояния силе вибраниума. Все они бесполезны.***
Когда он полетел на этой ракете в небо, Стив его не остановил. После, когда он воссоединился с Пеппер, она цеплялась за него изо всех сил. Уведомление о пропущенном звонке по-прежнему горело на экране ее телефона. Стив не остановил его. Может быть, он был готов потерять его в тот момент. Может быть, не только он. Все становится похоже на сон. То, как Стив говорит ему, что это билет в один конец. Лицо Пеппер, мерцающее на экране. Вызов, который так и остается без ответа, поскольку ракета выходит в открытый космос. Он часто мечтает о том, чтобы в тот раз он не вернулся. Он говорит себе, что это было бы прекрасно. Пеппер никогда бы от него не уходила. Стив не запустил бы щит ему в грудь. Он плыл бы среди звезд, холодный, мертвый, и любимый.***
Кошмары меняются от ночи к ночи, но имеют ту же суть. Машина сходит с дороги и врезается в дерево. В большинстве случаев это Барнс с рукой на шее матери. Иногда это Тони. Он хватает отца за волосы и смотрит ему в глаза целую вечность. В других кошмарах Барнс душит Пеппер. Она падает на кожаное кресло со стеклянным взглядом и приоткрытым ртом. Тони ждет, когда ее кожа засветится оранжевым. Это не происходит. Он просыпается в холодном поту. Пеппер переезжает спустя два часа.***
(«Мой отец сделал этот щит», — говорит он, но отец никогда не был полностью его, он предпочитал золотого мальчика Стива Роджерса. И все же он оставил щит, как будто изначально он ничего не значил.)***
Возможно, это была его вина. Он считал Стива другом, несмотря на то что он выражал только презрение и неодобрение по отношению к нему. Возможно, это была вина его отца. Пеппер говорит, что любит его, и он знает, что она правда в это верит. Он безрассудно любит ее в ответ. Она может быть единственным человеком, приносящим ему счастье.***
Пеппер плавит ручку в руке, когда видит проблеск Капитана Америки в одном из вечерних выпусков новостей. Это не первый репортаж. Неудивительно, что шесть месяцев спустя общественность все еще задается вопросом его исчезновения. Тони дотягивается до нее и разжимает кулак. Он забирает пластик из ее руки и выбрасывает в мусорное ведро, несмотря на оставляемые ручкой ожоги. Ее щеки покраснели. — Мне жаль, — говорит она, пока он пытается прикоснутся к ней, обжигая руки. — Мне жаль, я не могу… Тони надевает костюм, чтобы иметь возможность ее обнять. Вспотеть получается даже в костюме. Он стабилизировал уровень экстремиса в ее крови. Она вне зоны риска. Он мог избавить ее от него полностью. Он должен был. Но он отказывается оставить ее беззащитной, особенно когда так много людей, которых он считал друзьями, оставили его умирать. Она успокаивается только спустя где-то час. Железо между ними заставляет ее чувствовать себя странно далекой. Он освобождает себя от костюма, и она направляется наверх в спальню.***
Он возвращается к носке сшитых на заказ костюмов, появляется на публике и даже помогает мальчишке. Он задается вопросом, наблюдает ли за ним Стив Роджерс. Временами, по ночам, Пеппер нагревает кончики своих пальцев и проводит ими по страшным шрамам на его груди. Это единственный способ, заставляющий его перестать чувствовать пустоту. Он думает о Стиве Роджерсе и этом гребаном щите, о Барнсе и его металлической руке. Нагретые пальцы Пеппер прикасаются к его вискам. Он всегда носит галстук и жилет, чтобы прикрыть себя на публике.***
После того как он делает предложение, психотерапевт спрашивает его: «Вы счастливы?». Он не отвечает «да», но не говорит и «нет». Он отвечает: — Я счастлив с ней. Это первая правда, о которой он рассказал в этом офисе. Терапевт почти улыбается. — Вы чувствуете поддержку? — Я поддерживаю ее. Вот что я делаю, — говорит он. Затем, как запоздалая мысль, следует: — Она меня чинит. Его посещает мысль, что он никогда не знал, каково это — чувствовать поддержку. В его жизни все сражались против него. За исключением Пеппер, которая сражалась только за него. Особенно когда он этого не заслуживал. На этот раз терапевт выглядит искренне удивленной. Он осознает, что размышлял вслух. — Я не заслуживаю ее, — говорит он, потому что когда дело доходит до Пеппер, ему сложно остановиться. — Но она полна решимости, чтобы остаться рядом. Он не возвращается к психотерапевту после этого.***
Он будит Пеппер, когда ее грудь не светится оранжевым. — Ты счастлива? Она находится в полусонном состоянии. Ее рука обвивает его туловище. Ее щека покоится на его плече. — Несомненно, — отвечает она, и на какое-то мгновение он завидует тому, как легко ей это дается. — Ты тоже можешь быть. Он смотрит в потолок. Она идеально вписывается в его объятия. — Я знаю, — говорит он, и это похоже на начало.