Как взрослые, блядь, люди

Хлесткая пощечина, по идее, должна была привести в чувство. Но нихуя. Паша распалился еще сильнее, закусив губу, растягивая меха аккордеона. Юра только что отхлестал его по щекам во время исполнения песни, и это, черт возьми, можно было отнести к моментам, о которых никогда не расскажешь в приличном обществе за обедом. Оргазм в вакууме, взболтать, но не смешивать. Паша в два шага отошел от Юры, прекрасно зная, что одно неверное движение и он будет раскрыт. Все-таки, не стоило забывать о том, какая он иногда (всегда) сука. Честно говоря, такая вот импровизация, которой они часто баловались на сцене, никак не способствовала душевному спокойствию Паши, который еще с прошлого-то раза не отошел. Ему все еще неловко от вопросов, которыми засыпали его ребята после. Мол, как же так, Паша, ты же терпеть не можешь воротники, зачем ты надел свитер с горлом? А что ему оставалось делать, когда на коже наливались синяки от жесткой хватки? Перестарался, блядь, деятель хуев. Хуже было только то, что Паша, смотрясь в зеркало, сам давил на отметины, кайфуя от легкой боли. Это все ненормально. Это ему не нужно. Они договорились больше такого не повторять, и не важно, насколько сильно Паша об этом решении жалел. Так было лучше для всех. Он совершил круг по сцене, подходя к микрофону, выкрикивая свой текст. Толпа завораживала. Он подпитывался их энергией, дышал ими полной грудью. Ему хотелось разбежаться и прыгнуть в самую гущу, и кричать, пока воздух не уйдет из легких окончательно. Паша почувствовал руку в своих волосах, Юра резко развернул его к себе и потянул вниз, за собой. Это провал, это блядский провал. Паша даже рта открыть не смел, опускаясь следом за ним, стараясь устоять и не упасть на колени окончательно. Юра держал его волосы не в шутку, а всей пятерней жестко сжимал пряди, утягивая вниз. Юра никогда ничего не делал в шутку. Наверное, он все-таки был извращенцем, потому что Паша не просто не мог противиться подобному, он получал от этого удовольствие. Об этом нужно подумать позже, сейчас, чуть откинув его голову в сторону, Юра продолжил играть, как будто все было в порядке вещей, а Паше лишь оставалось подняться, возвращаясь к стойке. Дурацкий Юра. Дурацкий концерт. Зато штаны вот, не дурацкие, потому что они широкие и в них не видно, что у него стояло. В отличие от штанов Юры, Господи помоги. Дальнейшие события развивались словно в тумане. Паша реально не знал, как отыграл до конца, вроде даже ни разу не сбившись. Его разрывало на части, он задыхался от возбуждения. За неполные два часа на сцене, они разве что не целовались, а так, набор «умри от перевозбуждения» был собран. Паша пытался сказать себе о том, что он лишь жертва обстоятельств, но сложно выебываться, когда сам подошел к Юре, падая перед ним на колени. Хотя, хватать за шею тоже не стоило. Паша по-детски расстраивался с этого действия. Ведь они же договорились, что могло пойти не так? *** Отгремев последний аккорд, красиво поклонившись, ребята дружной стройной гурьбой направились в гримерку, допивать все, что не допито, и унести все, что не приколочено. Паша осторожно положил аккордеон на диван, решив пока не складывать его в чехол. Не раз проходили эту схему — все равно рано или поздно Юра начинал импровизировать, и Паша тут же ему подыгрывал. У них всегда так: один следовал за другим, они понимали друг друга с полуслова, иногда даже озвучить свои мысли не успевали, а уже все было понятно. Паша развернулся, натыкаясь на Юру, опирающегося о косяк. Он был настолько серьезным, что Паша почувствовал себя виноватым. Непонятно, правда, пока за что. — Нам нужно поговорить, — спокойно сказал он, скрестив руки на груди. — Наедине. От его голоса засосало под ложечкой, и сразу стало жутко неуютно. Как будто Паша и правда был виноват в том, что произошло. Как будто это он начал. — Хорошо, давай выйдем, — Паша неловко заправил прядь за ухо, и, ловя на себе сочувственный взгляд Кикира, словно нашкодивший подросток двинулся следом за Юрой, в, как оказалось, складское помещение, в котором хранились (читай: пылились) костюмы и прочая атрибутика. Юра пропустил Пашу вперед, и закрыл за ними дверь, снова одаривая изучающим и внимательным взглядом. — Послушай, я… — начал оправдываться Паша. Хотя, по сути, за что ему оправдываться? За то, что у него встал на сцене? Так это Юра его спровоцировал, и потом, он сам не лучше, но он так на него смотрел — что слова вырывались сами собой. — Это все от концерта, адреналин там, все дела, я не соображал, что делаю. — Ясно. — Что тебе ясно? — Все мне, Пашенька, ясно. И, подойдя к нему, Юра снова сжал шею, вырывая у Паши нервный выдох. Он вцепился в его руку, не совсем понятно, зачем: то ли притянуть ближе, то ли оттолкнуть. — Юра, мы… — хрипло сказал он. — Много разговариваешь, — цокнул языком Юра, кусая губы Паши, и тут же давя на плечи, заставляя опуститься на колени. — Юра, блядь! — опешил Паша, чуть не упав от неожиданности. — Ты же серьезно поговорить сюда звал. — Наебал я тебя, прикинь? — улыбнулся он, наклонившись, снова то ли кусая, то ли целуя. Паша поддался вперед, зарываясь в его волосы, и мыслей о том, что это все неправильно и нужно срочно это прекращать — почему-то нет. Ведь зачем, когда можно сейчас позволить ситуации развиться, а уже потом жрать себя за несдержанность. Что, блядь, может быть лучше, правда? Какое-то время они целовались, пока хватало воздуха и пока кровь не начала биться в ушах. У Паши голова шла кругом, Юра и тут проявлял свойственную только ему отдачу, будто бы выпивая из него остатки сил. Ласково ведя пальцем у Паши за ухом, едва заметно поглаживая кожу, Юра приблизился к его уху, шепча: — Ты сегодня был пиздец каким сексуальным, Пашенька, это преступление. У того в животе разом все скрутило, и не было сил не то, чтобы отреагировать на слова, просто ответить. — Я как увидел тебя на коленях, сразу понял, что хочу, чтобы ты мне отсосал. Ты же сделаешь это для меня? Паша, словно завороженный, кивнул, крупно сглотнув. — Нас заметят, — прошептал он, дрожащими руками расстегивая его штаны. — Не думаю, я же с тобой серьезно разговариваю, кому нужно влезать в воспитательный процесс? — Такая ты сука, — выдохнул Паша, оглаживая член Юры ладонью. — Ну хочешь, сделаем вид, что я поверил, что тебе это не нравится? — Мудак, — откровенно сказал он, и тут же получил звонкую пощечину. Звук казался таким громким, что на время оглушил Пашу. Он выдохнул, почувствовав, как тело прошило волной возбуждения. О дивный новый мир, блядь. — Пашенька, мне голову сносит от того, что заводит тебя, — прошептал Юра, гладя его раскрасневшуюся щеку. — Ты нереальный. — Вот теперь точно завали ебало, — Паша подался вперед, смело накрывая член губами, ведя языком по головке, чувствуя, как вздрогнул Юра. Тот запустил руку в Пашины волосы, чуть сжимая пряди, заставляя брать глубже. Паша старался, помогая себе рукой, он ласкал Юрин член языком, пытался взять до самого основания, параллельно запустив руку в собственные штаны, сжимая эрекцию, не сдерживая стона. Юра оказался громким, эмоциональным. Он крепко сжимал пряди Паши, и в какой-то момент просто зафиксировал его голову, начиная трахать его рот. Паша никогда в жизни не испытывал такого обжигающего возбуждения. Он никогда до этого не промышлял минетом в принципе, а уж горловым тем более, и, что было закономерно — в какой-то момент подавился, резко отстраняясь, принимаясь кашлять. Из глаз брызнули горячие слезы, и он жадно хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Юра упал на колени рядом, большими пальцами стирая мокрые дорожки. — Хороший, — прошептал он, целуя его лицо. — Как же, блядь, я хочу тебя, Пашенька. Прямо здесь, разложить бы на полу, и трахать-трахать-трахать, пока есть силы, и пока ты не начнешь умолять разрешить тебе кончить. Паша сглотнул, вытирая лицо, не мигая смотря на Юру. Он был словно зачарованным, забывая об уговоре, о данных обещаниях. — Я правда не знаю, чего хочу больше: растянуть тебя, или чтобы ты сделал это сам, передо мной. — Юра, блядь, — Паша покраснел, подавившись воздухом, он чувствовал себя голым, яйца болели от возбуждения, а он все говорил и говорил, и с каждым его словом земля уходила из-под ног, даром что они сейчас сидели на грязном полу на складе. Юра вновь обхватил его шею, чуть сжимая, просто обозначая, и впился в губы, запуская руку Паше в штаны, обхватывая его член. Паша рвано выдохнул в поцелуй, на ощупь находя член Юры, сжимая его, чувствуя, как весь мир сужается до одной точки. Они двигались не в одном ритме, больше облизывали и кусали друг друга, чем действительно целовали. Юра постоянно то сжимал шею Паши до предела, то просто держал руку, обозначая присутствие. Сколько все это длилось — сказать невозможно, но только в тот момент, когда Паша кончил, задохнувшись собственным стоном, только тогда он почувствовал, что время вообще существовало. Откинувшись на полу, Паша отстраненно наблюдал за тем, как Юра подносит ладонь, испачканную в сперме к лицу, облизывая ее. Он был таким довольным, словно это была сметана. Паша чувствовал, как заалели его уши, и сел, поправляя на себе одежду. — Не бей меня на сцене, — хрипло сказал он. — Я на это, э… странно реагирую. Возбуждаюсь. — Без базара, братан, — Юра поднялся, застегивая штаны. — Как скажешь, так и будет. Только вот Юра по жизни был в режиме наебатора, и не собирался отходить от этой позиции. Паша тоже поднялся, до конца приведя себя в порядок, и, стоило ему пройти мимо Юры, как тот схватил его за предплечье, подтянув к себе. — Я растяну тебя сам, — сказал он, мазанув губами по кромке уха. Паша вздрогнул, отскакивая и больно ударяясь о невесть откуда взявшийся шкаф. — Сука! — прошипел он, растирая плечо. Юра засмеялся, открывая дверь. — Продолжай в это верить. Паша остался один, а вместе с ним остались его мысли, которые вольготно принялись обустраиваться в его голове. Ну они же договаривались не повторять этого. Как взрослые, блядь, люди.