I was looking for a breath of life For a little touch of heavenly light But all the choirs in my head say, no, oh, oh…
Florence+the Machine — «Breath of Life»
*** Она понимает, что влипла, с той самой секунды, как видит его впервые — стоит лишь слегка прищуриться и взглянуть внимательно сквозь боль. Он аккуратно заправляет прядь волос ей за ухо. Она впервые не реагирует так, как учили, так, как привыкла — не выворачивает запястье до хруста и не ломает шею. Она просто смотрит. Он улыбается. — Итан. [Нужно соврать. Нужно соврать, нужно соврать, нужно…] — Ильза. [Мать твою.] — Как в «Касабланке?»* — простодушно интересуется он; на лице — все та же улыбка. — Господи, и вы туда же. Он насмешливо поднимает руки вверх: — Понял. Никаких шуток насчет имени. Но вам все-таки нужно в больницу. Я подниму вас на руки на счет «три», ладно? На самом деле, он делает это насчет «раз». — Как вас угораздило сломать ногу? Она врет. Как и всегда. [Как нужно было солгать насчет имени.] *** — Тебе не кажется, что слегка опрометчиво идти на пробежку с незажившим переломом? Говоря это, Итан осторожно сгибает ее колено. Ильза беззвучно шипит сквозь зубы. — Я страдаю нездоровой склонностью к экстремальным видам спорта. [Ха. Почти правда.] Итан в ответ красноречиво приподнимает бровь — Ильза замечает, что глаза у него зеленые, серо-зеленые, словно водный омут и такие… чистые. [Необремененные.] Хант снова подхватывает ее на руки, и в этот раз Фауст серьезно раздумывает, а не убить ли его к чертовой матери. Ну, или хотя бы вырубить. Тоже вариант. — Напомни, где ты живешь? [Столь сакральный вопрос вынуждает ее сказать правду второй раз за день.] *** — О чем задумалась? Он останавливается и глядит внимательно, ожидая ответа. Ильза прячет руки в карманах куртки и смотрит тоже, вот только не на него, — а на гладкую поверхность озера. Вода блестит такой яркой чистотой, что у Ильзы рябит в глазах. И вовсе не от слез, нет. — Знаешь, ты вовсе не обязан со мной нянчиться. Она не смотрит, но точно знает, что Итан небрежно пожимает плечами. — Где ты найдешь врача в такой глуши? Приличная больница в тысяче миль отсюда. — Надо было выбрать другое место для отпуска. [Не смотри, не смотри, не смотри (колено мелко подрагивает болью), не смотри.] — Нельзя тебя винить, если ты устала от цивилизации. Ильза проигрывает: резко вздергивает голову и смотрит прямо ему в глаза. Его ответный взгляд лучится вселенским спокойствием — спокойствием, обладающим гораздо большей гравитационной силой, чем любая папка с грифом «секретно». — Я слишком часто устаю от цивилизации. — Но ты ведь думала не об этом. — Нет. Он такой… обыкновенный. Не заурядный, нет, нет. Именно обыкновенный. Забавный. Веселый. Спасающий жизни гораздо менее рискованным способом. Ничего не подозревающий. Живущий жизнью, которой у нее никогда не будет. — Чего не будет? Ильза содрогается, осознав, что произнесла это вслух. — Ничего не будет, — говорит она с глухой обреченностью. — Ничего. — Будет, — он ухмыляется своей фирменной ухмылкой и обнимает ее, просто сгребая ее в охапку. — Будет, если мы захотим. [Больше всего на свете Ильза винит себя за то, что действительно захотела этого — жизни с ним.] *** На мгновение Ильза позволяет себе поверить, что у них действительно что-то получится. Надеется, что получится. [Смешно, не так ли? Чертовски смешно.] Итан оказывается невероятно терпелив. Он безропотно сносит бессонные ночи — порождения ее ночных кошмаров. Не устает ругать за вечную ходьбу босиком по холодному полу. Делает вид, что верит ее очередной лжи, когда Ильза вдруг исчезает среди ночи и возвращается под утро. А иногда — не возвращается вовсе. Ильза знает: рано или поздно, его терпение иссякнет. [Но так же она знает, как этого избежать.] Ей нужно просто исчезнуть. Безжалостно разрушить этот хрупкий замок из песка до того, как это неизбежно сделают обстоятельства. *** — Здравствуй. Он старается выглядеть спокойно. Ей же это не совсем удается; пульсоксиметр* срывается на истерический писк. — Здравствуй, — она едва может расслышать свой собственный шепот. Итан невозмутимо проверяет ее показатели. Подкручивает регулятор капельницы и аккуратно садиться на краешек больничной койки; лишь тогда Ильза замечает желваки на скулах. — Могла хоть записку оставить. Она закрывает глаза. Сглатывает. С трудом размыкает веки; от лекарств так и тянет в сон. — Не могла. Я не могла. — Почему? Ильза переводит взгляд на монитор кардиографа, всерьез сожалея о том, что по экрану не ползет прямая линия. *** — Итан, не закрывай глаза. Не закрывай глаза, смотри на меня! Итан! Итан! Нет, нет, нет. Господи, пожалуйста, боже, нет, пожалуйста, нет. Нет. Он смотрит. Ильза не уверена в том, видит ли он ее, но он пытается. Она сжимает зубы, отрешенно пытаясь вспомнить, когда ее последний раз рвало от запаха крови. [Надо же. Давно это было.] Господи, пожалуйста, не надо, не надо, не надо, не делай этого, не надо. Итан улыбается. Мучительно, одними губами. Силится что-то сказать; Ильзе приходится склониться над ним, чтобы услышать: — Ты… с-самое… п-прек-красное, ч-что было… у меня в жизни. Н-никогда не… забывай об этом. Она качает головой: отчаянно, исступленно. — Нет, нет, Итан, не закрывай глаза. Итан, не закрывай глаза! Итан! Итан! Ильза кричит, пока не срывается голос. Пульс не прощупывается.